Золотой мираж - Майкл Джудит (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Я думаю, она хороша, — сказала Джина, — по крайней мере, до тех пор, пока вам не надоест то, как она все объезжает.
— Мне она нравится, — сказала Эмма. Она увидела, как Клер приложила палец к губам и быстро показала глазами на дверь спальни всего в нескольких футах от них, и тогда она понизила голос до шепота:
— Я хочу сказать, что мне, наверное, не понравится, если она захочет вмешаться во всю мою жизнь и будет указывать, что я должна делать, но она ведь очень деятельна, да? В общем, она мне нравится.
— Мне тоже, — призналась Клер. — Я думаю, она гораздо более одинокий и напуганный человек, чем делает вид. Ей так отчаянно хотелось распаковаться последние пару часов, как будто мы можем ее пинками прогнать отсюда, если она быстро не устроится.
— Ты думаешь, она останется с нами навсегда? — спросила Эмма.
— Держу пари, что останется, если вы ей разрешите, — сказала Джина. — Это не плохо, вы знаете, — прибавила она почти глубокомысленно, — что есть кто-то, кто пресекает всякие вмешательства, и заботится о твоей прическе, и планирует твою кухню… она должна хорошо готовить, если хочет настоящую кухню.
— Она говорит, что да, — сказала Эмма. — Она похожа на маленького мудреца, правда? Вся в морщинках, с маленькими волшебными трюками, и умеет делать тысячу разных вещей, по крайней мере, так кажется. Я думаю, она все умеет.
— Ну, я полагаю, мы пока ее оставим, — сказала Клер, — но если ей придет в голову слишком напирать, то мы можем попросить ее уйти.
— Как это ты себе представляешь? — поинтересовалась Джина.
Клер рассмеялась:
— Не знаю. Вероятно, легче выиграть в лотерею, чем избавиться от Ханны. Мне кажется, что всегда так происходит. Я даже не хочу об этом думать сейчас. Мне нужно обдумать столько других вещей, столько всего хочется сделать. Раньше жизнь казалась гораздо медленней.
— И скучнее, — прибавила Эмма.
Более управляемой, подумала Клер. Ей всегда нравилось, когда что-то происходило постепенно, чтобы она успела привыкнуть. Семнадцать лет они с Эммой жили! такой спокойной жизнью, с рутинным распорядком, в котором редко что менялось. Она изредка гуляла с мужчинами, и с некоторыми из них у нее бывала связь, но даже эти любовные связи, казалось, следовали некоему образцу, который только соответствовал спокойному ритму ее жизни, мало страсти, и никаких взрывов. То, что случилось с ней, никак не укладывалось в ее схему жизни — все случилось не по ее воле. И она не хотела ничего пугающего в будущем.
Но" теперь все казалось пугающим. Изумительные события разворачивались с головокружительной скоростью, и Клер оказывалась в самом их центре. Джина права, подумала она: я и вправду меняюсь. Как иначе я бы смогла делать покупки у Симоны и меньше чем за час приобрести дом, а теперь обдумывать переезд?
И поэтому, когда на следующий день Ханна объявила, что она договорилась в Нью-Йорке о парикмахере для Клер, то Клер не противилась. Сама по себе, она бы оставила свои волосы такими, какими они и были. Но раз уж Ханна решила об этом позаботиться, то пусть так и будет.
Она сидела в кресле, наблюдая себя в зеркале, пока Грегори расчесывал ее волосы и стриг, снова расчесывал и стриг, а Ханна торчала рядом, и следила за быстрыми движениями его рук.
— Прическа должна следовать форме ее лица, — сказала Ханна, опасаясь нарушить его сосредоточенность, но уже не в силах молчать.
— Конечно, мадам, — сказал Грегори кратко. — Именно форма лица является основой прически. Но без вдохновения мастера форма лица ничего не значит.
— Вы правы, — Ханна кивнула. — Но иногда вдохновенные мастера сбиваются с толку потоком собственных нововведений, которые им хочется прибавить к своему опыту, и тогда они нарушают основы гармонии в природе.
Грегори встретил ее взгляд через зеркало:
— Очень мудро сказано, — отметил он и снова принялся стричь.
— Просто следуйте линии моих волос, — сказала Клер, чувствуя неловкость из-за того, что ее обсуждают, и беспокоясь о том, что, собственно, сделает из ее головы Грегори. — Когда их оставляют в покое, они вьются. Грегори и Ханна поглядели на нее коротко и изумленно.
