Сто и одна ночь (СИ) - Славина Анастасия (книга жизни TXT) 📗
Если Граф думает, что перья — это предел, он глубоко ошибается. Прошу его сесть на стул напротив кровати. Становлюсь к нему лицом — и сбрасываю с себя плащ.
Брови Графа ползут вверх. Его шок так очевиден, что мне с трудом удается сдержать смешок — но нельзя же портить триумфальный выход.
Мне пришлось продать душу дьяволу, чтобы на ночь заполучить этот наряд. Нежно-голубой топ, расшитый бисером, с бисерной бахромой, лишь отчасти прикрывает грудь. От юбки — одно название: на деле — это несколько полосок темно-синей и голубой органзы, трепещущих при малейшем колебании воздуха. Возлагаю на голову чалму с полупрозрачной вуалью и ложусь на кровать набок — так, чтобы Граф видел меня во всей красе. Вот теперь, Граф, можете называть меня Шахерезадой.
— Начало осени в этом году Глеб мог бы сравнить с прыжком в колодец. Боль, шок, страх, неизвестность. Учеба, которая должна была занимать все его мысли, словно и не начиналась. Спустя неделю занятий он не мог вспомнить ни одного лица студентки или преподавателя. Дни пролетали, как в бреду, — в мрачных мыслях, воспоминаниях и попытках разобраться в себе. Едва заканчивались пары, он сбегал на улицу, — озябшую, усыпанную пожухлой, мокрой листвой. Лучшего фона для его размышлений не существовало.
Сегодня он и вовсе прогулял универ. После короткого бредового сна, пропустив завтрак, он шел по улице так быстро, словно куда-то спешил. Моросил дождь. Ладони мерзли даже в карманах.
Вот уже неделя, как он не общался с Ланой. Принцесса, очевидно, его избегала. А Глеб не мог ей позвонить — не имел права — после всего, что натворил. А если бы позвонил — стало бы только хуже. Потому что мысли о Ксении не исчезли — наоборот, проросли глубже, и теперь выворачивали душу, как корни — землю.
Ксения поселилась в его голове. Просыпалась рядом с ним на узкой кровати общаги. Сидела на подоконнике, свесив босые ноги, пока он одевался. Шла за ним следом по тротуару. И ему приходилось сжимать в карманах кулаки, чтобы не обернуться, не подойти к ней, — воображаемой. Он хотел бы прижать ее к себе. Так крепко, что бы тепло ее тела просочилось ему под кожу. Хотел смять ее, заткнуть поцелуем ее приоткрытый от удивления рот, искусать ее губы — и привкус крови теперь бы его не остановил. Глеб отчаянно нуждался, чтобы она стала его — до последней капли, до последнего глотка воздуха. Он жаждал этого так сильно, что не удивился, когда ноги вынесли его к новостройке в скандинавском стиле — дом, в котором находилась квартира Ксении.
Глеб все смотрел и смотрел на окно ее спальни и воспоминания накрывали его. (Вот занавеска, вздохнув, опускается на обнаженное плечо Ксении, нежно гладит его и — замирает перед тем, как соскользнуть…) И все четче, словно при настройке фокуса в объективе фотоаппарата, Глеб понимал, что ему делать дальше.
Это не случайность — оказаться возле ее дома именно сейчас. Не случайность, что сегодня пятница, — день, когда Ксении надо ехать в Большой город. И уж точно не случайность, что он еще успевал на автобус домой — туда, где во дворе дожидался очередной поездки синий Поло.
Через три часа он был уже на месте — слишком рано. Согласился помочь отцу, только все из рук валилось. Уронил себе на ногу монтировку. Боли толком и не почувствовал, но воспользовался «травмой», как поводом, чтобы сбежать, — и не мучиться, выдавливая из себя ответы на многочисленные вопросы отца.
Заварил чай. Сел на подоконник с кружкой в руках так, чтобы видеть калитку. Ждал, постоянно угадывая силуэт Ксении в рисунке дождевых капель на стекле. Обнаружил, что чай давно остыл, — и вылил его в раковину. Несколько раз прошелся из угла в угол. Схватил с крючка ключи от Поло — и выбежал под дождь.
Глеб чувствовал себя игроком казино, который поставил все свое состояние на «черное» — и считал, что выиграет, — хотя при этом осознавал, чем рискует. В голове было пронзительно ясно, а тело трясло.
