Время расставания - Ревэй Тереза (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Тремя годами ранее, после возвращения из Ленинграда, Камилла так и не смогла открыть матери правду о Леоне. Для этого ей надо было рассказать о Сергее, о характере их отношений, то есть бросить сибиряка на съедение хищнице. У нее просто не было сил рассказывать об их любви. Проходили месяцы, и это молчание все больше и больше угнетало ее. Чтобы забыться, Камилла с головой окунулась в работу и позволила Виктору Бруку занять определенное место в своей жизни.
Когда она проходила по «галерее предков», то старалась не смотреть на портрет дяди. Мадемуазель Фонтеруа потребовала, чтобы портрет отца повесили на противоположную стену, а не рядом с изображением брата. Таким образом, чтобы посмотреть на Андре, Камилла поворачивалась спиной к Леону. Именно так он поступил по отношению к их семье более сорока лет тому назад.
Виктор просунул голову в дверь комнаты.
— Она ушла? — шепотом спросил он.
— Да, — сухо ответила Камилла.
Мужчина вошел в гостиную, вокруг его бедер было повязано полотенце.
— Я надеюсь, ничего серьезного? — поинтересовался он, закуривая сигарету.
— Нет.
— Ну и отлично. Я приму ванну, и мы можем поехать поужинать.
Похоже, его успокоило то, что не придется выслушивать ненужные признания. У него не было для этого ни времени, ни желания. Именно равнодушие и привлекло в нем Камиллу. Через месяц после разрыва с Сергеем ей в кабинет принесли букет великолепных красных роз с вложенной визитной карточкой: «Я снова в Париже. Ужинаем сегодня вечером у Лаперуза».
Они не любили друг друга. У Виктора были и другие любовницы, в других городах мира. Камилла не испытывала ревности, ее утомили эмоции, которые управляли всей ее предыдущей жизнью. Благодаря Виктору молодая женщина обнаружила, что тела людей могут существовать отдельно от их душ. Никаких привязанностей и требований. Между ними не было ни капли лжи. Его жадные руки обвивали ее, и все тревоги рассеивались. Она, в свою очередь, изобретала ласки, которые никогда бы не позволила себе с Сергеем, потому что уважала его, а не только любила. С Виктором Камилла не боялась никаких экспериментов. Ей нечего было терять. Она пользовалась мужчиной, бесстыдно исследовала его тело, удовлетворяя аппетиты своей собственной плоти. Когда Виктор на несколько дней, а иногда и на неделю приезжал в Париж, Камилла спала лишь урывками. Когда он уезжал, она не испытывала ни облегчения, ни сожаления. Его высокомерие ее раздражало, его фантастическая расточительность развлекала. Он умел угодить ей, а француженка на большее и не претендовала.
Валентина спускалась по лестнице, держась руками за перила. Камилла так отдалилась от нее! Прежде, изнывая под тяжестью слишком требовательной любви, она злилась на дочь. «Я не приспособлена к этому, я не могу терпеть эту диктатуру чувств», — думала она. Сегодня, когда постаревшая красавица готова была слушать, она поняла, что между ней и Камиллой возникла пропасть непонимания и одиночества, и каждое ее слово, каждый взгляд лишь ранили, причиняли боль. Их отношениям не хватало естественности, простоты, сиюминутности. Для того чтобы достичь хоть какого-то взаимопонимания, обе должны были измениться, но каждая из женщин играла свою роль, не желая выйти из образа.
На улице похолодало. Прохожие торопились поскорее оказаться в помещении. Дрожа от холода, Валентина двинулась по улице Камбон по направлению к бульвару Капуцинов.
