Время расставания - Ревэй Тереза (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
В тот вечер, когда любая женщина старалась вернуться домой до наступления темноты, чтобы не столкнуться с мародерствующими русскими солдатами, Розмари отправилась на поиски еды. Ева слегла, так как сильно простудилась. Несмотря на то что она была укрыта несколькими одеялами, целый день ее трясла лихорадка, и молодая танцовщица не решилась отлучиться, когда было еще светло.
Карл возвращался с работы уставший и подавленный. Взятая им сетка для продуктов осталась пустой. Он зашел в магазин, чтобы купить положенные пятьдесят граммов мяса, но ему сообщили, что продовольствие не завезли вовсе. Когда мужчина свернул на свою улицу, к нему бросился растерянный сосед. «Герр Крюгер, идете скорее, случилось несчастье!» Сердце Карла чуть не выскочило из груди — он подумал, что умерла Ева. Крюгер кинулся бежать. «Нет, нет, сюда!» — закричал сосед и потянул Карла за рукав. Он увлек издателя к широкому проходу, соединяющему две улицы.
Розмари лежала на земле: глубокая рана на виске, разбитые губы, распухшая челюсть. Кто-то из прохожих кое-как запахнул полы ее пальто, чтобы прикрыть окровавленную грудь. Юбку тоже попытались натянуть на бедра, чтобы придать изувеченному телу хоть немного достоинства. Молодую женщину изнасиловали и забили насмерть двое солдат в форме Красной армии. Какая-то пожилая дама все видела из окна своей комнаты, расположенной на первом этаже.
Карл опустился на колени рядом с матерью своей внучки. Потрясенный ужасом, застывшим в глазах молодой женщины, он протянул к ней дрожащую руку, не осмеливаясь коснуться этого зверски изувеченного тела, будто боялся причинить ему лишнюю боль.
«Это плата за наши преступления… Моя десятилетняя племянница… И ее мать тоже… Прямо на глазах у моего брата… Он пустил себе пулю в лоб», — прошептал бесцветным голосом какой-то мужчина, стоящий рядом.
Карл с трудом подавил приступ гнева. Эти ужасные истории, их знал каждый. Советские военные оказались безжалостными. Русские офицеры не могли контролировать своих солдат, ослепленных ненавистью и жаждой мести.
Очень осторожно Карл просунул руки под колени и спину Розмари и с трудом поднял тело погибшей. Нет, она не была тяжелой, но сам Карл сильно ослаб. «Позвольте мне помочь вам», — предложил незнакомый мужчина. «Нет! — возразил Карл. — Я сам». Он не хотел, чтобы чужой человек касался Розмари, она и так уже достаточно настрадалась, к тому же Крюгер ничего не знал об этом мужчине. Один Бог ведал, что тот творил во время войны.
По дороге к дому издатель несколько раз останавливался, чтобы перевести дыхание. Он положил Розмари на диван в гостиной, накрыл простыней и отправился вызывать полицию.
«После этой драмы я должен был увезти их, — думал Карл, глядя на Соню. — Но Ева была так больна, и с малышкой на руках я не знал, как это сделать».
Дом на Катариненштрассе был разрушен, и они переехали в квартиру, которую через какое-то время у них конфисковали новые власти. Отныне семья Крюгеров проживала в здании из серого камня, в здании, лишенном души и удаленном от центра города. Но, по крайней мере, у Сони была собственная комната.
Издательство Карла национализировали, печатные станки конфисковали и отправили в Советский Союз. Сумев доказать, что он не занимал никаких важных постов в нацистской администрации, Карл поступил на службу, став ответственным за выпуск серийных книг. Он с энтузиазмом взялся за издание детективов и научной фантастики — такие книги находили широкий отклик у публики, стремящейся к новым ощущениям. Лишь подборка советской литературы не имела должного успеха, к великому огорчению русских, ответственных за культуру.
— Что ты собираешься играть сегодня вечером? — спросил Карл, помогая Еве надеть пальто и глядя, как Соня поправляет берет.
— Как обычно, Шопена. — В голосе пожилой женщины звучала ирония. — Почему-то они отказались от предложенной мною «Венгерской рапсодии» Листа.
