Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" (читаем книги .txt) 📗
— Ладно, хорошо, мужики — идиоты.
— И ты тоже? Неужто? — Барышев, смеясь, отправил в рот ломтик копчёного лосося. — Я думал, ты мне сейчас напоёшь про Томкину красоту неземную и уста сахарные! А может и чего поинтереснее добавишь… Постой-ка, ты, что же, струсил?!
— Ничего я не струсил! — возмутился Эрик, прерывая минутное молчание. — Послал он меня.
— Послал?! Тебя?! Ты отражение своё в зеркале видел? Оглянись, с тебя весь клуб глаз не спускает! Как так подкатить надо было, чтобы Томашевский тебя продинамил?!
— Нормально я всё сделал!
— Сделал бы нормально, не напивался бы сейчас до беспамятства в моей компании.
— Да я ни разу в жизни ни для кого так не старался!
— Может, не стоило? Ты, что же, как с бабой, с ним? Серёженька у нас по бруталам ходок. Вот хоть Кирюшу давешнего вспомни.
— Богатеньких папиков и грязный секс? Слышал уже! Врёт он всё!
— Врёт, говоришь? Ты влюблён, Эрик. Это простительно, естественно даже, но не обманывай себя! Тома такой же, как все здесь — не хуже, но и не лучше. Любит он мужиков состоятельных и постарше — это правда. Каждые выходные Серёжа здесь, как по расписанию, и я не видел ни разу, чтобы ушёл ни с чем. Нормально это, другого не жди. И на Томке свет клином не сошёлся. Любишь — люби себе, но и о других не забывай. Вон, сколько мальчиков кругом хорошеньких!
— Ага, вижу, — захмелевший Эрик покрутил головой по сторонам. — Сплошные мальчики. Прямо мальчик на мальчике, да! И мальчиком погоняет! — мальчиков, действительно, было так много, что аж в глазах рябь.
— Любого выбирай! Ребята согласные, опытные — только выбирай. Возьми хоть того же Марика, — Вадим указал на трущегося поблизости курчавого брюнетика с печально-задушевным выражением глаз и нахальной ухмылкой. — Нравится? — Вадим поманил парнишку лёгким наклоном головы.
Эрику Марик не нравился. Не нравилась его блядская походка, не нравился его немигающий взгляд, розовые, призывно приоткрытые губы с синтетическим привкусом вишни, не нравилась близость его тела, его проворные пальцы, бегло скользнувшие по талии…
В бесповоротно поплывшей голове не осталось места мыслям.
Эрику нравился Марик…
— Молодец, Эрик, — Вадим удовлетворённо кивнул перед тем, как исчезнуть в толпе. — А насчёт Томы сам всё увидишь…
«Увижу…» — тупо согласился пьяный разум.
Впервые за последние полтора года Эрик совершенно ничего не думал о Серёже.
====== “Тамарочка” – Глава 14 ======
Сергей никогда не чувствовал себя уютно в городе, где родился и вырос. Норильск. Здесь рады новому жителю. Как рачительный, справедливый хозяин, этот город каждому найдёт дело, всякому воздаст по заслугам щедро, но и взыщет строго, без жалости. Слабакам здесь нет места. Норильск не оставит равнодушным даже случайного гостя, что уж говорить о тех кто по своей воле приехал и остался надолго, а то и навсегда. Особый народ – те, кто оказался в этом суровом месте против собственной воли – дети. Родину не выбирают.
Ещё ребёнком, отправляясь с семьёй на море, Серёжа любил представлять, как поселится жить в тёплых краях навсегда, и мрачный город, в котором по полгода царит кромешная ночь, и никогда не заканчивается зима, в котором ядовиты воздух, вода, земля, трава и даже снег — останется в памяти всего лишь отголоском страшного сна. Но сказка неминуемо заканчивалась, месяц под солнцем пролетал как день, и возвращение в мрачную действительность Крайнего Севера год от года давалось всё труднее.
В отличие от более выносливых младших братьев Серёжа Томашевский не вылезал из болезней, и постепенно его хроническое нездоровье без определённого диагноза превратилось для всех в вариант нормы, не стоящий внимания. Настойчивые рекомендации врачей сменить ради ребёнка место жительства были приняты в штыки, особенно, отцом, который превыше всего дорожил своим заработком на металлургическом комбинате.
