Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона - Ларина Елена
Тут уже было не до «Финалгона» и английской артикуляции. Не знаю, может, у профессионалок есть какие-то оригинальные методики формального секса с неприятным человеком. Я выбрала самую банальную: решила представлять какого-нибудь другого мужчину, более желанного. Вот только вопрос – кого?
Я скинула халатик, перешагнула через поливановский пиджак и встала перед ним совершенно обнаженная, как на невольничьем рынке.
– Тысяча баксов, – тихо сказала я. – Как ей… Ни доллара меньше.
– Годится, – прохрипел Поливанов, совершенно потеряв голос.
У моего воображения времени особенно привередничать не было. В ускоренном режиме я прокрутила перед собой несколько портретов. На одном из них задержалась несколько дольше.
Мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Высокого роста, подтянут, сухощав, с темными, по-спортивному коротко постриженными волосами. Он был бы даже красив, если бы не перламутровый шрам, перебивший бровь над его левым глазом на две равномерные половинки, что придавало его лицу то ли насмешливое, то ли удивленное выражение. На висках была заметна ранняя, но благородная седина. Легкая хромота, едва заметная…
Пусть будет Лунин. Мне в принципе все равно. Времени нет копаться в памяти в поисках лучшей кандидатуры. Да он мне нисколько не интересен как мужчина. Просто новое лицо, незамыленная физиономия.
Воображаемый Лунин довольно грубо облапал меня руками, прошелся по моему телу вверх-вниз и грубо выругался голосом Поливанова.
– Что за фигня такая! – рявкнул Поливанов басом медведя, который обнаружил, что кто-то уже поспал на его постели. Понятно, что употреблял он слова, близкие по смыслу, но не рекомендуемые к употреблению. – У меня такого еще не было! Ничего не понимаю! Светка…
Он позвал меня уже жалобно, как сестру милосердия.
– Чувствую, что хочу, а он меня не слышит, – стал он рассказывать мне симптомы, разводя руками. – Как чужой! Какое-то раздвоение личности в районе пояса.
– Может, я его сразила своей непорочной красотой? – спросила я, испытывая огромное чувство благодарности к равнодушному органу.
– Тоже мне непорочная красота! – возразил Поливанов. – В жизни не видел такой сексуальной бабы… Я знаю, чья это работа!
– Я тут ни при чем, Михаил Павлович, – поспешила я откреститься от напрасных обвинений.
– Да ты тут ни при чем, – он махнул рукой на мою обнаженную фигуру. – Это все большой теннис. Говорил я: теннис – вялый пенис? Вот и накаркал, Нострадамус! Как это ее угораздило так точно попасть? А подача у нее хорошая. Да еще ветер был в мою сторону…
Он уронил вихрастую голову на руки и пригорюнился, как добрый молодец. Я прокрутила пленку назад, то есть халат опять оказался на мне. Теперь надо было спасать чужое мужское достоинство, утешать самодовольного жлоба в том, что жлобство ему временно недоступно.
– Не переживайте вы так из-за ерунды, Михаил Павлович, – я присела на подлокотник его кресла и осторожно, чтобы случайно не излечить его болезнь, приобняла его за шею. – Удивительно, что вы вообще об этом думали после такого снайперского попадания. Другой на вашем месте сейчас бы лечился и причитал тоненьким голоском, а вы женщину героически домогаетесь.
– Да, я такой, – согласился Поливанов на полном серьезе. – В детстве меня лошадь копытом в это место лягнула и ничего, бабы не нарадуются.
– Правда, копытом? – удивилась я.
– Не, – признался мой несостоявшийся любовник, – это я так, для бодрости духа. В деревне детишки без штанов летом бегают. Вот и я без порток по улице носился. Меня гусь соседский за это место щипнул, но не отщипнул. Наоборот, вытянул… Как ты думаешь, Светлана, это надолго?
– Импо… – чуть не ляпнула я, но во время поправилась. – ИМХО, то есть «по моему скромному мнению» вы через пару дней будете в полной боевой готовности.
– Правда? – обрадовался мой хозяин. – Это тебе твой инстинкт самки подсказывает?
– Женская интуиция, – поправила я его, хотя и мой инстинкт, и моя интуиция уже спокойно почивали в такой поздний час. – Михаил Павлович, может, я пойду тогда?
