Тигриные глаза - Конран Ширли (бесплатные полные книги txt) 📗
— Значит, если они восстановлены одинаковым образом, это будет еще одной косвенной уликой?
— Да. В институте обнаружили заплаты на картине шведа, картине Коттона, которая в конечном итоге осела у леди Бингер, и картине Питера Клесца из Бостонского музея. Восстановленные дыры упоминаются также в паспортах картин Сюзанны и Синтии.
— Но ты говоришь, что это еще не убедительное доказательство? — Поль сел за стол и отхлебнул из кружки.
— Да, — подтвердила Плам, — но есть еще одна группа косвенных улик, связанных с предметами, которых не существовало во времена создания картины.
— С такими, как телефон на портрете Наполеона? Плам передала ему два диапозитива:
— Видишь эту черную бабочку с желтыми пятнами на картине Синтии?.. А вон тот ярко-желтый тюльпан с оранжевыми кончиками на картине леди Бингер?.. Этой бабочки и того тюльпана не существовало до начала двадцатого века. — Она подняла свою кружку с кофе. — Любой анахронизм можно объяснить бездумной работой реставратора, но если будут представлены дальнейшие доказательства обмана, то такой довод защиты прозвучит неубедительно.
Поль вскинул брови:
— Чем больше совпадений, тем труднее отвертеться. Плам дала ему еще два диапозитива и показала на двух одинаковых мух, изображенных на картинах Сюзанны и Артура Шнайдера.
— Это другой тип видимой связи.
— Дай мне лупу, пожалуйста.
— Поль, обрати внимание на желтую ящерицу с картины Сюзанны. На картине Синтии точно такая же, только зеленая. Так что эти три картины имеют визуальную связь…
Поль вгляделся в диапозитивы.
— Да, это очевидно.
— Теперь посмотри на гусеницу с картины леди Бингер. Она идентична той, что на картине шведа.
— Точно! — С каждой очередной уликой Поль все больше возбуждался. Плам тихо сказала:
— Но я не вижу ничего такого, что непосредственно и наглядно объединяло бы все эти восемь картин. Вот что я собираюсь искать этим вечером. — Она показала на разложенные по столу диапозитивы:
— Четыре из этих картин, включая принадлежащую Джорджине Доддз, вышли из рук Джиллиан Картерет, дальше которой я пойти не могу. Да в этом сейчас и нет смысла. Если я докажу, что ее картины не что иное, как подделки, она все равно сошлется на кого-то, кто продал их ее деду.
— И может оказаться права?
— Нет, если хоть одна из этих красок не появилась только после 1973 года, когда умер ее дед. — Плам подвинула три диапозитива к Полю. — Эти три вышли из Парижа. Картины Артура Шнайдера и леди Бингер приобретены у Монфьюма, а если к нему они попали от Тонона, то это свяжет их с картиной, которую Тонон продал шведу. Таким образом, эти три картины были бы связаны поставщиком из Парижа. Вот что мне нужно доказать. На каком-то этапе мне придется не мытьем, так катаньем заставить Монфьюма признаться, если, конечно, это так на самом деле.
— Так ты предлагаешь поискать сейчас что-то такое, что было бы одинаковым для всех этих картин? — спросил Поль. — Что-то такое, что зримо объединяло бы две эти группы картин — французскую и английскую?
— Да. Если бы я смогла обнаружить образную подпись, то убила бы сразу двух зайцев. Это связало бы все картины и поставило Монфьюма в сложное положение. Тогда бы ему пришлось отвечать на вопросы полиции.
— Итак, что мы сейчас делаем?
— Мы осматриваем каждую картину и поисках общего знаменателя. Вот если бы здесь было приспособление для подсвета.
Они вместе принялись изучать содержание пяти диапозитивов. Плам по очереди подносила каждый к настольной лампе и разглядывала его через лупу. Поль вел записи.
Хотя какие-то из шести диапозитивов имели сходные или идентичные элементы, ни одна из картин не имела такого, который бы был одинаковым для всех. Фотография картины миссис Картерет, сделанная «Полароидом», была недостаточно большой и четкой, чтобы хорошо разглядеть ее в деталях.
Через час Поль положил лупу на стол и потер глаза.
— Мы изучили все и не нашли ничего. Плам распрямила затекшую спину.
— Нам надо вести поиск более системно и методично.
