«Последний удар: Перезагрузка» (ЛП) - Клэр Джессика (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Голод девушки побеждает её неуверенное беспокойство, и мы идем в кафе. Я маневрирую и беру Дейзи за руку, но замечаю, что Кристина обошла её с другой стороны.
Мы с Дейзи обменивается взглядами.
Я телеграфирую: она опасна.
У нее проблемы. Ей нужна моя помощь.
Я хмурюсь: нет, держись подальше от неё.
Дейзи отвечает мне мрачным разочарованным взглядом, а затем поворачивается к Кристине.
— Что будешь делать после обеда?
Прежде чем я смог ворваться в беседу, Дейзи щипает меня за руку. Закрыв рот, я обсуждаю вопросы личной безопасности Дейзи сам с собой. Когда мы будем дома, и она будет голая, я продолжу обсуждение с ней.
— Мне нужно будет идти домой. Мой парень приходит с работы около трех. Мне надо быть дома к этому времени.
— Надо? — Дейзи задает вопрос, о котором я подумал.
Девушка смотрит не на Дейзи, а вперед:
— Да, он не хочет, чтобы я была в кампусе одна.
— Ты можешь пойти к нам домой, — предлагает Дейзи. — Мы могли бы позаниматься вместе.
Она поворачивается ко мне и объясняет:
— Просто в учебных аудиториях так шумно. Там всегда есть пара козлов, которые бросают свои вещи, занимая длинные столы, и так громко разговаривают.
— Я мог бы позаботиться о них, — говорю я.
Я видел этих мальчишек и наблюдал за ними через окно, но не понимал, что они раздражают Дейзи. Короткий разговор с ними, и они ушли бы навсегда. Вот, что решило бы проблему Дейзи.
— Не надо, Ник, всё в порядке, — она закатывает глаза, и обращается к Кристине: — Так, что скажешь?
Девушка дрожит под порывами ветра, ведь мы достигаем тротуара и больше не защищены стенами высоких кирпичных зданий. «Деревенское зернышко» находится в двух кварталах. Снег и колючий ветер проникают даже под мое пальто. Как бы я не опасался за Дейзи, я не мог не заметить, как дрожит эта девушка, будто сирота на улице. Осторожно, так чтобы девушка не заметила, я достаю пистолет из кармана своего пальто и сую его в боковой карман пальто Дейзи. Она смотрит вниз на новую выпуклость и качает головой в печальном ужасе.
Пожав плечами, я подаю свое пальто девушке.
— Вот, — говорю я ей. — Я из России, родился в холоде.
Кристина становится в оборонительную позицию и спотыкается, шагая назад. Дейзи подходит к ней, и они обе поскальзываются. Я хватаюсь за Дейзи и грубым рывком ставлю их обеих на место. Кристина смотрит на нас, и её взгляд бегает от меня к Дейзи. Затем она поворачивается на пятках и убегает, оставляя Дейзи и меня с пальто в руках.
— Мне не нравится внешний вид этой девушки, — предупреждаю я.
— Она боится, — отвечает Дейзи, глядя на улицу, где фигурка Кристины уменьшается по мере того, как расстояние между нами растет. — Всего.
— Да, люди, которые боятся всего, боятся и дома.
Я надеваю пальто, достаю пистолет из кармана Дейзи и возвращаю его на место в свой внутренний карман.
— Ты ничего не чувствуешь по отношению к ней? — спрашивает она, и в её взгляде миллион вопросов.
Меня пронзает, как шипами. Я ничего не чувствую ни к кому, кроме Дейзи. Разве она этого не знает? Я не могу ей лгать.
— Ты мое сердце. Я бы умер, если бы потерял тебя. Потому что только тогда смерть смогла бы облегчить мою участь.
Я потираю свою грудь, где вытатуирована надпись.
— Она не опасна для меня, — настаивает Дейзи.
— Не она. А вот то, чего она боится? Да.
Глава 7
Дейзи
Я наблюдаю, как Кристина отступает со смесью беспокойства и разочарования. Она убегает от нас, будто мы пригласили её на... мне трудно придумать что-нибудь столь ужасающее. Возможно, на её собственное убийство. Но ведь это смешно и нелепо. Мы студенты, и должны беспокоиться о других вещах, например, о следующем занятии. Верно?
Так почему же я чувствую такое отчаяние, наблюдая за побегом Кристины?
Люди, которые боятся всего, боятся и дома.