– Посиди еще со мной немного, – попросил Поливанов. – Со мной это первый раз приключилось. А заплатить я тебе заплачу, ведь ты же не виновата, что так получилось. Форс-мажорные обстоятельства…
Он, наверное, думает, что я очень расстроилась?
– Михаил Павлович, вы за кого меня принимаете? – ответила я строго, как старшая медсестра. – Я бы в любом случае никаких денег не взяла. Вам не кажется, что это для меня оскорбительно?
На самом-то деле я и сама не знала, взяла бы деньги при другом развитии событий или нет, но тон выдержала надменный.
– Свет, не обижайся. Сама понимаешь, в каком я сейчас состоянии, – пробубнил Поливанов, волшебным образом превратившись в человека.
В этот момент мне пришла в голову мысль, что секта скопцов кое-кому была бы пользительна. Но надо было говорить пострадавшему какие-то другие слова.
– Мужской организм – вещь очень тонкая и деликатная, – стала я заговаривать свежую рану. – Это только говорится про сильный пол. На самом деле это только бравада. Такая, например, история. В студенческие времена мужа моей подруги забрали в армию. Она его честно ждала, как настоящая солдатка времен Великой Отечественной. Наконец, его демобилизуют, он возвращается, повзрослевший, погрубевший, с сержантскими погонами и усами. А уходил в армию совсем еще «зеленым» мальчишкой. Ленка, это моя подруга, влюбилась в него во второй раз. Еще бы! Настоящий мужик, откуда ни возьмись… Встреча, застолье, бурная радость, счастье. Наступает ночь. После долгой разлуки супруги в одной постели. Ленка в предчувствии африканских страстей, а у мужа ничего не получается. Оказывается, дембеля, и муж ее в том числе, себе в крайнюю плоть вживляли шарики и ролики, причем в полевых антисанитарных условиях. Думали доставить женщинам на гражданке неземное блаженство. Ленка своего мужа чуть не задушила в постели, как гуннского вождя Атиллу. Потом водила его к врачу за ручку, лечила…
– Вылечила? – спросил с надеждой в голосе Поливанов.
– Вылечила, – ответила я. – И за это опять получила того же неуверенного мальчика, только с усами.
– Съезжу-ка я тоже завтра к Фишензону, – задумчиво проговорил хозяин. – На всякий пожарный. Доктор он хороший, может, массаж какой пропишет или вакуум?
Дети хороши, когда спят (но это не про мою Дианку!), а мужчины – когда облажаются в постели. Куда подевался наглый самоуверенный мужлан? Откуда в этом кресле вдруг очутился тихий и трепетный человек?
– Чехов ведь тоже был доктором? – спросил меня Поливанов, видимо, решив поменять тему разговора.
– И Булгаков, и Вересаев, – ответила я.
– И Розенбаум, – добавил хозяин. – А какие русские писатели, по-твоему, Светлана, хорошо пишут?
Без мужского начала Поливанов превратился в совершенного ребенка. Даже вопросы стал задавать неожиданные, детские.
– Ну… Достоевский, Толстой, Тургенев, Бунин, Набоков…
– Как ты сказала? Нагибин?
– Набоков, – поправила я.
– Сможешь с ним связаться?
– То есть как связаться?
Что-то я перестала понимать своего хозяина. Словно он был потрясен серьезным ударом в голову на боксерском ринге.
– По электронной почте, телефону. Не знаю, через издательство… Он, правда, хорошо пишет?
– На мой взгляд, лучше всех. Но я к нему очень пристрастна.
Услышав о страсти, Поливанов тяжело вздохнул. Надо мне быть повнимательнее, чтобы не усугубить душевную травму. Или наоборот?
– Я думаю, на телевидение надо позвонить, – продолжал рассуждать хозяин. – Он же там работает, программу делает.
У сивого мерина начался бред одномастной кобылы!
– Кто?! – воскликнула я, уже начиная всерьез опасаться за его здоровье. Может, для мужчин такие фиаско действительно сродни всемирной катастрофе?
– Набиев. Дмитрий Набиев, – ответил Поливанов. – Не знал, что этот шоумен еще и талантливый писатель. Думал, он только «Чужие окна» ведет, мерзавцев и извращенцев в студии собирает, баб классно играет. А он еще книжки пишет, оказывается.
