Милый, единственный, инопланетный (СИ) - Монакова Юлия (книги полностью .TXT) 📗
Тем временем он поднял руку и коснулся Лизиного лица, очерчивая контур нежных девичьих губ.
— Ты целовалась когда-нибудь? — спросил он с любопытством. Лиза зажмурилась и отрицательно замотала головой.
— Хочешь, научу? — спросил он игриво. Лиза распахнула глаза, а затем, гордо и независимо, как ей казалось, вскинув подбородок, смело ответила:
— Хочу!
22
НАШИ ДНИ
Марина, сентябрь 2019
— Значит, так, — Лёлька окидывает меня критическим взором. — Сегодня тебе надо выглядеть не овцой на заклании, а победительницей по жизни, роковой красоткой и разбивательницей сердец! Все молодые люди в клубе должны умирать от желания целовать именно тебя, а не какую-то другую девушку.
Мы сидим в моей комнате, забравшись с ногами на кровать, пьём свежезаваренный травяной чай и жуём бабушкино печенье; в ногах у меня раскинулся толстый и лохматый кот Веник и бесцеремонно храпит, всем своим видом демонстрируя презрение к глупым бабским разговорам.
— Может, сразу напишем мне на лбу красной помадой: “KISS ME”? — скептически интересуюсь я, слизывая с губ крошки. Лёлька задумывается.
— Красная помада… Бинго! Ты умница. Считается, что именно ярко-красный цвет вызывает у противоположного пола наибольшее влечение. Тащи косметичку, будем тебя красить!
— Да у меня и нет красной помады, наверное… — сомневаюсь я. — Предпочитаю более сдержанные оттенки.
— Никакой сдержанности! Никакой скромности! Никакого стеснения, будем красить тебя ярко-ярко!
— Как проститутку? — ехидно уточняю я.
— Как свободную, красивую, счастливую девушку, у которой вся жизнь впереди! Ты не просто идёшь в клуб — ты идёшь в клуб целоваться и отрываться!
— Девочки, — в дверь комнаты деликатно стучится бабуля, — ужин скоро будет готов. Вы сейчас покушаете или подождёте, когда Маринушкины родители с работы вернутся, и тогда уж все вместе сядем за стол?
Лёлька отрицательно мотает головой:
— Спасибо, Евдокия Тимофеевна, но мы с Мариной сегодня идём на вечеринку, так что ужинать не будем.
— Не будете?! — ахает бабушка.
— Не будем?! — эхом возмущаюсь и я.
— Что, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда? — поддевает меня подруга. — Ты должна быть лёгким, порхающим мотыльком, а не беременной бегемотихой! — затем она поворачивается к бабушке и поясняет:
— Знаю я вас, Евдокия Тимофеевна, у вас же всегда и первое, и второе, и компот… Подумайте сами, неужели Наташа Ростова нажиралась до отвала перед своим первым балом?
— Ну, если уж Наташа Ростова… — бабушка понимающе улыбается и возвращается в своё кухонное царство. Веник, встрепенувшись, соскакивает с кровати и следует за ней — кто-кто, а он не намерен игнорировать заветное слово “ужин”.
Едва мы выходим из дома и садимся в заранее вызванное такси, оживает мой телефон.
— Карик активизировался, — говорю я дрогнувшим голосом, наблюдая за именем, высветившимся на экране.
— Сбрасывай, — решительно командует Лёлька. Я подчиняюсь, потому что совершенно не готова сейчас с ним разговаривать и вообще не знаю, что могу ему сказать.
Карик набирает мой номер снова, я опять прерываю звонок и трусливо спрашиваю у подруги:
— А может, сразу отправить его в чёрный список? Боюсь, долго подобную осаду я не выдержу, а этот мастер… болтать языком может снова меня задобрить.
— Лучше переименуй контакт в телефоне: “Тот, перед кем я раздвигаю ноги по первому свистку”, — невозмутимо советует Лёлька, напоминая о моём недавнем унижении. Таксист с любопытством косится в мою сторону. — Взглянешь — и охоту отвечать отобьёт напрочь!
— Идея неплохая, но, боюсь, это слишком длинно.
Карик опять звонит. Сердце моё начинает стучать всё быстрее. Нет, конечно, я не простила его, но…
— Лучше ответь и пошли его прямым текстом, — снова распоряжается Лёлька. — А то он так весь вечер нам испортит!
— И что мне ему говорить? — пугаюсь я.
