Мое сердце — твое, любимый! - Палмер Диана (читаем книги бесплатно TXT) 📗

Диана Палмер

Мое сердце — твое, любимый!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

За его спиной перешептывались и усмехались, а он, делая вид, что не замечает, и с трудом сдерживая улыбку, шел по коридору к кардиологическому отделению. Теперь всей больнице Святой Марии, да что больнице — всему городу, стало известно, что он, всемирно известный кардиохирург, доктор Рамон Кортеро, неравнодушен к рок-группе «Десперадо». Утром на местном телеканале вышло в эфир интервью, где он разоткровенничался и поведал: песни этой группы поддерживают его и помогают проводить операции.

И вот сейчас, отвечая на все насмешки и издевки лишь хитрым и очень выразительным взглядом карих глаз, он направлялся на встречу с женой своего пациента.

Операция была уже позади, на сердце поставлен новый клапан, и сообщить такую новость всегда радость для хирурга.

Однако женщины в приемной не оказалось. Должно быть, дежурная сестра что-то перепугала и по ошибке отправила ту в другое отделение больницы.

А ситуация выдалась не из легких: бригаде пришлось сильно постараться, когда на операционном столе оказался пожилой господин с дисфункцией клапана, к тому же осложненной пневмонией. Но Рамону к больным в критическом состоянии не привыкать, и он снова сумел совершить чудо, зато каково же сейчас было его разочарование, когда оказалось, что обрадовать некого.

Вдруг двери лифта открылись, и в коридоре появилась дама преклонных лет в окружении многочисленной родни. Женщина была вне себя от страха и горя: глаза ее покраснели и припухли от слез и выражали полное отчаяние.

Увидев ее, Рамон шагнул ей навстречу и широко улыбнулся, отвечая на вопрос, который замер у нее на устах.

— Ваш муж в порядке. Господь подарил ему сильное сердце.

— Слава Богу! — прошептала она. — Спасибо, доктор! — Женщина пожала Рамону руку.

— Рад, что удалось помочь, — произнес тот добродушно.

Лицо кардиолога, стоявшего за его спиной, тоже озарилось счастливой улыбкой: именно он встретил эту женщину в приемной и в общих чертах рассказал о проведенной операции. Она с благодарностью пожала руку и ему.

Однако доктор Вэн Копланд лишь пожал плечами:

— Это наш долг. Сейчас вашего мужа поместили в отделение интенсивной терапии. Как только подключат оборудование, вас пропустят в его палату, и вы сможете побыть с ним.

Снова слова благодарности, снова слезы, и вот уже все семейство удалилось вслед за санитаркой. Бэн подошел к Рамону:

— Случаются же чудеса. Я бы и на чашку кофе не поспорил, что у больного был хоть один шанс.

— Точно, — сухо согласился тот. — Но иногда нам в самом деле везет. — Потянувшись, Рамон зевнул. — Думаю, я мог бы проспать целую неделю, но дежурство еще не закончилось. А ты небось домой сейчас пойдешь? — (Вместо ответа Бэн расплылся в улыбке.) — Везет же людям!

Помахав другу на прощанье рукой, Рамон Кортеро направился проверить состояние двух других пациентов. Судьба к нему сегодня была поистине благосклонна: три срочных операции за одно воскресное дежурство и все три с благополучным исходом.

Он проверил своих больных, раздал санитаркам поручения, переоделся и отправился в городскую больницу, находившуюся на другой стороне улицы. Там тоже лежали несколько человек, которых он недавно прооперировал. Затем маршрут доктора пролегал в больницу Университета Эмори, где он должен был осмотреть перед выпиской одного пациента. И только затем — домой.

Его просторную квартиру скорее можно было назвать жилищем отшельника, чем домом процветающего, богатого хирурга. Однако Рамона такое положение вещей вполне устраивало. Еще в детстве, в Гаване, родители научили его ценить простоту и скромность.

С грустной улыбкой он взял с полки томик Пио Барохи. «Рамону от Изадоры, с любовью».

Пио Бароха-и-Неси (1872-1956) — испанский писатель, автор 66 романов, объединенных в циклы: «Земля басков», «Фантастическая жизнь», «Города» и др.

