Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (полная версия книги TXT) 📗
Без ответа. Силуэт Елены теряет четкость. Он размывается, исчезает где-то в тени деревьев, за поворотом.
Напоследок в качестве подарка — цепочка и кулон в виде ключе на шее. У него же — лишь воспоминания о ней. Болезненные, разъедающие похлеще кислоты воспоминания.
Оба ведь хотели как лучше. Оба просто хотели быть востребованными. Хорошими. Благородными. И почему эти попытки человека сделать что-то хорошее всегда оборачиваются грандиозными провалами? Потому что природа не позволяет человеку развиваться, чтобы ограничивать вид? Потому что человек не умеет созидать? Потому что он создан лишь для разрушения?
Человек — вирус для планеты земля, медленно ее выводящий из строя. Медленно выводящий из строя себе подобных! Жалкое зрелище.
Жалкое зрелище, когда тебе девятнадцать, а тебе уже плевать на то, будет у тебя семья или нет, потому что ты не веришь в это понятие. Жалкое зрелище, когда тебе двадцать три, а ты кричишь в пустом парке имя девушки, которая не сумела тебе простить твой промах, хотя сама виновата не меньше. Жалкое зрелище возвращаться домой одному, не имея возможности позвонить родителям или друзьям, которые бы утешили, успокоили. Жалкое зрелище, когда ты больше и не ищешь успокоения — лишь привыкаешь к вечным треволнениям. Жалкое зрелище, когда ты перестал слушать музыку, танцуя с Дьяволом.
Теперь он диктует тебе свои правила и заповеди. И ты их выучиваешь наизусть, потому что хоть где-то должен быть профессионалом, хоть что-то должен уметь делать на отлично, если к двадцати так и не научился организовывать взаимоотношения с близкими. Если не научился любить по-настоящему.
====== Глава 27. Умный на лестнице ======
1.
Холодная вода ранним утром для умывания пробуждает лучше, чем кофе. Конечно, она не бодрит и не снимает сонливость, но отлично пробуждает, а шум льющейся воды успокаивает, вводит в некий транс.
Она оперлась руками об умывальник, уставившись в свое отражение. Вода продолжала течь, а из зазеркалья смотрел какой-то другой человек. Уставший и помотанный вид, нужно сказать, придавал шарма, но совсем не красил. Девушка отрицательно покачала головой, выключая кран и хватая полотенце с полки.
Когда она вышла из ванной, то направилась к колонкам, подсоединила к ним плеер, и через минуту пространство дома стало наполняться приятной и разъедающей музыкой.
Последние несколько дней были относительно нормальными… Нормально — значение этого слова человек понимает слишком поздно. Где-то в период с семнадцати-девятнадцати лет, когда взрослея, он понимает, что жизнь слишком уж цинична и жестока. Совсем не такая, как в кино или книгах. Так вот, последние несколько дней были относительно нормальными. Никаких избиений, срывов, криков и драк. Можно сказать, что даже положение несколько улучшилось: вот с Еленой вышло поговорить по душам, Тайлер предоставил доверенность на машину, а глупые амбиции и фальшивые принципы остались позади.
Только одно омрачало ситуацию: физическое состояние. Бонни так и не могла выздороветь до конца. Сонливость, усталость, повышенная температура, так теперь еще и кашель появился недавно — это не очень приятные новости. Конечно, после случившегося, Беннет особенно не заморачивалась по таким мелочам. Но утренние тяжелые подъемы порядком стали раздражать.
Девушка в очередной раз плюнула на свое физическое недомогание, заглушила недуг сигаретами и кофе натощак, а потом взяла ключи, сумку, сотовый и направилась в колледж: учебу ведь никто не отменял. К тому же, надо наверстывать упущенное, ведь материал пройден, задания не выполнены, а время упущено.
Ребекка и Клаус, к счастью, пока не объявлялись. Это и неудивительно, каждый из них получил то, что хотел. Больше смысла в поддержке и помощи Бонни не было. Больше смысла не было и в самой Бонни.
Девушка вела машину, соблюдая все правила дорожного движения, никуда не спеша и пока что не поддаваясь строптивости. Утро было холодным, дождливым и безветренным. Машин в утро рабочего дня — достаточно, но пробок не образовывалось. Свинцовое тяжелое небо куполом накрыло город. Вдоль линии горизонта тянулась черная грозовая полоса.