Отец, простой работяга, дослужившийся до мастера неимоверно гордился собой и невероятно любил деньги. Он говорил о деньгах, думал о деньгах, зарабатывал, как все северяне, хорошие деньги и строго соблюдал в семье лучшие традиции Домостроя. Мать, женщина вялая и малоэмоциональная, работала санитаркой в больнице, усердно экономила, откладывала заработанное отцом «на чёрный день», пекла пирожки, безостановочно вязала и мечтала о том, какое житьё настанет, когда сыновья, наконец, тоже станут зарабатывать. Потом, может быть, женятся, станут приводить в гости внуков… Совершенно непонятно было, почему эта довольно красивая ещё и нестарая женщина отказывается быть счастливой здесь и сейчас. Мальчиков своих она, конечно, по-своему любила, но лаской не баловала и не мешала мужу проводить воспитательные работы при помощи ремня и зуботычины.
Сергей тихо ненавидел пирожки, шерстяные носки и затрещины, коих за несхожесть с родительскими стереотипами получал больше обоих своих «правильных» братьев, вместе взятых, и мечтал уехать.
По иронии судьбы рождённый старшим из троих сыновей, Сергей вынужден был с младенчества бороться с ролью младшей дочурки. Внешность «принцессы», природная утончённость и чувство прекрасного напрочь выбивали его из общего фона и родительских ожиданий. Не тянуло его бегать в компании дворовых пацанов вокруг дома с палкой наперевес и кричать «ура!», совершенно не хотелось ему прыгать по крышам гаражей и баловаться сигаретами за школой, а если уж и доводилось хулиганить, то лишь из необходимости соответствовать образу настоящего мужчины, который не плачет и все свои проблемы решает кулаками.
По ночам он зачитывался книгами Дюма и Жюля Верна, втайне записался в кружок бальных танцев, и единственная за все годы двойка в его дневнике была встречена с большим одобрением, чем все пятёрки вместе взятые. После танцев были шахматы, потом рисование и музыкалка, но задержаться где бы то ни было надолго ему не давали родительские комплексы: любое начинание заканчивалось публичным скандалом. На увлечениях пришлось поставить точку, когда отец окончательно слетел с катушек и заявил, что-либо Сергей раз и навсегда завязывает с бабской ерундой, либо мать увольняется с работы, чтобы контролировать каждую минуту его свободного времени. Чтобы уберечь остатки свободы, Серёжа поклялся, что больше ни-ни, и записался на айкидо. Тоже пригодилось.
Он не сдавался, ставил цели, добивался успеха, карабкался к новым вершинам и никогда не останавливался. Взрослея, Серёжа всё меньше ждал одобрения со стороны, но вместо того, чтобы вырасти чахлой травинкой, воспитал себя сам. Он не перестал мечтать о море, но чем больше узнавал жизнь, тем больше понимал, что невозможно круглый год валяться на пляже, лопать фрукты и больше ровным счётом ничего не делать.
Намерение первенца поступать в один из московских университетов поначалу даже не обсуждалось. Изначально дорожка была намечена в техникум, и только потом, когда игнорировать способности Серёжи к точным наукам стало просто невозможно, отец со скрипом согласился на местный вуз: в конце концов, неженке не по плечу настоящая мужская работа, а инженеришки умудряются как-то перебиваться бестолковым перекладыванием бумажек. Томашевский, тем временем, штудировал учебники, пропадал на факультативах, решал задачки заочной физико-технической школы…
Став победителем региональной олимпиады по физике, он добился практически стопроцентной вероятности зачисления в вожделенную Бауманку. Событие в масштабах города значительное. Когда сам мэр Норильска вручил Серёже грамоту и торжественно потряс Валентину Сергеевичу руку перед камерами местного телевидения, вопрос был решён. Отчее благословение было получено.
Поступил без сучка, без задоринки. Покорять столицу Томашевский умчался, преисполненный надежд. Только младшего брата было жаль оставлять — единственного из всех, кто тянулся к Серёже несмотря на всю его непохожесть. По сути, Сергей заменил Тёмке и вечно усталую, равнодушную мать, и грубого, изъясняющегося отборным матом отца. Досталось семилетнему мальчишке и коляску вокруг дома катать, и в молочную кухню по сугробам пробираться, и ночами кроватку качать. Именно Серёже выпала честь услышать первые слова братишки, видеть первые его шаги, учить буквам и вести за руку в первый класс. Маленький, беззащитный человечек вырос в настоящего бутуза и сорванца, но с Серёжей по-прежнему оставался тих и ласков. Томашевский и предположить не мог, насколько сильно будет скучать.
