Нежность в хрустальных туфельках (СИ) - Субботина Айя (книги без сокращений .txt) 📗
Колючка уткнула голову скрещенные руки на столе, но стук двери заставляет ее вскинуться. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, а потом она начинает вытирать мокрые щеки, как будто ее не выдают заплаканные глаза.
Что-то кувыркается во мне. Больно и сильно, как будто я пропустил крепкий удар.
Меня всегда раздражали женские слезы. Хотелось просто брякнуть, чтобы не разводили мокроту и свалить. Но с Колючкой у меня вообще все через одно место. Даже не удивляюсь, когда быстро подхожу к ней, присаживаюсь рядом на корточки и рукавом свитера вытираю слезы. Хотел бы рукой, но почти уверен, что это окончательно меня расшатает.
— Что случилось, Варя? — Есть какая-то особенная магия в ее имени. В том, что мне не нужно спрашивать разрешение, называя ее так, будто нет никаких пяти лет и кольца у нее на пальце.
Она шмыгает носом, судорожно глотает воздух раскрытыми губами, восстанавливая дыхание.
Могу поцеловать ее прямо сейчас.
Могу и хочу, как ненормальный.
Вот только вряд ли Колючке сейчас нужны поцелуи.
— Мне нужно съездить к матери, — шепотом говорит она, до крови вгрызаясь в губы. Кулаки на коленях комкают юбку. — У меня брат… младший… очень обжегся. Можно попросить тебя отвезти меня на вокзал? Голова… кружится.
Совершенно пустяковая просьба, а такое чувство, будто уговаривает выкрасть для нее миллион из швейцарского банка.
— Какой в жопу вокзал? Какой автобус? Собирайся, я тебя сам отвезу.
Колючка не отказывается, и еле-еле растягивает губы в благодарную улыбку.
На всякий случай мы договариваемся встретиться в квартале ниже, около магазина игрушек. Мне-то плевать, что нас увидят вместе в ситуации, когда Колючка сядет в мою машину, но это ее просьба, и в заплаканных глазах читается попытка извиниться за эту игру в шпионов.
Пока я жду ее в условленном месте, успеваю выкурить еще сигарету, а заодно вспоминаю, где тут ближайшая заправка и достаю из багажника покрывало. Оно новое, еще в лентах, перевязанных бантом. Мать подарила, сказала, что в машине всегда должен быть плед. Кажется, она намекала на то, что рано или поздно у меня появится девушка, которую нужно будет согреть. Вот, как раз появилась.
Варя появляется из-за поворота, находит взглядом машину, и я выхожу навстречу, открывая дверцу напротив переднего сиденья. Помогаю сесть, говорю, чтобы сняла пальто, разулась и поджала ноги под себя. Она не очень понимает, но слушается. Потом укутываю ее одеялом и улыбаюсь, потому что… Ну, блин, кто тут взрослый вообще? Она, с заплаканными глазами, трясущимися руками и в клетчатом покрывале до самого носа, или я?
— Только давай договоримся, Колючка — не называй меня больше мальчиком.
Она переводит дух, и если бы не была такой взвинченной, я бы точно обиделся. Сразу же видно, что за секунду успела придумать всякую ерунду, которую могу потребовать взамен.
— Хорошо, Даня.
Я огибаю машину, сажусь за руль и выставляю климат-контроль до комфортной температуры. Варя расслабленно вздыхает, удобнее устраивается на сиденье в пол оборота и мне приходиться вцепиться в руль, чтобы не наброситься на нее с поцелуями. Нельзя, потому что это будет выглядеть так, будто я пользуюсь ее безвыходным положением и зависимостью. Поэтому еще раз переспрашиваю адрес и ввожу данные в навигатор.
— Спи, Колючка. Нам часа три ехать. — Протягиваю руку, чтобы подтянуть плед повыше ей на плечо, и завожу мотор.
— Спасибо, Даня.
Такое чувство, что она понятия не имеет о простых вещах, которые мужчина может и должен делать для женщины. Благодарит за ерунду.
