Мое сердце — твое, любимый! - Палмер Диана (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Лицо Норин в тот же момент утратило спокойное выражение.
— Спасибо, что напомнил. Как ты еще оскорбишь меня перед отъездом?
Рамон не ожидал такой реакции.
— Это не оскорбление.
— Конечно, нет. — И она приступила к работе. — Я ведь знаю, что ты меня не выносишь. Но веришь ты или нет, Рамон, я люблю свою кузину. И позабочусь о ней.
— Ты отличная медсестра.
— Не подлизывайся. — За прошедшие годы она привыкла к такому стилю общения. — Я же сказала, что посижу с ней.
Вдруг он схватил ее за руку и резко развернул к себе лицом.
— Чтобы получить свое, я не пользуюсь лестью. Особенно с тобой.
— Ладно, — согласилась Норин, безуспешно пытаясь высвободиться.
— И объясни Изадоре, почему ей нельзя лететь на самолете. А то меня она не слушает.
— Хорошо, но ты должен радоваться: ведь твоя жена стремится быть всюду с тобой.
Пальцы Рамона сжались еще сильнее.
— На конференции будет ее любовник, — произнес он с ледяной усмешкой, — поэтому она так туда и рвется. — (Лицо Норин исказилось от ужаса.) — Ты что, не знала? — мягко продолжил он. — Я не могу удовлетворить ее… неважно, что и как я делаю. Ей мало одного мужчины за ночь, а я совершенно вымотан, когда возвращаюсь домой из больницы.
— Пожалуйста, — голос Норин от смущения звучал еле слышно, — ты не должен мне это рассказывать!..
— А кому? У меня нет ни братьев, ни сестер, ни близких друзей… Родители умерли… Никого…
Он отпустил ее руку и быстрым шагом направился прочь. А девушка, бледная, дрожащая от страха, смотрела ему вслед.
Вечером, когда Норин приехала к Изадоре, она застала кузину на балконе в шелковой ночной рубашке под холодным февральским дождем.
— Она так и сидит тут целую вечность, — причитала горничная. — Выбежала сюда после отъезда мужа…
Норин с помощью горничной втащила Изадору в комнату. Они переодели ее, и горничная ушла домой.
Изадора вся дрожала и дышала очень странно. Температура достигла критической отметки. Необходимо срочно вызвать «скорую», решила Норин, но на линии были неполадки, и она побежала к соседям. Сердце ее бешено колотилось, ей не давала покоя мысль: «Что, если Изадора умрет?..»
Сделав над собой усилие, она попыталась взять себя в руки, добралась до лестницы. Ощутила холодный металл перил под рукой — и вдруг острая боль пронзила сердце… Норин почувствовала, что погружается в кромешную темноту…
Открыла глаза она уже в больнице. Попробовала объяснить расплывающемуся перед глазами незнакомцу в белом халате, что должна вернуться к сестре. Но тот не стал слушать и сделал ей укол.
Из больницы Норин удалось выбраться на следующий день, и она сразу же отправилась к Иза-доре. Но было уже поздно: выйдя из лифта, девушка увидела, как ее кузину выносят из квартиры. Горничная сквозь рыдания пробормотала, что, когда она пришла утром, то обнаружила уже остывшее тело хозяйки, а Рамон, не подбирая слов, высказал Норин все, что думает о ней и о жизни вообще.
— Пожалуйста, послушай меня, — умоляла она, захлебываясь слезами. — Я не виновата! Дай мне объяснить!..
— Убирайся из моего дома! — кричал ей Рамон. — Я никогда не прощу тебе этого, Норин! Я не прощу тебя до самой своей смерти! Ты убила ее!
И девушка, ослабевшая и перепуганная, медленно сползла по стене.
Позже, на похоронах, Норин пыталась поговорить с тетей, но та ударила ее, а дядя сделал вид, что не замечает. Рамон настоял на том, чтобы она никогда больше не появлялась в доме Кенсингтонов.
И так было до последнего времени, пока тетя неожиданно не пригласила ее на чашечку кофе за несколько дней до дядиного дня рождения.
Такое отношение родственников лишь усилило в Норин чувство вины. Постепенно она поняла, что, раз не в ее силах что-либо исправить и найти оправдания, выход только один — покорно согласиться с обвинениями. Единственной отдушиной для нее оставалась работа.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Утро выдалось трудным, и к полудню Рамон чувствовал себя совершенно вымотанным. Его работа напоминала конвейер: только закончилась одна операция, а уже пора приступать к следующей. По графику сегодня у него выходной, но у врачей графики — вещь крайне непостоянная, и вот пришлось выйти на замену заболевшему гриппом коллеге.
