По дороге к любви - Редмирски Дж. А. (прочитать книгу .TXT) 📗

– Еще целых восемь минут, – говорит он. – И снова залезем в нашу консервную банку. Неужели хотите проторчать там эти драгоценные минутки?

Останавливаюсь возле деревца, привязанного розовой ленточкой к колышку.

– Всего-то восемь минут. Не вижу большой разницы.

Он откусывает от бургера огромный кусок, жует и проглатывает.

– Представьте, что вас похоронили заживо, – продолжает развивать он тему, отхлебывая из бутылки содовой. – Скоро вы чувствуете нехватку воздуха и задыхаетесь. А если бы до вас добрались на восемь минут раньше… черт возьми, даже на минуту раньше… вы бы остались живой.

– Хорошо, приму к сведению.

– Я не заразный. – Он снова кусает свой бургер.

Наверно, я веду себя как последняя стерва. Конечно, он тоже не сахар и вполне заслужил от меня такого отношения, но, по правде говоря, не такой уж противный, так что нет особых причин все время стоять в боевой стойке. Зачем заводить врагов в таком долгом путешествии?

– Да мне плевать. – Я сажусь на траву перед ним, всего в паре футов.

– Так что вы забыли в этом Айдахо? – спрашивает он, а сам на меня и не смотрит, разглядывает бургер или вертит головой по сторонам.

– К сестре в гости еду, – вру я, не моргнув глазом. – Она недавно родила.

Кивает, продолжая уплетать за обе щеки.

– А вы что забыли в Вайоминге? – Я все еще надеюсь повернуть разговор на другую тему.

– А я к папе в гости. Он умирает. Опухоль мозга, оперировать бесполезно.

Снова кусает. Кажется, не очень-то переживает.

– О-о…

– Да не волнуйтесь вы. – На этот раз он бросает на меня быстрый взгляд. – Все там будем когда-нибудь. Мой старикан и сам не очень парится насчет этого, и всем нам приказал. – Улыбается и снова смотрит на меня. – Вообще-то, пригрозил лишить всех нас наследства, если устроим эту хреновину с поминками и постными лицами.

Потягиваю коктейль через трубочку, лишь бы чем-то себя занять или чтобы рот был занят, чтобы не надо было отвечать на бредятину, которую он несет. Впрочем, вряд ли я смогла бы что-нибудь промямлить.

Он отпивает еще содовой.

– Как вас зовут? – спрашивает он, ставя бутылку на траву.

Интересно, стоит ли называть ему свое имя.

– Кэм, – отвечаю я, решив пока остановиться на укороченной версии.

– А полное как?

Этого я не ожидала.

Не знаю, что сказать, глаза бегают.

– Кэмрин, – признаюсь в конце концов.

И так наворотила вокруг себя столько вранья, а собираюсь нагородить еще больше, пусть хоть имя будет настоящее. Это не так уж важно, зато не надо будет напрягаться, постоянно держать в памяти фальшивое имя, чтобы не проговориться.

– А меня Эндрю. Эндрю Пэрриш.

Я киваю и нехотя улыбаюсь, хотя сама не собираюсь тут же выкладывать, что моя фамилия Беннетт. Хватит с него одного имени.

Пока он приканчивает остатки бургера и проглатывает последние ломтики жареной картошки, я исподтишка разглядываю его и вижу краешек татуировки, выступающей из-под коротких рукавов футболки. Вряд ли ему больше двадцати пяти, скорей всего, даже меньше.

– А лет тебе сколько? – спрашиваю.

Гм, вопрос довольно-таки личный, во всяком случае, так прозвучал. Надеюсь, он не станет усматривать в нем то, чего там нет. Но он, не моргнув глазом, сразу идет на сближение.

– Двадцать пять. А тебе?

– Двадцать.

Смотрит на меня, будто что-то прикидывает, молчит, потом слегка поджимает губы.

– Ну что ж, Кэмрин, сокращенно Кэм, двадцать лет, едет в Айдахо повидать сестру, которая только что родила… приятно познакомиться.

Улыбаюсь одними губами. Рановато еще по-настоящему, искренне улыбаться. Искренние улыбки часто неправильно понимают. Сохраню вежливую дистанцию, но не настолько, чтобы после нескольких искренних улыбочек оказаться в чьем-нибудь багажнике с перерезанным горлом.

– Так, значит, ты из Вайоминга? – спрашиваю я, потягивая коктейль.