— Скажи, что он кобель, подлец, скотина и импотент.
— Но он далеко не импотент!.. — вскидываюсь я. Таксист всё живее интересуется нашей беседой и следит за дорогой уже вполглаза.
— Неважно. Главное, скажи. Это ударит его в самое сердце!
Я дрожащими пальцами принимаю вызов.
— Алло…
— Маришка, привет, — раздаётся в трубке знакомый, с бархатными интонациями, голос. — Всё ещё дуешься?
— Я не дуюсь.
— Ну я же слышу! Обиделась, да? Перестань, пожалуйста. Ты погорячилась, я погорячился…
— Нет, это я погорячилась год назад, когда отдалась тебе прямо во время ночного эфира! — с досадой говорю я. Краем глаза ловлю выражение лица таксиста — ему сейчас только ведёрка попкорна не хватает.
— Злючка моя…
Я слышу по голосу, что он улыбается, и действительно злюсь сейчас — но не на Карика, а на саму себя, потому что предательски таю и “плыву” от его интонаций. Тембр его голоса всегда действует на меня самым волшебным образом — я покрываюсь мурашками и ничегошеньки не соображаю, поскольку мозги превращаются в вату.
— Ну прости, прости, Мариш. Я правда виноват.
— Что с тобой, Карик? — взяв себя в руки, кротко интересуюсь я. — Не с кем сегодняшнюю ночь провести? Ну так ты не тушуйся, время ещё есть, сколько там молодых мамочек в роддоме держат? Дней пять? Может, ещё повезёт и найдёшь себе кого-нибудь до выписки…
— Зачем ты так цинично? — голос меняется с обольстительного на невинно оскорблённый — ох, и мастер же Карик играть интонациями! — Я же попросил у тебя прощения.
— Прощения, мой милый, надо просить не у меня, а у своей жены, — наставительно говорю я. — Вот перед кем ты действительно виноват. И вообще, не заставляй её нервничать, а то молоко пропадёт, — добавляю внушительно и наконец отключаю телефон. Мне больше нечего сказать Карику… зато есть что — не в меру любопытному таксисту, и все слова эти близки к непечатным.
— Смотрите на дорогу! — рявкаю я с экспрессией и пылом базарной бабки, что, в общем-то, мне совершенно не свойственно.
— Не вздумай реветь! — быстро говорит Лёлька, внимательно следя за моей мимикой и, видимо, отметив дрожащие губы. — Макияж потечёт. Всё прошло отлично, ты держалась молодцом! А сейчас — выше нос, мы идём в отрыв!
23
У входа в клуб очередь: работает фейс-контроль, на поцелуйную вечеринку пропускают лишь тех, кому уже исполнилось восемнадцать.
— Можно подумать, тут не целоваться будут, а устроят групповушку, — беззлобно ворчит Лёлька и лезет в сумочку за паспортом.
Внутри, наоборот, пока ещё не слишком многолюдно. Лёлька, быстро оглядевшись по сторонам, тянет меня за собой к барной стойке, заявив, что это лучшая наблюдательная позиция.
Происходящее мало тянет на содом и гоморру. Несколько человек двигается на танцполе под “Kiss It Better” Рианны, кое-где слышны громкие утрированные чмоки (“муа-а-а! муа-а-а! муа-а-а!”), но лишь две-три влюблённые парочки целуются вызывающе страстно и откровенно, причём неясно — пришли они в клуб вместе или познакомились только что. Остальные ведут себя достаточно сдержанно.
Объявление в баре гласит, что до полуночи шампанское для дам — бесплатно, а порция любого виски для джентльменов обойдётся им всего в сто рублей. Некоторые “джентльмены” так торопятся сэкономить до двенадцати часов, что уже не вяжут лыка и мало интересуются, собственно, тематикой вечеринки.
— Ну что, по шампусику для начала? — интересуется Лёлька. — Что-то ты как-то скисла, подруга, необходимо тебя взбодрить…
Пока я раздумываю, бармен ставит перед нами два коктейля.
— Подарок от заведения, — подмигивает он мне. — Клубничная “Маргарита” — такая же яркая, как ваши губы!
Мы благодарим, а Лёлька незаметно кидает на меня торжествующий взгляд, в котором ясно читается: “Я же говорила, что красная помада сработает!”
Незаметно кошусь на бармена — а он очень даже ничего, милый… интересно, можно ли целоваться с барменами в рамках вечеринки? Или с персоналом запрещено?
