Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры - Доманчук Наталия Анатольевна (читаемые книги читать .txt) 📗

Утро было солнечным. Здесь всегда солнечно. Ни тебе облачков, ни тебе хмурой и ненастной погоды.

Даже дождь проходит очень быстро. Сверкнет несколько молний, погремит гром — и опять ясно.

Еще я всю жизнь мечтала стать или великой художницей, или писательницей, или актрисой, или еще черт знает чем.

И если уже пошла речь о мечтах, то скажу, что еще я очень мечтаю похудеть.

Жила-была на свете девочка. Тридцатник ей стукнул энное количество лет назад, а до сороковника она еще не добралась, так как шла очень маленькими шажочками, постоянно натыкаясь на буераки и буереки.

До восемнадцати лет она была писаной красавицей. О ней поэт Пастернак писал: «А ты прекрасна без извилин». С годами она совсем не изменилась. То есть извилин не прибавилось. А красота… ах, ну разве спрячешь красоту годами!

Потом наша девочка жрала, жрала и нажрала себе двадцать лишних килограммов. Однажды она шла, шла и вдруг увидела зеркало!

То, что она там увидела, повергло ее в шок, и в ней поселилась мечта: похудеть.

Каждое утро мечта просыпалась на секунду раньше, чем девочка, стояла над ней, как привидение, и с жалостью смотрела не нее.

Девочка просыпалась, смотрела на себя в зеркало и говорила: «Похудеть бы, блин» и начинала свою мечту лелеять. Умывала ее, чистила ей зубки, заплетала косички (волосы у нее, хочу вам заметить, были очень длинные, потому как мечта очень быстро старела, наверное, от жизни мечтячей) и говорила ей: «Мы справимся, старушка, мы обязательно справимся».

Девочка отправлялась с ней под ручку на кухню, доставала из шкафа овсянку, заваривала ее на воде и говорила: «Ах, какая вкуснятина!!!»

Потом она ехала туда, где люди повсюду разворачивали бутерброды и пахли протухшей колбасой. Вот тогда наступал момент, когда наша девочка хотела придушить свою мечту. Но на людях она это делать не могла. Поэтому она приезжала домой, вытаскивала из холодильника маленький гробик, размером со спичечный коробок, и запихивала туда свою мечту, одновременно отрезав себе кусок торта и подпевая Кузьмину: «Моя мечта, нежданная печаль, путь несказанных грез! И все, о чем так долго я мечтала, — нечаянно сбылось».

И так было каждый день.

ПОТОМУ ЧТО у человека должна быть мечта. И даже если она каждый день умирает то это только для того, чтоб утром возродиться вновь!

* * *

Сегодня мы никуда не идем. Инга занята. Сидеть дома очень тяжело. Постоянно хочется пойти на кухню и закинуть в себя что-то вкусненькое. Вроде кусочка тортика.

Торт я купила в день Анькиного прилета. Со сливками. Предполагалось, что я и буду его есть, но так как я начала новую жизнь и торты не ем, то каждый раз, когда я открываю холодильник и оттуда на меня смотрит шоколадный красавец с белой прослойкой, я начинаю нервно сглатывать слюни.

Ну как можно не любить торты? Как? Это же просто ненормально так плохо относиться к выпечке.

Я пошла к Аньке и сказала, что не переживу, если торт скончается в холодильнике, на что она мне ответила:

— Ну и пусть он там протухнет. Я все равно его есть не буду.

— То есть как это «не буду»? Я не могу ТАК.

— Как ТАК?

— Ну, чтоб торт испортился. У меня такого никогда не было. Если ты не съешь его, мне придется. А я дала слово. Я худею.

— Раз дала — так и держи его. Я-то тут при чем?

— При том, что торт портится.

— Ну и пусть себе портится. Почему я должна его есть?

— Потому что ты мне подруга.

— Ой, какая же ты противная. Ну хорошо, пошли, я съем.

Мы пошли на кухню, я достала из холодильника коробку с тортом, отрезала Аньке большой кусок, поместила на тарелочку с голубой каемочкой и поставила на стол.

— А чай? Я не могу без чая, — капризничала Анька.

Пришлось ставить чайник и заваривать чай.

— На вот, зеленый, как ты любишь.

Анька взяла в руку ложечку и стала ковырять торт.