После войны советские чиновники навязали немцам культурную цензуру. «Что ж, мы к этому уже привыкли, — сказала тогда Ева. — Меняются только программы». За музыкантами оркестра и солистами пристально наблюдали. Советская администрация требовала «демократического» репертуара, рекомендуя Чайковского, Мендельсона или Шостаковича, критикуя вкус немецкой публики, чересчур привязанной к романтичной музыке Шуберта или Моцарта. Ева остановилась на Шопене, который нравился и оккупантам, и публике.
Карл погасил свет и тщательно закрыл за ними дверь. Каблуки Сони и Евы застучали по цементной лестнице. Внезапная резкая боль кольнула грудь; почувствовав головокружение, мужчина закрыл глаза и прислонился к дверному косяку. Как сквозь вату он слышал хрустальный голос внучки, рассказывающей какую-то историю. Положив руку на сердце, Карл ждал, когда боль разожмет свои тиски.
«Мне срочно нужно к врачу», — подумал Крюгер, когда приступ прошел, оставив во рту неприятный привкус желчи. Он уже не первый раз испытывал эту тянущую боль, но не желал обращать на нее внимание. После окопов Соммы им несколько месяцев занимались врачи, и после этого Карл стал избегать их, как чумы.
Карл промокнул лоб платком, молясь, чтобы Ева ничего не заметила. Он не хотел расстраивать ее перед концертом. «Я поговорю с ней об этом завтра», — поклялся себе издатель, тем более что боль прошла.
— Карл, ты идешь? — потеряла терпение Ева. — Мы опоздаем.
В просторном зале, ослепленный слишком ярким светом люстр, Карл часто заморгал. Публика рассаживалась по рядам красных кресел. Музыканты настраивали инструменты, которые издавали жалобные звуки. С порозовевшими щеками, оживленная Соня перегнулась через подлокотник кресла.
— Я волнуюсь за бабушку, — прошептала она сидящему рядом деду. — Я не знаю, как она это делает… Перед всеми этими людьми… А если что-нибудь вдруг забудешь? Это ужасно!
Карл улыбнулся.
— Я знаю твою бабушку много лет, дорогая, у нее никогда не было провалов в памяти. Как только она садится за пианино и начинает играть, весь мир для нее исчезает. Даже мы. Остается только она сама и ее музыка. Иногда у меня складывается впечатление, что она беседует с ангелами.
Успокоенная Соня просмотрела программку.
— Как ты думаешь, что она делает в данный момент? — спросила девочка.
— Она сердится, потому что концерт начнется с пятнадцатиминутным опозданием.
Внезапно Карл вцепился в подлокотники своего кресла. Свет в зале мерцал. Рубашка Карла промокла от пота.
— Ора [77], что случилось?
Карлу показалось, что он задыхается. Железные обручи сковали грудь. Мужчина закусил губу. «Я не должен пугать Соню», — подумал он, и волна боли вроде бы отступила.
— Пустяки, — сказал герр Крюгер, с трудом выговаривая слова. — Пустяковое недомогание… Я на пару минут выйду на воздух…
— Я пойду с тобой.
— Нет. Пожалуйста, сиди на месте… Я ненадолго…
Сжав зубы, Карл с трудом поднялся. Каждый мускул его тела дрожал. Он оперся на спинку кресла в переднем ряду. Какое счастье, что они сидят в начале ряда! У двери он повернулся, чтобы улыбнуться Соне и успокоить ее жестом руки. Тишина окутала зал, затем раздались аплодисменты: на сцену вышла Ева. Карл наблюдал за тем, как его жена решительным шагом направляется к роялю. «Можно подумать, что она идет сражаться», — подумал Карл, прежде чем тихо закрыл за собой дверь, стараясь никого не побеспокоить.
Круговой коридор был пуст. Мужчина ослабил узел галстука. Ему необходим глоток свежего воздуха, он сразу же почувствует себя лучше.
Но боль вернулась, резкая злая боль. Ноги больше не слушались. Перед глазами плясали черные точки. Карл сполз по стене на пол.
Через закрытую дверь до него донеслись первые такты ноктюрна Шопена.
Камилла принялась медленно считать до десяти. В отличие от отца и деда, она не могла оставаться спокойной, слушая капризы клиенток. «Возможно, потому что я — женщина, — подумала Камилла и попыталась улыбнуться. — Полновесная оплеуха, и она сразу бы пришла в себя».