Эта надпись всегда стояла у него перед глазами, он знал ее досконально, цвет чернил, каждый изгиб до боли знакомого почерка. Его жена два года назад умерла от воспаления легких, умерла, когда он был за границей, умерла по чудовищной случайности, по недосмотру. Двоюродная сестра оставила ее одну на всю ночь, и высокая температура, лихорадка, отек легких сделали свое черное дело. Судьба сыграла злую, шутку: его не было дома именно в тот единственный раз, когда в нем действительно нуждались. Он оставил Изадору с молоденькой кузиной, Норин, дипломированной медсестрой, считая, что опасаться нечего, что та сможет обеспечить ей необходимый уход и заботу. Но — ошибся. Когда Рамон вернулся, было уже слишком поздно — дома его ждало страшное известие о смерти жены. Норин пыталась вымолить его прощение, пыталась что-то объяснять, только горе было слишком велико, а ее вина так очевидна, что он не смог, заставить себя даже выслушать ее. И не он один — родители Изадоры тоже не находили племяннице никаких оправданий.

Нежно похлопывая книгу по обложке, он отложил ее в сторону.

Бароха, известный испанский прозаик начала двадцатого века, тоже был врачом. Рамон чувствовал в этом авторе родственную душу и коллекционировал книги о нем, о его жизни в Мадриде. Бароха жил еще до изобретения антибиотиков. Его творчество, полное боли, ужаса, трагизма одиночества и в то же время надежды, вызывало у Района интерес. Он так же, как и герои его любимого автора, умел надеяться. Когда жизнь не оставляла ничего другого, он продолжал верить во Всевышнего и молиться о чуде. Сегодня оно свершилось для пожилой дамы, мужа которой Рамон оперировал, и чужое счастье согревало его душу. Крепкий брак, взаимная любовь, как было когда-то и у них с Изадорой. По крайней мере, с этого начиналось…

Вздохнув, он зашел на кухню и открыл холодильник. В это время прозвучал телефонный звонок.

Рамон возвратился в прихожую, поднял трубку:

— Кортеро.

После непродолжительной паузы раздался тихий голос:

— Рамон?

В ту же секунду лицо его окаменело, стало жестче.

— Да, Норин, — ответил он холодно, — что тебе нужно?

Снова молчание, потом:

— Тетя просила узнать, придешь ли ты к дяде на день рождения.

Странно слышать такие слова от Норин. Она и раньше была не так уж близка со своей родней, а после смерти Изадоры дистанция только увеличилась. Во всяком случае, все семейные праздники проходили без нее.

— Когда?

— Ты знаешь.

Он сердито вздохнул.

— Если не буду дежурить в воскресенье, то приду. А ты придешь? — добавил он сухо.

— Нет, — в интонации звучали ледяные нотки. — Я занесла подарок сегодня. До конца недели их не будет в городе, поэтому меня и попросили связаться с тобой.

— Хорошо. Еще одна пауза.

— Я передам тете, что ты придешь. — И повесила трубку.

Его пальцы чувствовали холодную пластмассу телефона — холодную, как его сердце после ухода Изадоры из жизни. Сколько ни старался, он никогда не мог отделить воспоминания о ее смерти от образа Норин, которая спасла бы его жену, останься дома. Вероятно, он не имел права так злиться, и подсознательно понимал это, только поделать с собой ничего не мог: его злоба, его гнев и ненависть, казалось, заглушали боль и безысходность от потери жены. Он заставил себя забыть, что и Норин любила Изадору, что и ее горе и утрата ничуть не меньше. Он чувствовал к ней лишь жгучую ненависть и не старался это скрыть.

Надо отдать eй должное: Норин никогда не обвиняла его в несправедливом отношении. Она просто старалась не попадаться ему на глаза, хотя и работала через дорогу от больницы Святой Марии, где чаще всего проходили его операции. Дипломированная медсестра, она дежурила в интенсивной терапии и иногда следила и за его пациентами, но во время обходов он относился к ней как к пустому месту. Она окончила университет и могла бы даже стать врачом, но так и не сделала карьеру. И так и не вышла замуж. Сейчас ей двадцать пять — сдержанная, собранная и одинокая, как и Рамон теперь.