Стриптиз на гонках - Бартоломью Нэнси (читаемые книги читать .txt) 📗
— Я не хотела… то есть я не думаю… не должна…
Я запнулась, так и не найдя подходящего объяснения.
— Иными словами, Кьяра, — Эл внезапно заговорил со мной не как брат, а как полицейский, — ты сама не знаешь, кто он на самом деле. Кьяра, не прикрывай человека, в котором не уверена. Девочка, ты можешь сама себе навредить. Не позволяй своим чувствам вставать на пути у правды, потому что правда рано или поздно все равно откроется. Кьяра, не в твоих интересах оказаться в центре полицейского расследования.
— Дочка, можешь подойти на минуточку? — окликнула из кухни мама.
Это спасло меня от необходимости отвечать Элу, и очень кстати, потому что я совсем запуталась. Никто, по-видимому, не собирался мне рассказывать, что происходит. Я оказалась в подвешенном состоянии. Может, Джон меня просто использовал? Может, он был замешан в каком-то неблаговидном деле? Но с другой стороны, вполне возможно, что он работал над неким заданием, о котором не имел права рассказать даже коллегам-полицейским. А в результате кому придется рискнуть и попытаться прикрыть человека, о котором даже неизвестно, можно ли ему доверять? Мне, Кьяре Лаватини, мисс Без Тормозов.
Глава 16
Я уже поняла, что буду просто счастлива, когда наконец придет время ехать на работу. По-видимому, когда детектив Уилинг удалился в гневе, мама почувствовала, что над моей головой собираются тучи. А когда Леонора предчувствует неприятности, никому не будет покоя, пока она не докопается до истины.
— Кьяра, что происходит? — спросила она, как только я вошла в кухню.
— Ничего, мама, просто у этого человека вспыльчивый характер. Он придумывает то, чего нет на самом деле.
Мама сняла с плиты большую кастрюлю с макаронами, подошла к раковине, откинула макароны на дуршлаг и с грохотом водрузила посудину в раковину. Мой ответ ей не понравился. Она включила воду на полную мощность, добавила жидкого мыла и высказалась:
— Не собираюсь терпеть, когда родная дочь лжет мне в глаза! — Она круто развернулась и посмотрела на меня — точь-в-точь как когда я и братья были детьми. — Посмотри сюда, Кьяра, — сказала она, тыча пальцем себе в лицо, — посмотри мне в глаза и повтори все это снова. Значит, ты не знаешь, что происходит, почему тобой интересуется полиция? Твоя совесть чиста?
У меня в животе закололо, к горлу подступил ком, я сглотнула. Как ни странно это прозвучит, но я не лгала матери. Еще когда мне было восемь лет, я поклялась никогда ее не обманывать. Мама была слишком серьезной силой, чтобы с ней не считаться.
В кухню вошел Эл, привлеченный запахом булькавшего на плите соуса — это был мамин фирменный соус, с оливковым маслом и большим количеством чеснока. С секунду я надеялась, что Эл заговорит и тем самым спасет меня, но ма подняла руку, на которой все еще была надета стеганая рукавичка-прихватка, и дала ему затрещину.
— Даже не думай! — предупредила она. — Пусть твоя сестра сама копает себе яму, пусть она обманет свою мать, если уж дело дойдет до этого.
И я сказала правду — а что еще оставалось делать?
Ма не останавливалась ни на секунду, так уж она устроена — просто не может сидеть спокойно, особенно если ее что-то или кто-то беспокоит, а сейчас она была очень взволнована. Когда я говорила про смерть Руби, мама резко втянула воздух сквозь зубы, рука с ложкой на секунду застыла в воздухе над миской с соусом. Она оглянулась, посмотрела мне в глаза, и в ее взгляде я прочла боль.
Когда я дошла до той части, что касалась Джона, и стала рассказывать, как он целовал брюнетку, а потом явился ко мне в трейлер и стал целовать меня, мама сначала покраснела, а потом покраснела опять, еще гуще. Она поставила на стол миску с дымящимися макаронами и кастрюльку с белым соусом, смахнула с плиты крошки чесночного хлеба и жестом пригласила меня и Эла к столу.
— Мама, что такое любовь? — спросила я.
Она быстрым движением стукнула меня по макушке деревянной ложкой.
— Ой! За что?
