Я твоя истина (СИ) - Немиро Людмила Ивановна (читать полную версию книги txt) 📗
— Ох, как я испугался, — хохотнул мужчина, наверняка убежденный в том, что выстрелить мне смелости не хватит. Однако давно всем известно: хочешь убить — убивай, но переговоры не веди.
Шмыгнула носом и невольно выдохнула с облегчением, потому что Клио пошевелился и даже смог немного привстать.
— Стреляй… — прошептал он и оказался прав, потому как «ястреб» кинулся в мою сторону.
Пальнув три раза, разнесла бандиту голову. Бросилась к греку, собираясь помочь ему встать.
— Лена! — нечеловеческим голосом проорал Хавьер, привалившись к косяку. — Беги из дома! Быстро! На улицу беги!
— Что такое? Нужно забрать Клио… — вылупилась я на охранника, но он грязно выругался и, приблизившись, за шиворот вытащил меня в холл.
— Живо! Сейчас рванет!
Что? Рванет? Какого…
— Взрывчатка?
— Весь дом напичкан! Выметайся, блядь! Не мешай мне! Я справлюсь сам!
Хави почти падал с ног, поэтому и засомневалась в его возможностях. Но он так кричал, что ослушаться было опасно. Тем более, что я доверяла Хавьеру на сто процентов. Он ведь и не в таких передрягах бывал — поможет хозяину и другу по совместительству.
Черт, это больше похоже на жуткое желание прогнать меня прочь, чтобы я не стала свидетельницей смерти Клио.
Нет. Нет. И еще сто тысяч нет. Так думать нельзя. Все будет хорошо… все наладится…
Ни хрена не наладится, Лена! Даже, выжив, грек не сможет вынести смерти брата. Он потерял всех. Он лишился всего. Мы чертовски внезапно растратили лимит на возможное будущее спокойствие. То есть даже не воспользовались этой услугой, как вдруг ее вырубили.
Сука-счастье помахало ручкой, заставляя грека харкать кровью, а меня захлебываться в собственном черном отчаянии. Все мертвы. Все стерто в порошок.
Ненавижу тебя, жизнь. Ненавижу тебя, любовь. Ненавижу все, что может дышать, двигаться, радоваться… презираю человечество, стремящееся убить побольше и хладнокровно взирающее на страдания слабейших…
Вырвите мне сердце, я больше так не могу…
— Лена, — выскочила из распахнутых ворот Жанна. — Скорее, я отогнала машину. Где Клио? Хави вытащит его, да?
Что-то щелкнуло внутри меня, и я ошеломленно рванула к дому, словно только сейчас осознав, что охранник действительно не справится.
Всего два шага и…
Внезапный мощный взрыв…
Волной горячего воздуха меня отбросило назад, как и Жанну, и, влетев спиной в кустарник, я затихла. Лежала с расцарапанным лицом и руками, пораненными шипами роз, и смотрела в потемневшее от дыма небо. В ушах звенело, все казалось медленно двигающимся, заторможенным: и серое облако, поднимающееся надо мной, и оседающий пепел…
Или пыль… не имело значения…
Я мало что запомнила из того момента. Кажется, выбралась из кустов, долго стояла, глядя на охваченный огнем особняк, на окна, которые лизало оранжевое пламя, на черный проем двери, из которого никто не выходил. А затем и там все вспыхнуло, сжигая последнюю надежду.
Кажется именно тогда я и побрела в неизвестном направлении. За плечами висел рюкзачок с документами на новое имя, использовать которое я и не собиралась. Помню, мимо пронеслись машины: полиция, «скорая» и пожарная служба.
Наверное на меня смотрели прохожие. Вероятно я была вся в крови и разодранной одежде.
Вошла в незнакомое здание, — кто-то указал мне на него, — и пустым взглядом скользнула по лицу женщины в белом халате, которая пыталась коснуться меня. Тогда, опустив голову, и заметила свои окровавленные грязные руки, трясущиеся так сильно, словно я была больна.
Спрашивали сначала на незнакомом языке, а затем на английском мое имя, а мне невозможным казалось отлепить язык от неба. Вроде бы сняли рюкзак и отыскали документы. Назвали по имени и новой фамилии.
— …в особняке господина Кавьяра? Вы проходили мимо особняка? Он полчаса назад взорвался… — донеслось до моего слуха, будто сквозь вату.