Хорошо хоть в перерыв удается выкроить несколько минут, чтобы перекусить в кафетерии.
Рамон шел с подносом по заполненному залу и искал свободный столик, но такового не оказалось. Словно вся больница отправилась обедать! Единственное незанятое место, похоже, было за столиком Норин. Он в задумчивости посмотрел на нее поверх салата.
Девушка, почувствовав его взгляд, залилась краской. Она знала все наперед — он еще немного побродит по залу, затем пристроится на полу, посидит с подносом пару минут, а потом плюхнется к ней за столик. Если бы она только могла взять себя в руки, если бы ей было все равно, что он думает о ней!..
Она чуть не уронила вилку, когда, не произнеся ни слова, Рамон поставил поднос напротив нее, выдвинул стул и сел.
Он заметил ее удивление, но, не подав вида, развернул салфетку на коленях, снял с салата пластиковую крышечку и взял вилку.
— Конечно, на пол сесть ты не мог, — сказала она сухо.
Его карие глаза скользнули по ее лицу, а потом Рамон невозмутимо переключил внимание на тунца.
— Я думал, ты обедаешь в полпервого, — бросил он.
— Обычно да. Но и ты ведь не должен был здесь сегодня оперировать.
Карие глаза сверкнули хитрым огоньком.
— Так ты меня избегаешь?
— Конечно, избегаю, — призналась Норин. — Ты сам хотел этого. — Она опустила взгляд в чашку с кофе.
Рамон оценивающе оглядел свою собеседницу. Она поймала его взгляд и покраснела.
— Я чувствую себя мухой на иголке. Может, перестанешь пялиться? Понимаю, ты считаешь меня кем-то вроде маньяка-убийцы, но не стоит оповещать об этом окружающих.
Он ухмыльнулся.
— Я не произнес ни слова.
— Нет, — согласилась она с хриплой усмешкой, — но тебе достаточно только взглянуть… Твои глаза сказали все за тебя.
— И что же они тебе сказали?
— Что ты винишь меня в смерти Изадоры, — ответила она тихо, — что ты ненавидишь меня, что каждое утро просыпаешься с мечтой, чтобы вместо нее в том гробу оказалась я. — (Он, крепко сцепив зубы, молчал.) — Ты можешь не поверить, — продолжала Норин, — но иногда и я мечтаю о том же. Никому из вас не приходит в голову, что я тоже ее любила. Я выросла вместе с Изадорой. Временами она была жестокой, но могла быть и доброй, если хотела. Мне так ее не хватает.
Рамон процедил сквозь зубы:
— Но ты нашла странный способ доказать свою любовь — бросила ее умирать.
Норин закрыла глаза: снова закружилась голова, снова стало трудно дышать. Однако несколько секунд спустя она подняла голову — бледная, но спокойная.
— Мне пора идти. — И медленно, точно рассчитывая каждое движение, поднялась, держась за спинку стула.
— Ты спишь? — вдруг спросил он.
— Хочешь узнать, дает ли моя совесть мне уснуть? — бросила она, холодно улыбаясь. — Нет, если тебе интересно, не дает. Я бы спасла Изадору, если бы смогла.
Она выглядела болезненно-бледной, будто недоедала или не высыпалась.
— Ты никогда не рассказывала, что же в самом деле произошло.
— Я пыталась, — напомнила она, — но никто не хотел услышать правду.
— Может, я хочу сейчас.
— Слишком поздно. — Она взяла поднос. — Ты опоздал на два года. Я бы с радостью рассказала тогда, но теперь… зачем? Какая разница? — Ее взгляд был совершенно пустым.
Норин повернулась и понесла поднос на мойку. Затем, не оглянувшись, вышла из зала и направилась к лифтам.
Рамон проводил девушку взглядом, полным горечи и сожаления. Похоже, он никогда не перестанет ее обижать. А когда-то, помнится, ему было стыдно, что Норин обижают все Кенсингтоны — ее даже не позвали участвовать в свадьбе. Изадора всякий раз демонстративно делала вид, будто кузины вообще не существует. Похоже, она ревновала?