— Когда их оставляют в покое, мадам? — повторил Грегори. — Тогда зачем вы здесь?
— Чтобы кто-нибудь более опытный следовал линии моих волос, — сказала она, надеясь, что это был достойный ответ. Она не добавила, что думает, что тот, кто берет триста долларов за стрижку волос, и при этом процветает, должен хоть что-то делать правильно.
Грегори работал в молчании, Ханна тоже умолкла, и только смотрела, как он щелкает ножницами и возится с одной клиенткой вот уже почти два часа. И когда он закончил, она вздохнула:
— Превосходно, — сказала она. — Примите мои комплименты.
Клер поглядела на саму себя в удивлении. Ее волосы струились вокруг лица, оставляя открытыми высокие скулы и обрамляя изящные, элегантные контуры. Ее рот казался полнее, а глаза больше; она выглядела моложе, и больше напоминала Эмму.
— Мадам желает поговорить с Марго? — спросил Грегори. — Она наш мастер по косметике.
— Да, — сказала Ханна.
— Да, — как эхо, откликнулась Клер, и они перешли в комнату, всю завешанную вельветовыми шторами, с туалетным столиком, залитым светом. Марго обхватила Клер рукой за подбородок и осмотрела ее черты.
— Хорошее лицо, — объявила она. — Отличные скулы, изумительные глаза, изящный рот. Хороший подбородок. Лицо немного узковато, но Грегори смягчил это своей прекрасной работой. — Ее пальцы затрепетали, как крылышки бабочки, скользя по левой стороне лица Клер; затем она смотрела и давала инструкции, пока Клер сама применяла те же кремы и пудры на правой стороне.
— Вам не нужно совершенное изменение, — сказала Марго. — Макияж только делает более чудесным то, что уже чудесно в вас. Чуть больше — и все становится маской, и вы уже больше не вы.
Клер снова села и поглядела на себя в зеркало. Это не было совершенное изменение, но и прежней она не осталась. Все, что было смутного и непроявленного в ее лице, теперь стало заметно взгляду, более живо, и это пугало ее и причиняло ей странное неудобство.
— Вы прекрасная женщина, мадам, — сказала Марго и Клер, которая никогда не думала о себе даже как о красивой, поняла, что это правда, и что отныне ей придется и думать о себе по-другому. Я переделываю свою жизнь и даже саму себя. А потом ее заинтересовало, что скажет Эмма, когда они вернутся домой, и она; увидит, что ее мать стала выглядеть внезапно гораздо моложе и эффектнее; стала точно такой же, как дочь.
Эмма поглядела:
— Ты здорово выглядишь, — сказала она. — Он отлично поработал.
— Эмма, — заворчала Ханна. — Ты могла бы и побольше восхититься своей матерью.
— Да нет, все в порядке, — сказала Клер. — Она удивлена. Я тоже. Нам обеим надо привыкнуть к этому. Но мне нравится. По крайней мере, кажется, что нравится.
Она расслышала мольбу в своем голосе, словно она спрашивала у них, а прилично ли ей выглядеть так; стоит ли ей укладывать волосы так же завтра после того, как она их вымоет; стоит ли употреблять завтра утром всю ту косметику, что она купила, таким же образом, после того, как она снимет ее сегодня перед сном.
— Никогда не надо стыдиться того, что ты пытаешься стать настолько хорошей, насколько это возможно, — заметила Ханна. — А если будешь, тогда еще сильнее тебе придется стыдиться тогда, когда в семьдесят пять лет ты поймешь, что позволила жизни протечь сквозь пальцы и даже не попробовала… столь многого.
— Вроде чего? — спросила Эмма.
— Всех тех приключений, которые выводят нас к но-, вым путям и делают нас лучше и мудрее.
— Да, но какие именно? — настаивала Эмма. — Ты хочешь сказать — любовники? Или наркотики? Или что?
— Я не думаю, что любовники или наркотики делают нас лучше и мудрее, а ты? — спросила в ответ Ханна. Эмма нахмурилась и ничего не сказала. — Я думаю о том, как мы сами себя видим, о гордости, которую испытываем за самих себя, об опыте, который мы превращаем в часть себя, о том, как мы учим других, и о том, чему мы их учим. Я думаю о том, как мы пользуемся миром, как много мы можем понять о нем, и как много мы можем отплатить, прежде чем умрем.
