Западня - Малышева Анна Витальевна (книга жизни txt) 📗
Обидно ужасно!
Насчет денег она оговорилась, сказав, что муж, конечно, мог истратить некоторую сумму, пока она отдыхала в Мариенбаде. Но сколько — она не знает, он ей по телефону не докладывал. Уж конечно, не все, и даже не половину. Покойный любил выпить, показать себя во всем блеске, особенно перед хорошенькими девушками, но денег на ветер не бросал. Тут он исповедовал твердые принципы — иначе бы они никогда не набрали денег на хорошую квартиру. Мулевин начинал свой бизнес с нуля и привык на всем экономить.
— Хорошо еще, что нас ограбили после того, как мы квартиру купили, — вздохнула Анастасия. — А если бы до… Тогда бы я с детьми на улице осталась. А так хотя бы квартира цела.
— Больше ничего в сейфе не было? — поинтересовался Балакирев.
— Я все написала. Правда, я что-то не вижу, где его заколка для галстука. Миленькая такая заколка, золотая, с аметистом. Я еще раз посмотрю в его гардеробе, может, вчера проглядела. Надеюсь, что хоть ее не украли. — И, внезапно воодушевившись, женщина воскликнула:
— Но у меня в голове не укладывается — как он открыл дверь посторонним?!
Вы не представляете, сколько он мне крови испортил этой сигнализацией! Я была против, чтобы он ставил эти чертовы датчики во всех комнатах! В марте уже нарвалась на милицию — приехала с детьми из больницы и забыла отключить эти чертовы датчики! И приехали такие головорезы с автоматами… Колька так испугался, что штанишки обмочил. Да и я натерпелась.
Пришлось им показывать паспорт, прописку… Короче, лишние хлопоты. А муж был доволен — сработало! Так зачем было ставить все эти ловушки, если он сам их отключил?!
— А раньше он открывал посторонним? — поинтересовался Балакирев.
Анастасия твердо ответила — ее муж был очень осторожен. Даже патологически осторожен, это доходило до болезненности. Он поставил сигнализацию еще до того, как в квартире был сделан ремонт и они туда въехали. Красть тогда было нечего. Там даже никто не жил. Но муж сходил с ума, когда представлял, что в квартиру кто-то заберется,.
— Когда мы с Валерой только начинали дело, у нас как-то обокрали офис, — пояснила она. — И нам пришлось очень туго. Украли все — даже компьютеры вынесли, даже люстру сняли. Всю ночь вывозили, гады… Пришлось брать еще один кредит, залезли в долги… И все-таки выжили. Это, я считаю, была победа! Несколько лет прошло, я насчет воров давно успокоилась, а он до сих пор считает, что каждый прохожий хочет его ограбить. То есть считал… — поправилась она и умолкла.
— То есть посторонним людям он бы не открыл? — уточнил Балакирев.
— Никогда, — решительно ответила Анастасия и запалила вторую сигарету. На этот раз она сделала затяжки четыре, после чего яростно расплющила сигарету в пепельнице. Взглянула на часы:
— Знаете, у меня там мама с детьми сидит. А они со вчерашнего дня плачут. Не из-за отца, они ничего не поняли. Просто не хотели возвращаться в Москву. Даже маленькая, кажется, не хотела. Конечно, в Мариенбаде воздух чище, тишина, красота…Господи, в кои-то веки попыталась отдохнуть — и на тебе! Завтра похороны… Голова кругом идет. Мне нужно ехать. У вас все или еще есть вопросы?
Балакирев попросил ее немного задержаться. Ему нужен был список тех людей, которым ее покойный муж точно открыл бы дверь. Может она составить такой список?
Анастасия развела руками:
— Это слишком долго! Во-первых, это все его сотрудники, во-вторых, все наши родственники, потом его приятели… Всего человек тридцать. Можно, я это сделаю дома? Ей-богу, чувствую, что дети плачут! Да и мама не в себе. Знаете, у нее вчера была истерика. Я и не знала, что она так любила Валеру. Мне всегда казалось, что он ей не нравится. Конечно, ее не устраивала разница в возрасте.
Ведь он меня старше на двадцать один год! Папин ровесник, представляете? — Анастасия снова обмякла и тихо добавила:
— А мне с ним было хорошо. Несмотря ни на что. Извините, я что-то тоже расклеилась…
Тогда же, в понедельник, Балакирев получил наконец результаты экспертизы. Ему вернули нож с инкрустированной рукояткой и приложенное к нему заключение. Балакирев вызвал к себе в кабинет Ольгиного отца.