Глава двадцать первая: Варя
Когда я открываю глаза, то первое, на что падает взгляд — руки Ленского на руле. Все те же немного узловатые пальцы со сбитыми костяшками и парой царапин на тыльной стороне. Ни намека на украшения, только часы на запястье. Никогда не думала, что буду как зачарованная с минуту просто глазеть на контраст светлой стали и загорелой кожи. И поднимать взгляд выше, вдруг понимая, что с неохотой «спотыкаюсь» о край собранных гармошкой в области локтей рукавов. Хочется посмотреть еще выше, до самого плеча. Хочется сжать пальцы на крепких, совсем не мальчишеских мускулах.
— Выспалась? — слышу немного насмешливый голос, и вскидываюсь, потому что мы стоим на светофоре и Ленский явно заметил мои рассматривания.
Не краснеть. Только не краснеть.
Поздно, уши горят, и в горле сухо, и просто хочется открыть настежь окно чтобы не превратиться в полное посмешище. Взрослая вроде, и замужем, а чуть не начала пускать слюни на своего восемнадцатилетнего ученика. Но чтобы я сейчас не сделала, это все равно будет фиаско и попытка скрыть очевидное. Поэтому говорю короткое: «Да, спасибо», и отворачиваюсь к окну.
Мы уже в городе. Нужно несколько секунд, чтобы осмотреться и вспомнить знакомые места, сориентироваться и понять, долго ли до больницы. Я не так часто в последнее время приезжаю в гости: была здесь летом, сразу после экзаменов. Так что пара новых магазинов вместо знакомых из детства кафешек и старого кинотеатра, немного сбивают с толку. Но зато на месте, как маяк для потерянных кораблей, старая-старая стройка, почти в центре города: наша личная Пизанская башня, которая так и не превратилась в модный торговый комплекс. Помню ее еще со школы.
Значит, мы почти приехали.
— Что лучилось с твоим братом, Колючка? — спрашивает Ленский и я бегло рассказываю то, что знаю от матери.
Само собой, ни слова не говорю о деньгах. Это проблемы моей семьи. От посторонних людей я готова принять разве что пожелания Дениске скорейшего выздоровления. Парень слушает молча, и все время смотрит на дорогу. Даже не сомневаюсь, что хоть машина у него дорогая и явно может выдать хорошую скорость, он не лихачит, а ездит аккуратно, не игнорируя правила дорожного движения.
— Я могу чем-то помочь? — спрашивает Даня, когда мы притормаживаем на следующем перекрестке. Тут центральная развилка, стоять с минуту, если не больше.
— Шутишь? Ты меня и так довез, как королеву. Скажешь, сколько я…
— Помолчи, ладно? — перебивает он. Довольно грубо и раздраженно, поэтому какое-то время мы просто молчим и слушаем шелест дворников, сгребающих с лобового стекла липкий снег.
Мне очень стыдно, но я рада, что разговор о деньгах за мою «доставку» так быстро себя исчерпал. У меня каждая копейка на счету, не представляю, чтобы делала, если бы Ленский озвучил сумму. Была бы в самом невозможном идиотском положении.
— Ты когда домой? — его следующий вопрос.
— В воскресенье, у меня автобус в пятнадцать сорок пять.
Не хочу даже думать о том, что будет, если Петя решит не ждать моего возращения, а приехать следом и преподать мне урок послушания. Поэтому план пока такой: помочь матери, придумать, где раздобыть деньги и как вернуться домой.
Или не возвращаться?
— У меня здесь родня есть, — говорит Ленский. — Я у них перекантуюсь до выходных и отвезу тебя домой.
Это же полная ерунда.
— Про родню ты только что придумал, да? Спасибо, что помог, но я не могу и не буду злоупотреблять тем, что ты — мой ученик и слишком хорошо воспитан, чтобы отказать учительнице.
— Я умею отказывать, — отвечает Ленский. — И на хуй посылать умею. Только ты к этому не имеешь никакого отношения. Родня настоящая, не выдуманная — младший брат моей матери, Виктор Строгов.
Он указывает взглядом куда-то мне за спину. Оборачиваюсь и не сразу понимаю, что должна увидеть. А когда вижу, издаю нервный и совсем невеселый смешок, потому что неподалеку от светофора, на котором мы стоим, стоит бигборд, с которого смотрит симпатичный мужчина средних лет, в очках и при галстуке. Ниже — пожелания горожанам хороших новогодних праздников, а еще ниже — подпись и имя: Виктор Строгов, глава городского округа.
— Он правда твой дядя?
Ленский со вздохом достает телефон, находит номер и протягивает мне.
— Позвони, спроси.