Он резко нажал на педаль тормоза — и машина остановилась, как вкопанная, — всего в паре сантиметров от забора. Коротко посигналил. Откинулся на спинку кресла, дожидаясь, пока выйдет Ксения.
Дождь мелко барабанил по жести. «Дворники», поскрипывая, сметали с лобового стекла капли, — и после каждого взмаха Глеб ожидал увидеть Ксению. Но она не шла. Посигналил еще. Ну, раз гора не идет к Магомету… Он уже приоткрыл дверь, как услышал щелчок щеколды, — и сердце болезненно отозвалось.
Ксения проскользнула в приоткрытую калитку и, оглядываясь, поспешила к нему — в светлой блузке, сквозь которую просвечивались лямки лифчика, в льняной юбке в мелкий голубой вышитый цветок. Она, словно зонт, держала над головой короткую серую курточку и смешно перепрыгивала через лужи в туфельках на невысоком каблуке. И каждая деталь, с ней связанная, — даже колыхание юбки после прыжка, даже песок на самом кончике ее туфли — находила в Глебе отклик.
Пусть это казалось ненормальным. Пусть коверкало его жизнь и причиняло боль другим — все равно эта тяга к женщине была лучшим из всего, что он когда-либо испытывал.
Глеб вышел к ней под дождь. Молча открыл дверь машины, помогая Ксении сесть в кресло рядом с водительским, — и не сразу вернулся на свое место. Стоял, не шевелясь, и смотрел сквозь залитое водой боковое стекло на профиль Ксении. Он не мог разобраться, что именно сейчас чувствует, — любовь, зависимость или жажду обладания. В любом случае, сильнее всех этих чувств было иррационально ощущение принадлежности другому человеку, — которое, казалось, возникнув однажды, уже не могло исчезнуть.
— Привет, Стрелок! — Ксения сложила куртку на коленях. — И что ты так смотришь на меня?
Глеб отвел взгляд — всего на мгновение — а потом снова посмотрел ей в глаза. Откуда взялось это ощущение, что он может делать с ней все, что захочет? Чем он заслужил это право? Предательством Ланы? Или тем, что без колебаний ломал свою жизнь?
— Куда едем? — спросил Глеб. — Снова в бараки?
— Нет, сегодня у меня выходной, — Ксения улыбнулась — чуть дрогнули губы. И не случайно ли она выждала паузу, глядя на вмиг поникшее лицо Глеба, прежде чем добавила: — Поедем ко мне.
Она провела кончиками пальцев по ладони Глеба, лежащей на руле — провела! пальцами! по его ладони! — и этот ошеломительно неожиданный, обещающий жест завел Глеба также, как ключ зажигания — Поло.
Машина рванула с места, подпрыгнула на ухабе — «эй, потише, Стрелок!» — и помчалась по трассе в сторону Большого города, нарушая скоростные режимы.
На этот раз все выглядело по-другому — знакомым, значащим — словно Глеб уже стал частью еще недавно чуждого ему мира. Он поднимался за Ксенией по ступеням, и ему казалось, что его ладонь уже много раз вот так же полировала прохладные, покрытые лаком перила. Что у него уже щекотало в груди от приглушенного, неспешного звона каблучков, которому в полной тишине гулко отзывалось эхо.
Глеб остановился прямо за Ксенией, когда она поворачивала ключ в замочной скважине, и заметил, как на мгновение его женщина замерла и чуть наклонила голову, позволяя Глебу глубже вдохнуть ее запах.
Он вошел в квартиру следом. Прислонился спиной к входной двери и, не отрываясь, наблюдал, как легко Ксения скинула туфли, повесила курточку на крючок, вплыла в комнату. А там — Глебу пришлось чуть нагнуться, чтобы увидеть Ксению из-за выступа стены — она включила на мобильном музыку и положила телефон на подоконник. Мягкий, волнующий женский голос запел о желаниях.
Некоторое время Ксения так и стояла возле окна, затем медленно развернулась. Глеб направился к ней.
All I want… — пела женщина.
— Подожди… — Ксения перехватила его ладонь, когда Глеб коснулся ее щеки. — У меня давно этого не было… И я не уверена… — она увернулась от поцелуя. — Я сама… Разденься.
All I want…
Несколько ударов сердца Глеб стоял неподвижно, нависая над ней. Ее волосы щекотали ему подбородок. Прикрыв глаза, Глеб сделал глубокий вдох. Словно одурманенный, он не сразу понял значение ее просьбы. А потом вмиг стянул с себя всю одежду.