Они решили зафиксировать все содержание каждой картины, двигаясь по горизонтали дюйм за дюймом и закрывая остальную часть диапозитива бумагой. Обследование каждой картины велось сверху вниз. Работа оказалась трудной и требовала предельного внимания, поэтому они по очереди брались за лупу и диктовали друг другу содержание каждого участка.
Еще через час такой работы Поль принес глазные капли, а Плам принялась массировать затекшую шею.
В полночь ей на мгновение показалось, что она обнаружила некий сморщенный листок, который присутствовал на всех картинах. Но тревога оказалась ложной.
В два часа ночи Поль потер покрасневшие глаза и сказал:
— Моя дорогая, в восемь тридцать меня будут ждать двадцать семь детей. А до этого мне предстоит одеть и накормить двоих своих…
— Закончим эту часть, — пробормотала Плам, зная, что одна она не сможет продолжать эту работу. Содержимое седьмой колонки, обозначенной буквой G, постепенно оказалось вычеркнутым. Оставалась последняя колонка Н.
Поль потянулся.
— Плам, осталось всего около часа работы, но на сегодня это будет слишком много. Я уже не в состоянии сосредоточиться и вряд ли смогу быть полезным…
Он замер на полуслове, видя, как Плам вдруг переменилась в лице и показала на свой список. Без слов стало ясно, что в трех только что проверенных колонках G присутствует один и тот же элемент: в левом нижнем углу каждой картины был изображен опавший лепесток.
Они стали лихорадочно продолжать работу. В три пятнадцать Плам подняла на Поля сияющие глаза:
— Посмотри, вот он! Шестой опавший лепесток! Ручаюсь, что точно такой же есть и на последней из оставшихся картин миссис Картерет!
— И миссис Доддз.
Плам кивнула.
Торжествующая, она обвила руками Поля.
— Вместе с современным тюльпаном леди Бингер это все, что мне надо, чтобы прижать котенке Монфьюма. Поль отстранился.
— Шш, дети, — предостерег он, — они не должны знать, что ты здесь так поздно… Как ты можешь прижать к стенке Монфьюма?
— Я скажу, что, если он не раскроет свой источник, я пойду в полицию.
Поль взял ее за плечи.
— Думаю, тебе надо идти в полицию прямо сейчас — в нашу полицию.
— Нет. Я знаю французский не настолько хорошо, чтобы объяснить эту запутанную историю. Хватит с меня и английской.
— Итак, мы пойдем в парижскую полицию вместе, — твердо повторил Поль. — Я не могу пропускать занятия в школе, но южный экспресс на Париж проходит через нашу станцию в пять утра, так что, если мы сядем на него в субботу, то я смогу вернуться вечерним поездом в воскресенье и успею к занятиям в понедельник.
— Ты прелесть, — Плам посмотрела на него с благодарностью, — но давай вначале нанесем визит Монфьюма, а затем уже в полицию. Терять нам нечего, а выиграть мы можем. Вот только надо проверить, работает ли его салон по субботам. Ты позвонишь?
— Если они не работают по субботам, то в этот раз будут, ибо я собираюсь соблазнить их, прикинувшись богатым виноторговцем с юга, что заодно объяснит мой провинциальный акцент…
— Я в восторге от твоего провинциального акцента. — Плам вскинула руки ему на плечи. — Мне нравится в тебе все без исключения. Я люблю тебя.
Поль приподнял ее подбородок:
— Наконец-то ты сказала это.
— Я не имела в виду… — Плам избегала обещаний, чтобы потом не чувствовать себя виноватой. От услышанных слов Поль забыл об усталости и, подхватив ее на руки, понес по коридору.
Немногочисленные мужчины, которых Плам знала в перерыве между замужествами, торопились как можно скорее покончить с тремя составляющими современного ухаживания: бесплатным ужином, комплиментами и любовной игрой. Их не очень-то занимали такие нежности, как прикосновения и поцелуи. Им сразу хотелось того, что следует за этим. Традиционная увертюра для них была лишь досадной задержкой и неудобством.
Поль прикасался к соскам, набухшим от возбуждения, и ласкал ее тело, пока оно не взорвалось бешеным желанием ощутить его в себе. Соединившись наконец, они замерли в неизъяснимом наслаждении. Затем оно стало нарастать и превратилось чуть ли не в физическую боль, шедшую из глубины и требовавшую удовлетворения. Приближаясь к своему пику, наслаждение переходило в экстаз. Казалось, любовь ее становится безграничной и обнимает всю вселенную. Переплетенная и слитая с Полем, Плам радостно возносилась к вершине блаженства.