В человеческом обществе существуют самые разные ритуалы, и некоторые из них кажутся совершенно бессмысленными. Я должна была задать вопрос, он был частью ритуала, и ответная затрещина, по-видимому, тоже.
— Мама, я не знаю… я недостаточно хорошо его знаю, чтобы любить.
Мама положила ложку и пристально посмотрела мне в глаза, в них что-то блеснуло — не знаю, слезы или что другое.
— Ах, Кьяра, — тихо сказала она, — похоже, ты влюбилась не на шутку.
В комнате вдруг повисла полная тишина, воздух наполнился паром, запахами спагетти и соуса. Наконец Эл весьма находчиво подавился спагетти, мама наклонилась над ним и стала хлопать по спине.
— Да что с тобой такое? — воскликнула она. — Твоя сестра влюбилась, а ты только о том и думаешь, как бы набить брюхо! Имей хоть немножко уважения к чувствам!
— А ты, — она снова переключила внимание на меня, — ешь! Ты видела когда-нибудь, чтобы мужчина был счастлив с тощей женщиной?
Мы рассмеялись, напряжение на время спало, но я знала, что следующего раунда ждать не так уж долго. Лучше уж поскорее поесть и сбежать в “Тиффани”, где всех интересует только один вопрос: на какую сумму я смогу заставить клиентов раскошелиться сегодня ночью?
К тому времени, когда я проехала по Томас-драйв и свернула на автостоянку перед клубом, я уже вышла из образа Кьяры — маминой дочки и вошла в образ Кьяры — повелительницы ночи. Независимо ни от чего нам с Флафи все равно нужно платить по счетам и покупать макароны. А чтобы быть повелительницей ночи, нужно иметь ясную голову на плечах.
Собираясь выйти из дома, чтобы ехать на работу, я всегда замечала в себе перемену. Я словно становилась выше, вытягивала себя вверх за макушку и расправляла плечи, привлекая внимание к груди. Мои движения становились более медленными, выразительными. Я пудрила и смазывала кремами каждый квадратный дюйм своей кожи, потому что в “Тиффани” мое тело — не просто тело, а храм, и мне нужно было привлекать прихожан-поклонников, желательно побогаче, с толстыми, готовыми раскрыться кошельками, которые так и сочились деньгами.
Не поймите меня превратно, большинство мужчин, с которыми я общаюсь, мне нравятся, я не против поболтать с ними, послушать про их проблемы и мечты, но суть в том, что это моя работа. Вот так, ни больше, ни меньше.
Итак, входя в гримерную, я двигалась под музыку, которая звучала у меня в душе. Я была в форме. Поэтому мне захотелось одеться в костюм Клеопатры. Я надела черный парик, накрутила на руку маленькую резиновую змейку и завернулась в тогу. Просто, но эффектно.
В тот момент, когда я выходила на эстраду, Ральф запустил дымовую машину. Когда я готовила этот номер, то пыталась уговорить его и еще нескольких ребят вынести меня на плечах, но Ральф отказался, сказал, что у него слабая спина. Я знала, что это ерунда, но не стала настаивать, так как догадывалась, в чем дело. А дело в том, что Ральф молодой, он испугался, что не сможет себя контролировать, и не хотел поставить себя в неловкое положение на сцене. Так что мне пришлось отказаться от своей затеи, хотя это был бы очень эффектный выход.
И вот я появилась перед публикой в клубах дыма. Я подняла руку и чуть-чуть покачала ею так, чтобы змейка извивалась как живая. Затем медленно пошла вперед, слегка пританцовывая в такт музыке и поглаживая руками бедра. Музыка набирала темп и громкость, а потом вдруг резко оборвалась. Пауза держалась два счета, и в этот момент я одним резким движением сорвала с себя тогу.
Теперь я стояла на краю подиума, на мне было только крошечное золотое бикини да змейка на руке. Тогда-то я и заметила ребят с гоночного трека. Впрочем, их при всем желании невозможно было не заметить. Толстяк был до того возбужден, что даже подергивался, думаю, у него было нечто вроде припадка. Фрэнк пожирал меня похотливым взглядом и стоял при этом чуть ближе к сцене, чем разрешалось. Остальные члены команды Роя Делла столпились за Фрэнком, но меня интересовало, где же сам король трека.
