Отражение в мутной воде - Арсеньева Елена (бесплатные версии книг txt) 📗
– Ал-ле?..
Одно из двух: либо Тамарка по-прежнему выкуривает по две пачки в день, подобно Жану Маре, который таким замечательным образом решил в молодости приобрести хриплый голос, либо в ее квартире завелось существо мужского пола!
– Ал-ле? Кой хрен звонит в такую рань и молчит?
Пожалуй, все-таки мужик. А поскольку способа убивать людей по телефону, как верно подмечено в одном классическом детективе, еще не придумано, Тина осмелилась-таки вступить в разговор:
– Извините за ранний звонок, пожалуйста, вы не могли бы позвать Тамару, если не затруднит, конечно?
– Затруднит, – прохрипел голос. – Нету здесь никаких Тамар!
Тина просто-таки воочию увидала, как он тянется бросить трубку, и испуганно залепетала:
– Подождите, подождите! Это 292-92-40? Такой номер?
– Номер такой, а Тамары все равно нету, – с жутким подвывом зевнув, сообщил незримый собеседник.
– Ой, подождите, ради бога, не бросайте трубку! – заверещала Тина. – Почему нет Тамары? Это ведь ее телефон, Тамары Голландской. Улица…
– Я и сам знаю, на какой улице живу, – перебил обладатель хриплого голоса. – А твоя Тамара квартиру продала и смоталась в Израиль, понятно?
– Ка-ак? – выдохнула Тина.
Однако разговорчивость утреннего собеседника имела свой предел: после короткого раздраженного: «За хорошие башли!» – в трубке зазвучали короткие гудки.
Томка уехала в Израиль… С ума сойти! Уехала – и даже ничего не сообщила подруге! Неужели до сих пор в обиде на Тину после их последнего разговора? Тина тогда ляпнула что-то вроде: Израиль, мол, это совершенно искусственное государственное образование, вроде жутковатой (по способу возникновения) Еврейской автономной области, ну а историческая судьба евреев – растворяться во всяком другом народе…
– Много ты понимаешь в исторических судьбах евреев! – обиделась Тома, которая после переезда в Москву будто с печки упала – столь остро начала ощущать свою национальную принадлежность и все разговоры теперь сводила к тому, что коричневая чума в России подымает голову. Конечно, это были чисто столичные модные слоганы, однако Тина по-глупому обижалась, напоминала Томке про Хабаровск, где живут самые что ни на есть щирые интернационалисты (дальневосточная специфика!), та огрызалась… И вот вам – нате! Уехала!
– Девушка, вы уже поговорили? Разрешите!
Кто-то вынул из ее рук телефонную трубку.
Тина затравленно огляделась, постепенно начиная постигать, что, собственно, произошло. Тамары больше нет в Москве, а это автоматически означает, что у Тины больше нет в Москве приюта. Она здесь одна, совершенно одна!
Одиночество навалилось, как тяжелый, душный мешок, закрывший весь мир. Тина физически ощущала грубую холстину, липнущую к лицу и отнимающую дыхание. Так и чудилось, что мешок вот-вот будет перехвачен у щиколоток, потом Тину схватят чьи-то грубые, немилосердные руки, куда-то поволокут, и очень скоро она ощутит, как расступится студеная вода Москвы-реки под тяжестью ее тела…
Тина вздрогнула так, что чуть не упала. Какая-то семейная пара испуганно шарахнулась в сторону вместе со своими сумками.
– Ломка небось! – донеслось испуганное.
Да, пожалуй, и правда. Ломка всей жизни, всех надежд!
Ну, ничего-ничего, попыталась успокоить себя Тина. Самое разумное – пойти в гостиницу. Хотя бы на сутки: помыться, отоспаться, немного прийти в себя. Попроситься в двух-, а лучше в трехместный номер, чтобы не оставаться в этом гнетущем одиночестве. Болтовня соседок успокоит ее…
О господи, всю жизнь Тина предпочитала собственное общество любому другому, а теперь… фонарик, что ли, купить вон в том киоске, включить его и восклицать, подобно Диогену: «Ищу человека!»
И внезапно ее осенило. Есть, есть у нее знакомые в Москве! Это муж и жена. Правда, знакомство с ними очень даже шапочное, вернее, телефонное. С этой самой женой Тина говорила раза два-три, когда та звонила в Нижний. И это была Людмила Ивановна, мачеха Валентина!