У меня в сознании вспыхивают воспоминания, и все они неприятные. Помню, как отец контролировал каждый мой шаг, пока я жила под его крышей. Он постоянно проверял мой гардероб, не одеваюсь ли я во что-то вызывающее. Не ношу ли макияж, который привлечет мальчиков. Помню его суровые реакции, стоило мне ослушаться его. Пощечина, которую он дал мне, заметив блеск для губ, а ведь у меня просто потрескались губы. Постоянное чувство страха и необходимость скрываться, даже когда я была послушной. Ранним утром он вкладывал мне пистолет в руку, требуя, чтобы я защитила наш дом, потому что он услышал шум снаружи.
Мой отец надругался надо мной. Несмотря на то, что всё это было предназначено, чтобы обезопасить меня, ведь я была единственным, что у него осталось, и о чём он заботился, всё это было надругательством. Всё ещё помню те времена, жизнь под колпаком с боязнью сказать или сделать что-нибудь не так. Боязнь оставаться наедине с отцом, терпя его паранойю – вот, что я помню.
И всё это я замечаю в Кристине, когда смотрю на неё. Может быть, у неё дома тоже сумасшедший отец. И поэтому она не может делать домашнее задание. Возможно, поэтому она никогда не обедает и не носит пальто, когда холодно. Моя симпатия к ней бьёт ключом.
Бедная Кристина. Я не буду подталкивать её, а буду самым обычным другом, какой у неё когда-либо был. Лучше я принесу побольше еды на обед, испеку для неё печенье, дам списать домашнюю работу и никогда не буду задавать вопросов. Ведь когда-то я тоже была на её месте, и знаю каково это, постоянно бояться, чувствуя себя, как дрожащий кролик.
Я уже не та девушка, но это не значит, что у меня нет сочувствия к Кристине. Часто думаю о своей жизни с отцом. Смогла бы я сбежать раньше, если бы у меня был хотя бы один друг?
— В твоих глазах так много теней, любовь моя, — говорит Ник, снова натянув пальто.
Он забирает у меня оружие, возвращая его на место в свой карман.
Мы обсуждали это раньше. Мне не нравится, что он носит пистолет в университетском городке. Когда мы смотрим новости, то кажется, что повсюду стреляют. И я боюсь, что когда-нибудь придет день, и Нику придется показать свое оружие.
Ник говорит, что эти новостные сюжеты еще больше убеждают его в необходимости защиты.
А я не могу не согласиться с этим, поэтому позволяю ему носить его. Но всё равно беспокоюсь, что однажды его найдут. И тогда я не знаю, что мы будем делать. Наша счастливая жизнь здесь стала такой хрупкой. Один неверный шаг может уничтожить её.
Боже, Ник прав. Сегодня в моих глазах тени, и я посылаю ему солнечную улыбку.
— Просто задумалась о тяжелом.
Засунув руки ему подмышки, я щекочу его, хотя знаю, что это бесполезно. Мой украинец бесчувственен к щекотке, но мне всё равно нравится пытаться.
— О своей подруге?
Он наклоняется и целует кончик моего носа. И вот уже не важно, что мы стоим на улице на холодном ветру. Чувствую, как от этого маленького жеста, внутри меня разливается тепло.
— Обо всем, — признаюсь я. — Итак, расскажи мне побольше об этой программе изобразительного искусства. Преподавателю нравятся твои просмотры?
Я так горжусь им.
Мы начинаем идти, и он проникает рукой в мой карман, прикасаясь к моим пальцам. Лучше бы носить перчатки, но тогда мы не смогли бы касаться друг друга вот так. Мы с Ником слишком навязчивы в нашей необходимости прикосновений.
— Да. Он думает, я подаю надежды, — признается Ник, и его акцент становится сильнее, когда мы остаемся одни, и нет необходимости притворяться. — Говорит, что у меня взгляд художника. И хочет, чтобы я подал заявку на программу изобразительного искусства.
Я свечусь от гордости:
— Это так замечательно, — и сжимаю его пальцы в кармане. — Я так горжусь тобой!
Он улыбается мне, усмехаясь, и достает руку, чтобы открыть дверь в «Деревенское зернышко». Я наклоняюсь под его рукой и прохожу в дверь, а внутри он присоединяется ко мне. Мы заказываем еду и ждем у стойки, прижимаясь друг к другу. Когда мы садимся, Ник продолжает разговор:
