Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая" (книги онлайн полностью .txt) 📗
Нет, она не говорила. Я думал, она уже уехала.
Нет. Она регулярно посещает онкологическую клинику. Ира говорит, что ей уже дважды делали химиотерапию. И скорее всего, безрезультатно.
И ты поедешь к ней?
Да.
Что ж, это твое право и ее счастье. Я не знаю, что тебе еще сказать.
Ты не хочешь поехать вместе с нами?
Нет, я останусь здесь.
Хорошо. Мы выезжаем сегодня и выходные, скорее всего, проведем там. Сюда вернемся, чтобы забрать Женю, и опять на Киев.
Кого забрать?
Женя — дочка Иры.
Петр Кононович с удивлением смотрит на сына, потом переводит взгляд на меня. Я читаю в нем похвалу себе. Неужели так сложно поверить, что Сергей способен увлечься женщиной с ребенком?
Мы побыли еще немного и, допив чай, распрощались. Сергей вывел машину на междугороднюю трассу и сильнее нажал на газ.
Она опять попала в больницу. Ира сказала мне, что ей было плохо дома. Теряла сознание несколько раз, оплатила VIP-палату и до сих пор находится там.
Слегка поворачиваю руль влево, объезжая яму. Нам осталось полчаса в дороге. Но эти полчаса для меня словно пытка. Хочется, чтобы они никогда не закончились и в то же время не могу больше терпеть неизвестность, не хочу.
Как же долго я нес в себе эту боль, затаенную, спрятанную так глубоко, чтобы никто и никогда не смог ее увидеть. В какой-то момент я даже свыкся с ней, начал воспринимать не так остро, она стала частью меня и не напоминала о себе противными спазмами, уколами сомнения.
Я начал забывать, что детство у меня было отстойное, что я засматривался на матерей своих одноклассников и думал, каково это, когда тебя целуют, обнимаю, шепчут ласковые слова, если поругал отец или учитель. Но меня не утешали, только наказывали. Не было противовеса, некому было дать почувствовать, что ты не полное дерьмо, а просто маленький, не в меру расшалившийся мальчик.
Сначала была гордость и смертельная обида, потом годы сомнений и желание, чтобы она приехала еще хотя бы раз, потом смирение, что я не нужен ей.
Но я взрослел, и в один прекрасный день, как мне казалось, отпустил ее и пошел широким шагами в новую жизнь. У меня появились интересы, увлечения, я вступил в ту пору, когда мать уже не нужна.
И вот сейчас Ира вынудила меня увидеться с ней.
Зачем? К чему это все? Я давно забыл о ней, мне не нужны эти сопливые мелодрамы в стиле «я так виновата». Не могу понять, почему согласился. Но раз Ира так хочет… Смотрю на ее тонкий профиль. Она немного бледна, нос и скулы острее. Это следствие недавних переживаний.
Глупая любимая девочка. Ей незачем рожать мне ребенка, чтобы доказать, что она на самом деле чувствует ко мне. Я и так знаю. Мне ли не разглядеть чистую, светлую любовь среди грязи и показушной мишуры? Самое дорогое, что есть у меня в жизни. Она заставила меня ощущать себя полным, как собранный до единой детали конструктор. Не осталось разрозненных частей, все сложилось в одно целое. Она определила для меня правильное место, и это место — рядом с ней. Ира и моя семья, и моя половинка, и друг, и любовница. От одного ее присутствия мне уже теплее. Так неужели я не смогу взглянуть в глаза женщине, которая до сих пор мнит себя моей матерью, ради своей любимой? Плевое дело!
Город встречает нас легкой дымкой. Старые трамвай скользят по рельсам, огромные рекламные щиты не дают рассмотреть череду тополей вдоль широкой дороги. Движение становится более интенсивным по мере того, как мы приближаемся к центру. Ира сжимает мою руку и продолжает думать о чем-то своем.
В конце концов, мы сворачиваем к больничному комплексу. Она показывает мне, как проехать к окноотделению. Мы достигли пункта назначения.
Внутри ничего не дрогнуло. Все давно окостенело, а как известно, зажившие раны не причиняют боли.
Ира подходит в регистратуре и приветливо здоровается с медсестрой. Ее здесь знают и любят, это видно сразу. На душе теплеет. Какая же она у меня умница. У меня! Я внутренне улыбаюсь.
По чистым, почти стерильным коридорам мы идем недолго. Двери в палату открываются, и я вижу ее.
Эффектная, надменная в своей красоте женщина из моих воспоминаний превратилась в старуху, выглядевшую миниатюрной на огромной кровати с регулируемой спинкой. Она спит. Я имею возможность рассмотреть ее и не быть застигнутым за этим занятием.
Она сильно похудела. Ее руки над белым покрывалом напоминают птичьи лапки — тонкие, хрупкие, костлявые. На лице нет косметики, даже естественное ее украшения- роскошные черные волосы, доставшиеся мне по наследству — не обрамляют маленькую голову, повязанную косынкой. Кожа пожелтела, приобрела какой-то восковой оттенок. И на мгновение мне показалось, что она уже мертва. Внутри все неприятно сжалось и задергалось. Отчего бы это?
Она всегда была мне чужой. Не хотела остаться со мной в детстве, не особо интересовалась моими достижениями в юности. Но иметь взрослого и успешного сына довольно выгодно.
Стоп. К чему все эти обиды? Если она мне безразлична, то мне должно быть все равно. Но до сих под подергивается что-то в глубине груди, неприятно тянет и не отпускает. Корни этого ощущения уходят за грани моего понимания.
У нее острые скулы, под которыми образовались две темные впадины. Губы утратили былую пухлость и привлекательность. Она стала жалкой, но жалеть ее я нисколько не хочу.
В палате просторно, не пахнет ни медикаментами, ни больной плотью — запах, который я терпеть не могу. Еще в школе я дружил с парнем. Его мама болела какой-то страшной формой рака. В 43 года она уже слегла. И когда мы приходили к нему домой, я постоянно чувствовал запах стареющей, увядающей кожи, разъедаемых опухолью мышц, смрадное дыхание поврежденных клеток, выпускающих отравленные газы. Меня мутило каждый раз, когда мы проходили мимо ее комнаты, двери в которую всегда были широко открыты.
Ира держит меня за руку. Я ощущаю ее теплую маленькую ладошку в своей руке. Физический контакт дает мне уверенность в том, что я не дрогну, когда мать заговорит со мной.
Словно почувствовав мои мысли, ее веки затрепетали и приоткрылись. Наира проснулась.
Сначала я решил, что она не узнала меня. Она не села на постели, не подалась вперед, чтобы рассмотреть меня, никак не показала, что поняла, кто перед ней. Но она изучала взглядом меня, а не Иру. Смотрит, не моргая, не отрываясь. Под этим взглядом мне становится неуютно.
Ира подходит к ней и здоровается легко и непринужденно.
Добрый день, Наира. Как вы себя чувствуете?
Неплохо, как и должна себя чувствовать женщина в моем возрасте, — она, наконец, переводит взгляд на Иру, и я испытываю облегчение.
Сегодня со мной согласился приехать Сергей.
Ваша заслуга?
Его решение, — мягко отвечает Ира.
Ее заслуга, — уточняю я.
Наира опять смотрит на меня. Я не привык к ней, не умею читать по лицу, глазам или мимике. Мне кажется, что мое появление ее не тронуло, вообще не вызвало никаких эмоций. Разве что интерес.
Может быть, не так уж ей и важно получить мое прощение? Тогда зачем она хотела встретиться со мной?
Я рада тебя видеть. Спасибо, что пришел.
Пожалуйста.
Если тебе будет проще оправдать свой визит, думай, что это последняя дань умирающему человеку, — ее голос на удивление спокоен.
Я не ищу оправданий. Мне они не нужны.
Думаешь, мне нужны? Ты сильно ошибаешься. Я тоже больше не ищу оправданий своим поступкам. Я поняла, чего они мне стоили, а знание — самое страшное наказание.
Тогда к чему эта встреча?
Хотела проститься. Даже такие, как я, имеют право сказать последнее «прощай».
Не «прости»?
Я бы могла попытаться, но мне кажется, что тебя только разозлят мои попытки извиниться за то, что сложно не только простить, но и понять.
Я молчу. Наверное, она права. Но как же меня бесит ее самоуверенность, ее спокойствие. Может, мне было бы легче, если бы она рыдала, умоляла на коленях забыть прошлое?
Ты стал хорошим человеком, Сергей. Без моей помощи. Это заслуга не только твоего отца, но и твоя тоже. Может, даже лучше, что я не была рядом, пока ты рос, пока становился из мальчика парнем, из парня превращался в мужчину. Что могла дать тебе глупая и взбалмошная мать? Ничего, кроме расстройств.