Тину передернуло. То ли привычный озноб, то ли и впрямь могильным холодом повеяло при воспоминании об этом имени. Ладно, не надо преувеличивать. Они с Людмилой Ивановной всегда так мило беседовали, та считала, что Тина должна ей звонить и даже наведываться, если вдруг окажется в Москве.
Ну вот и оказалась. А денег за спрос по-прежнему не берут. Почему не попытать счастья?
Вот только номер бы вспомнить… А он был элементарный: 145-45-45. Просто грех не позвонить по такому телефону!
Только не сейчас. Хотя бы часик, а то и два надо еще потерпеть. Люди спят. Первое побуждение в таких ситуациях – поскорее избавиться от абонента и отправиться досыпать. Нет, уж лучше Тина как-нибудь проведет время… скажем, сходит в душ. Есть ведь здесь где-нибудь душ, на этом вокзале!
«Цивилизация портит человека», – подумала Тина спустя час, когда, с ног до головы вымытая, с подновленно-рыжими волосами, она вновь подходила к ряду телефонов-автоматов. Это же надо, чтобы на душе так полегчало после обыкновенного душа, принятого, прямо скажем, в экстремальных условиях!
Или цивилизация здесь как раз ни при чем? Вода извеку была целительницей, смывала хвори действительные и мнимые, сглаз, порчу, притку и уруки, относ и призор.
Ох, дал бы Бог, чтобы и с Тининой жизни она смыла наконец это мрачное, липкое, будто кровь, наваждение!
Веря в лучшее, Тина набрала номер – и сердце ее упало, когда вместо акающего, медлительного говора Людмилы Ивановны в трубке зазвучал торопливый мужской голос:
– Алло! Вас слушают!
Это не мог быть отец Валентина: он ведь прикован к постели. К тому же голос молодой.
«Наверное, ошиблась номером», – приободрила себя Тина и молча повесила трубку. Перевела дух – и снова набрала 145-45-45, до боли вдавливая пальцы в кнопочки. Однако голос от этого не изменился:
– Да, слушаю. Кто это?
– Извините, – пискнула Тина. – Позовите, пожалуйста, Людмилу Ивановну…
– Не могу, к сожалению, – приветливо сказал мужчина. – Ее дома нет.
О господи! Неужто и она уехала в Израиль?!
– Извините, а когда она будет? Я перезвоню, если можно…
– Вряд ли вы ее застанете. – Голос не утратил беспечной приветливости. – Мужа Людмилы Ивановны позавчера увезли в больницу, она тоже там.
– Ох, боже ты мой… Что с ним?
– С легкими что-то. От неподвижного положения. Но я с Людмилой Ивановной каждый день общаюсь и могу ей передать все, что вы скажете.
Тина замялась. Эх, да что толку приветы передавать! Разве Людмиле Ивановне теперь до ее приветов? Хотя…
– А вы кто? – отважилась спросить.
– Я? Ну, как бы это объяснить попроще… У ее мужа был сын, а я – его двоюродный брат. По матери.
– Двоюродный брат Валентина?! – недоверчиво воскликнула Тина. – Не может быть!
– Почему это? – Собеседник вроде бы даже обиделся. – Что, Валька хуже других, что ли? А вы сами, собственно, кто?
Что ответить?
– Н-ну… знакомая.
– Чья? Людмилы Ивановны?
Мужик, похоже, большой любитель потрепаться! Сразу видно, что до столицы еще не дополз нижегородский эксперимент по установке счетчиков на телефоны.
– Нет. Скорее Валентина. Но это неважно. Вы не могли бы передать Людмиле Ивановне, что звонила Тина? Я… понимаете, я сейчас в Москве… ну, я звоню с вокзала, думала, может…
– Ти-на? – недоверчиво переспросил мужчина. – Нет, правда?
– Да, а что такое? – озадачилась она, не совсем понимая, чем вызвано изумление: самим фактом звонка или ее дурацким именем.
– Это просто мистика какая-то, – пробормотал он. – Людмила Ивановна почему-то так и знала, что вы появитесь! Она из-за вас очень переживала, в смысле, из-за Валькиной гибели. Несколько раз даже попыталась до вас дозвониться, но все без толку. И вчера мне сказала: «Славик, если вдруг позвонит Тина, скажи, что я ее всегда буду рада видеть, а если она окажется в Москве…» Вы сейчас в Москве, я правильно понял? – перебил Славик свою патетическую речь.