Тогда платину и прорвало…
Пол оказался катастрофически близко, а от болезненного падения и вовсе свело скулы. Кричала, кусалась, отбивалась от людей в белых халатах до тех пор, пока внезапно потяжелевшие веки не стали предательски опускаться. А в общем-то мне только это и было нужно. Уснуть и никогда больше не просыпаться. Никогда больше не знать боли и даже радости. Чувства отменяются, абсолютно все чувства отменяются.
Теперь мне нет дороги назад…
Полгода спустя
Марокко. Касабланка. Психиатрическая клиника
(Далее повествование намеренно ведется от первого лица в настоящем времени)
— А вот это сюжет детектива, и его очень умело написала Анна-Мари, — произношу с вымученной улыбкой и смотрю на бледную инфантильную девушку, которая улыбается мне гнилыми зубами.
— Лена, как это назвать? — возмущается Кристи. — Ты ведь не прочла все наши отрывки за одну ночь. Невозможно ведь.
— Все возможно, если захотеть, подруга, — пожимаю плечами и, встав из-за стола, добавляю: — Конкурс закончен. Вечером узнаем победителей. Пока-пока.
Я поспешно покидаю комнату отдыха, чтобы поскорее оказаться в своей палате и запереться в тесном мирке теплых воспоминаний.
Прошлым вечером ко мне приезжала Ханна. Уже в который раз. Она уговаривает меня покинуть больницу и вернуться в Америку. Не горю желанием этого делать. С некоторых пор мир пугает меня. Реальность жестока, и сталкиваться с ней вновь мне не хочется. Вот и сижу себе в клинике. Хорошо здесь. Тихо, спокойно и люди все честные, пусть и больные, но у психов всегда мозги получше работают, чем у тех, кто считает себя адекватным.
В целом, если подумать, каждый из нас немного психопат. Взять, к примеру, ситуацию, в которой человеку нужно защитить другого человека. Скажем, мать бросается спасать дитя. И что? А то — женщина голыми руками разорвет того, кто посягнет на жизнь ее ребенка. Превратится в чудовище, убийцу. Поэтому все мы «хороши». Я даже не берусь выделять себя из толпы этих юродивых. Такая же, как они — душевнобольная. Но, на самом деле, мне уже нечему болеть. Внутри, словно выжгли все. Так что остается просто развлекать молоденьких девчонок со всякими разными диагнозами, своими немудреными конкурсами и соревнованиями. Поскольку из жуткого недуга под названием «депрессия» выбралась я лишь полтора месяца назад, то медленно теперь иду на поправку, стараясь блокировать страшные воспоминания. Но доктор Грэтти знает, что ночами я часто разговариваю с обручальным кольцом, подаренным Кавьяром, словно это его частичка. Не решаюсь снять украшение. Мне кажется, что я сразу забуду обо всем, а мне не хочется. Страшно и больно одновременно, но отказаться от воспоминаний не могу. Они держат меня на ногах, прибавляют сил…
— Лена, — в палату заглядывает медсестра и сообщает: — Кристи снова пыталась избить Анну-Мари. Ты уж полегче с ними. Нельзя создавать соперничество между пациентами в таком заведении.
Я вздыхаю, покачав головой.
— Прости, Натали. Мне и в голову не пришло, что это плохо скажется на девочках. Соперничество расшевеливает их. Между прочим, доктор Грэтти поддерживает мою методику.
Женщина сверкнув белоснежными зубами, широко улыбается.
— Ты так говоришь, словно работаешь здесь. Скажи спасибо, что большинство знает английский язык, иначе сидеть бы тебе в одиночестве и без милого общения с девчонками, — беззлобно заявляет рыжеволосая симпатяга. — Кстати, я как раз по просьбе дока пришла. Он ждет тебя в саду. Куртку накинь, ветер поднялся.
В саду, с пожухлой от дождя и холода зеленью, на скамье меня дожидается пятидесяти семилетний мужчина с сединой в некогда темных волосах и ясными зелеными глазами. Он невысок, но сложен крепко, о чем хорошо помнят пациенты, потому как заламывать особо буйных приходится и ему. Грэтти кивает мне, заметив издалека. Приближаюсь и усаживаюсь рядом с ним. Натали не солгала — жуть как холодно.
Кутаюсь в теплую поношенную куртку, которую мне и подарила медсестра. Своей-то одежды не было. Я не тратила на себя те деньги, что на мою душу оставил грек. Некоторую сумму перевела на счет клиники, где и содержусь сейчас. Все-таки на меня тратили кое-какие препараты, когда я сюда заявилась. К тому же и место занимать «на халяву» было нехорошо. Ведь в больницу поступали те, кто больше нуждался в уходе и внимании. А я так — прячусь от внешнего мира.