Беннет прикурила. Она заметила, что курение становится уже не просто плохой привычкой, отвлекающим маневром или чем-то вроде паршивого увлечения. Теперь курение стало своего рода наслаждением, необычным досугом, доставляющим особое эстетическое удовольствие.
— Так всегда, — тихо прошептала девушка, выпуская дым из легких. Машина плавно скользила вдоль по дороге — Беннет поехала длинным путем. Так всегда: когда теряется смысл, хватаешься за абсолютно любую мелочь, лишь бы не зацикливаться на той мысли, что жизнь твоя ничтожна, скучна, что в ней нет ни близких, ни родных.
Сигареты — как способ не сойти с ума от одиночества.
Дым обволакивал пространство, смешивался с запахом дождя, прибитой пыли и бензина. Эта консистенция проникала в и без того посаженные легкие. Музыка была приятной, медленной и неторопливой. Движение на дороге — спокойным и тихим.
Улучшение перед смертью – да, уже знакомо.
Когда Бонни Беннет припарковалась возле колледжа, то все-таки ответила на звонок. Нет, может, эта девочка и научилась слышать других людей, но вот характер за один день у нее не поменялся, и звонки Локвуда ее все же не радовали.
Особенно после вчерашней встречи, когда Тайлер так ловко сделал вид, что все, имевшее когда-то значение для нее, при наличии других людей, не стоило и ломанного цента. Было неприятно и немного обидно. Вот и сейчас — зачем появляться каждый день, при этом намекая, что стоит ограничить контакты и не придавать значения всему случившемуся?
— Да, — недовольно промолвила девушка, отвечая на звонок и вываливаясь из машины (вновь появилась головная боль — еще один симптом этой осенней хандры). — Слушай, Локвуд, — перебила Бонни, захлопывая дверь и ставя автомобиль на сигнализацию, — я конечно, пиздец как благодарна тебе за все, что ты для меня сделал, но будь добр, оставь меня уже в покое!
Она шипела — кричать было не слишком разумно. Бонни была легко одета: тоненькая куртка и шифоновая блузка под ней вовсе не грели в ноябрьский холод. Дождь и холод заставили пожалеть о выборе такой одежды. Настроение стал омрачать Тайлер, пытающийся что-то сказать.
— Елена знает, — он слишком быстро и резко это сказал. Сказал именно в тот момент, когда Бонни хотела повесить трубку. — О нас.
Девушка остановилась на ступеньках как вкопанная. Весь мир будто кто-то обрезал или стер. Беннет выдержала секундную паузу и выдавила лишь одно:
— И как?
Не нужно было устраивать сцены, бросать ненужные и поедающие время: «Ты врешь! Я не верю! Это неправда». Эту дешевизну пусть оставят для второсортного кино. Пусть оставят для другого сюжета. Подобное не для их контекста.
— Тай! — громче прежнего. Бонни по-прежнему не шевелится. Она чувствует как контроль над ситуацией вновь ускользает. Привычное уже, в принципе, состояние.
— Мы расстались… — тяжкий вздох и вновь молчание.
Бонни медленно покачала головой, нехотя стала переставлять ноги вновь, ощущая, что тело снова наливается свинцом. По волосам стекали капельки моросящего дождя, ветер холодными прикосновениями проникал под одежду, к коже, вызывая дрожь. Беннет больше не видела смысла вновь кидаться, вновь бросаться в омут с головой.
Она устала. Она готова уже к чему угодно.
— Бонни, вы хорошо знаете друг друга! Поговори с ней!.. Я люблю ее.
Девушка размотала шифоновый шарф на шее, входя в здание и медленно направляясь к шкафчикам. Там Елена постоянно зависала перед парами: раскладывала учебники и тетради. По крайней мере, если верить старым привычкам подруги. Хотя вот привычки у всех меняются в эту осень слишком резко.
— Не слишком хорошо, как оказывается, — она вновь замолкает. Секунды начинают превращаться в минуты, медленно просеиваясь через решето неразрешимости и обреченности. — Я тоже ее люблю.
Девушка сбрасывает вызов и идет вдоль по коридору, ища взглядом свою подругу.