— Ань, ТАК с тортом обращаться нельзя.

— Как «ТАК»?

— Нельзя в нем ковыряться. Торт создан для того, чтобы им наслаждаться.

Анька посмотрела на меня с явным непониманием, отковыряла большой кусок и положила в рот.

Надо было видеть, как она его жевала! Это была просто пытка. И для меня, и для нее.

— Все, хватит, наелась, — сказала я и отобрала у нее тарелку.

— Просто возьми и выкинь его.

— Ага, щас!!!

Зазвонил мой телефон. Это была Инга.

— Откройте мне ворота. У вас что, интерлок поломался? — спросила она.

Я нажала на кнопочку на дистанционном пульте, который открывает ворота, и сказала Аньке:

— У нас интерлок не работает!

— Кто у нас не работает?

— Интерлок.

— А кто это?

— Не знаю. Инга сказала, что он поломался.

— А! — выдала Анька. — А я-то думаю, что это мне так плохо? Оказывается, у нас с интерлоком не все в порядке.

В дом зашла Инга и стала нажимать кнопочки на пульте открывания ворот.

— Что ты делаешь?

— Надо вызвать мастера починить интерлок.

— Так это и есть наш интерлок? — спросила Анька, подошла к прибору ближе и поцеловала его экранчик.

— Что это с ней? — спросила Инга.

— Расстроена. Из-за интерлока.

— Да ладно вам. Я вызову мастера, и он его починит за пять минут. Чем вы вообще сегодня занимались?

— Мы ели торт, — сказала Анька.

— И Лора ела? — в гневе спросила Инга.

— Да не ела я! — оскорбилась я.

— Она не ела, — подтвердила Анька, — а в меня пихала.

— Зачем?

— Торты нельзя выкидывать, — объяснила я.

— Почему нельзя? Они что, святые? Или золотые? — спросила Инга и направилась в кухню.

Открыв холодильник и достав оттуда коробку с тортом, она спросила у Аньки:

— Ты будешь торт?

Анька замотала головой.

— Она не хочет, представляешь, но если ты хочешь, я тебе отрежу кусочек. И даже чай налью, — предложила я.

Но Инга взяла коробку с тортом и одним решительным движением отправила его в мусорку.

— О боже!!! — сказала Анька.

— Что? Что случилось? — не поняла Инга.

— ТАК с тортами нельзя обращаться! — объяснила Анька.

Я молчала и с ненавистью смотрела то на Ингу, то на Аньку. И только когда они залились хохотом и Анька присела на корточки, корчась от смеха, я поняла, что в этой жизни я никогда не похудею, потому что во мне живет только одна любовь — любовь к тортам, которые я никогда не предам и никогда не выброшу в мусорку.

И тогда я пошла в кабинет, закрыла за собой дверь на ключ, достала свой ежедневник и написала:

ОДА ЛЮБИМОМУ

Дорогой. Нет, единственный!

Я давно хотела тебе сказать, что ты — это все, что есть в моей жизни.

Только ты всегда был рядом. И когда мне было плохо, и когда я была на небесах от счастья.

Тут я попыталась вспомнить этот момент, но не смогла.

Только ты один заставлял мое сердце биться чаще, и только ради тебя я просыпалась утром и улыбалась.

Потому что я знала, что ты ждешь меня. В холодильнике.

О, любимый мой торт!

Дальше мне не дали писать, так как Инга с Анькой стояли за дверью, хихикали и говорили:

— Ну ладно, выходи.

— Мы больше так не будем.

— Хочешь, мы сейчас поедем куда-нибудь, закажем себе по огромному куску торта и на твоих глазах съедим?

Я открыла дверь.

— Не надо мне от вас таких жертв.

— Ладно, не дуйся, — успокаивала меня Анька.

— Да я не дуюсь. Чем мы заниматься будем? Может, поедем искать мужчин? — предложила я.

— В ресторан? — переспросила Анька.

— Ну почему сразу в ресторан? Я думала над этим. Давайте сделаем вид, что у нас сломалась машина. Мы из нее выйдем, как будто собираемся починить, и, когда на горизонте появится какая-нибудь машина, остановим и попросим помочь нам. Только хорошую машину будем останавливать. Ну «мерс» какой-нибудь…