Видимо, сокамерники успели его просветить насчет юридических формальностей, потому что он горячо заговорил, едва переступив порог:
— Или предъявите обвинение, или отпустите! Не имеете права меня тут держать!
— Нет, серьезно? — деланно удивился Балакирев.
Юрий, который тоже присутствовал при допросе, только хмыкнул. Ватутин распалился еще больше:
— Уже четвертые сутки сижу, это незаконно! Я начальству вашему напишу, если не отпустите!
— Ну, напишите, — согласился следователь. — Я вам даже ручку дам и листочек.
— Значит, не отпустите? — . — вызывающе спросил Ватутин. — Хорошо… Уж я теперь знаю, что мне делать!
— Я тоже! — оборвал его Балакирев и указал на стул.
— Да вы садитесь, — добавил Юрий, видя, что Ватутин по-прежнему мнется у двери. Отваги как не бывало — он выглядел окончательно сбитым с толку. Наконец подошел к столу и присел.
За эти дни Ватутин стал выглядеть заправским заключенным — он уже на свободе порядком продвинулся по этому пути. Лицо заметно осунулось, он еще больше похудел. Вынужденное воздержание от алкоголя его не красило — он стал дерганым, постоянно тер и сжимал свои грубые темные ладони, как будто здоровался сам с собой.
— Слушайте, Ватутин, у нас с вами будет серьезный разговор. От того, как мы поговорим, будет зависеть, что именно я напишу прокурору. Вы мне ничего нового сообщить не желаете?
— Отпустите меня, — забубнил Ватутин. — Что за безобразие? Дочь убили, теперь меня засадили". Что я сделал-то? Вы бы хоть сказали!
Он жадно смотрел на сигареты, которые заметил на столе Балакирева. Тот достал из пачки одну и вручил Ватутину:
— На здоровье. — И, глядя, как тот суетливо закуривает, спросил:
— Ну, так что — не припомнили, откуда у вас плейер?
Тот вскинул голову и уже привычно заканючил:
— Говорю же — дочка забыла. Пятого мая пришла и забыла. Что это — преступление, что ли? Тем более я сам его отдал Алке! Если бы я его продал — тогда другое дело.
А тут непонятно, за что посадили!
— Ватутин, я вам раз десять уже объяснял — не могла она его забыть пятого мая. Пятого мая он еще лежал в магазине! Его купили только тринадцатого!
Балакирев знал, о чем говорит. В пятницу он взял разрешение для повторного осмотра квартиры Мулевина Он искал товарный чек на плейер и в конце концов нашел его, причем на видном месте — на тумбе под телевизором, перед рядом видеокассет. Видимо, Мулевин положил его туда, придя из магазина, а потом забыл выбросить. Или же намеревался вручить его Ольге в качестве гарантийного талона — теперь уже неизвестно. Во всяком случае, расстались они так стремительно, что вряд ли девушка вспомнила о гарантийном талоне. Балакирев забрал чек, попутно выяснил, что Синатра так и не вернулся. Где сейчас блуждала эта насмерть перепуганная собака, которая, скорее всего, видела сцену убийства?
Наверное, подалась в ближайшие дворы. Переживет на воле стресс и потом сама вернется. Такие случаи ему уже попадались — даже самые верные животные не в силах были находиться в одном помещении с трупами хозяев и, если могли — сбегали.
Для пущей убедительности он показал чек Ватутину.
Тот добросовестно рассмотрел его, но ничего, как видно, не понял, потому что снова заканючил:
— Ольга забыла, а мне отвечать Она его что — украла? Так и спрашивали бы с ее мамочки! Совсем распустила дочь, сука такая! — И он неожиданно отвесил длинное кудрявое ругательство.
Балакирев спрятал чек в папку, почти не прислушиваясь к бормотанию задержанного. Тот твердил как заведенный: «Пятого мая была и забыла. Я виноват, что ли? Говорю же — пятого мая забыла».
— Ну хватит, — оборвал его Балакирев. — Себе же хуже делаете, глупости говорите. Лучше бы сказали — виделись с дочерью после тринадцатого мая? Может, заходила?