– Ага, – кивает он. – Я там родился, но когда мне было шесть лет, родители развелись и мы переехали в Техас.

В Техас. Забавно. Возможно, мои страхи по поводу ковбойских сапог не так уж беспочвенны? Но он совсем не похож на техасца, во всяком случае, далек от стереотипа, какой сложился почти у каждого.

– Вот повидаюсь с папашей и отправлюсь туда. А ты?

Соврать или не соврать? Господи, да пошло оно все, блин… Он что, частный детектив, которого папочка отправил по моему следу? Я не назвала ни своей фамилии, ни адреса, ни номера телефона, что могло бы привести его к моему дому, чтобы, когда я вернусь, если вообще вернусь, оказаться в его багажнике с перерезанным горлом? Думаю, говорить правду гораздо легче, чем пытаться громоздить одну ложь на другую, отвечать на каждый вопрос враньем, поди потом запомни все это. Ехать в этом автобусе еще долго, тем более, как он сказал, нам вместе делать несколько пересадок.

– Из Северной Каролины, – отвечаю.

Он оглядывает меня с ног до головы:

– Из Северной Каролины? Гм, что-то не похоже. Там таких не бывает.

«Что? Что за чушь он несет?»

– А какие, по-твоему, девушки в Северной Каролине?

– Ты очень правильная.

– А ты нахал.

– Да нет, – с безобидным ворчанием в голосе отвечает он, – просто я такой человек, люблю резать правду-матку, а люди не понимают. Вот ты подходишь, например, к тому парню и спрашиваешь, какая у тебя попа в этих джинсах, большая на вид или нет, а он говорит: нет, не очень. Подходишь ко мне, задаешь тот же вопрос, а я говорю тебе правду. Ждешь одного, а получаешь другое, это и сбивает тебя с толку.

– Да что ты?

Никак не раскушу его, чудик какой-то, даром что имя назвал. Слегка чокнутый, даже заинтриговал меня.

– А ты что, не знала? – спрашивает таким тоном, будто истины, которые он изрекает, давным-давно всем известны.

Жду разъяснения. Но он молчит.

– Странный ты тип, – говорю я.

– А мне странно, что ты не задаешь вопросов.

– О чем?

Он смеется:

– Правда ли, что твоя попа кажется в этих джинсах большой.

Чувствую, что лицо мое перекосило.

– Вот еще… Я… Ммм…

Опять попалась. Ладно, если он хочет играть в такие игры, то и я не собираюсь расслабляться, хватит с него, что он уже два раза поймал меня. Я ухмыляюсь:

– Сама знаю, что моя попа в этих джинсах не кажется большой, так что в твоем мнении не нуждаюсь.

По его губам змеится дьявольски привлекательная улыбка. Он снова отхлебывает из бутылки, встает и протягивает руку:

– Кажется, наши восемь минут истекли.

Руку его принимаю, но, скорей всего, потому, что совершенно сбита с толку нашей дурацкой перепалкой. Он тянет на себя, помогая мне подняться.

– Вот видишь, Кэмрин, – говорит он, отпуская мою ладонь, – как много можно узнать друг о друге всего за восемь минут.

Иду рядом с ним, но держу дистанцию. Не знаю пока, раздражают меня его изобретательные подколы и исходящая от него уверенность или, наоборот, забавляют, как бы ни противился этому рассудок.

Все пассажиры в автобусе уже сидят. На своем кресле я оставила журнальчик, который прихватила на станции, чтобы никто не занял его. Эндрю усаживается у меня за спиной. Я рада, что он не пользуется моей готовностью поболтать и не плюхается в кресло рядом.

Проходит несколько часов, а мы все не говорим друг другу ни слова. Я думаю о Натали и о Иэне.

– Спокойной ночи, Кэмрин, – слышу за спиной голос Эндрю. – Надеюсь, завтра расскажешь, кто такая Нэт.

Испуганно вздрагиваю и перегибаюсь через спинку:

– Ты это о чем?

– Успокойся. – Он поднимает голову от сумки, которая служит ему подушкой. – Просто ты во сне разговариваешь. – Тихо смеется. – Прошлой ночью ругалась с какой-то Нэт то ли насчет шампуня, то ли еще из-за чего. Я не понял.

Ухитряется пожать плечами, хотя лежит, скрестив ноги, на свободном кресле напротив и сложив руки на груди.

Ну и ну! Оказывается, я болтаю во сне. Этого еще не хватало. Интересно, почему мама никогда не говорила мне об этом?