Ярко горящие окна Дома Фонтеруа отражались в лужах на тротуаре. К вечеру пошел дождь. Казалось, даже асфальт источает сырость. Из магазина, перешучиваясь, вышли две клиентки, за ними шел шофер, нагруженный пакетами. Их беззаботность раздражала Валентину, ее постоянно преследовало видение: Максанс, арестованный в столице Венгрии, подвергшейся артобстрелу. Мадам Фонтеруа слышала, как какой-то журналист цитировал Имре Надя, премьер-министра коалиционного правительства: «Сегодня на рассвете советские войска атаковали Будапешт, имея очевидное намерение свергнуть законное демократическое правительство… Я хочу сообщить об этом всему венгерскому народу и всей мировой общественности…»
Валентина ничего не знала о Венгрии. Она заинтересовалась этой страной, только когда увидела первые фотографии Максанса, опубликованные в газетах в конце октября. Молодой человек, срывающий красную звезду; толпа, сжигающая советские флаги на баррикадах; митинги перед зданием Парламента, которое странным образом походило на здание английского Парламента. Как обычно, Максанс предпочитал фотографировать совершенно незнакомых людей, делая акцент на экспрессии лиц. Валентина ничего не знала об этой стране, но суровые взгляды людей, как и взгляды, лучащиеся надеждой, показались ей знакомыми. Когда немцы заняли Францию, она испытывала ту же непреодолимую жажду свободы.
Максанс был где-то там, в этом городе, где уже погибли сотни человек. Валентина ускорила шаг.
На площади Оперы мадам Фонтеруа толкнула дверь «Кафе мира». Он сидел на самом краешке табурета, в любую секунду готовый вскочить. Как только он увидел Валентину, тут же поднялся. Под его голубыми глазами залегли тени, щеки прорезали горькие складки. Он подошел к женщине, взял ее за руку и усадил за один из низких столиков.
Тотчас рядом с ними возник официант в длинном белом фартуке.
— Мартини, экстра драй, — глухим голосом заказала Валентина.
— Ну что, что она сказала? — спросил Александр.
— Она обещала помочь. Она свяжется со своим русским приятелем.
— Ты уверена в этом?
— Она дала мне слово.
Александр покачал головой. С тех пор как Валентина позвонила ему, чтобы сообщить, что Максанс арестован при весьма трагических обстоятельствах, грек не находил себе места от волнения. Сама мысль, что его сын страдает, а он не может ему помочь, сводила Манокиса с ума. Он также мучился от мысли, что его ребенок может погибнуть, так и не узнав толком своего родного отца.
Валентина маленькими глотками пила свой мартини. Ее колени прижимались к коленям Александра. Она долго колебалась, прежде чем позвонить бывшему любовнику, но в конце концов решилась — узнав страшную новость, Валентина почувствовала себя безмерно одинокой.
Она изучала серьезное лицо собеседника, думая о том, что Александр все так же красив. Почему он так и не женился? Грек по-прежнему жил на улице Тревиз, но теперь его магазин и мастерская занимали видное место на улице Фобур-Сен-Оноре. Валентина вспомнила, как встретила молодого честолюбивого грека около тридцати лет тому назад. Все же он добился успеха. Его талант, его упорство, его мужество — именно благодаря этим качествам Александр стал настоящим мастером. В свои пятьдесят четыре года Манокис, стройный и элегантный, все еще притягивал взгляды женщин. «А я родила ему сына», — подумала мадам Фонтеруа.
— Андре все знал, — внезапно сказала она.
Александр, ничего не понимая, смотрел на свою спутницу.
— Я о Максансе. Это мне Камилла сообщила.
— Но как он догадался? — удивился мужчина, нахмурив брови.
Валентина пожала плечами.
— Даже не знаю. Мне он об этом никогда ничего не говорил.
— Возможно, Камилла ошибается.
— Хотелось бы верить… — Она опустила глаза и только тогда добавила с задумчивым видом: — А ты знаешь, как назвала мой портрет Людмила Тихонова?
— Нет. Ты мне никогда не говорила.
— «Нелюбимая»… А вот мне кажется, что это скорее я никогда не умела любить.
Александр молчал, оставаясь крайне серьезным. Взволнованная Валентина кусала губы. Манокис не попытался ее переубедить. Прежде она бы не приняла даже молчаливой критики, возмутилась бы, оскорбилась. Но сегодня она была благодарна Александру за его честность.
Нервным жестом грек коснулся газеты, лежащей перед ним. Валентина видела, что он страдает. Когда она накрыла его ладонь своей, мужчина схватил ее пальцы.
— Я тебе завидую, Валентина, — прошептал он. — Ты никогда ничего не боишься.
Женщина горько усмехнулась.
