По дороге к любви - Редмирски Дж. А. (прочитать книгу .TXT) 📗
– Что ни сделаешь, все у тебя неприлично.
Ставлю сумку на колени и снова гляжу на него:
– Когда ты в последний раз ел что-нибудь не такое… вредное для здоровья?
Грызет чипсы, глотает.
– Я ем то, что хочу… а ты, видно, из тех чокнутых вегетарианок, которые всюду кудахчут, что фастфуд влияет на всеобщее ожирение?
– Ничего подобного, – отвечаю я, – но думаю, что эти, как ты выражаешься, чокнутые вегетарианки в чем-то правы.
Он уминает еще горсть чипсов, запивает содовой, улыбается.
– Фастфуд здесь ни при чем, люди толстеют от собственной глупости, – говорит он, снова принимаясь вдумчиво жевать. – Их же никто не заставляет, сами выбирают. Американцы глупы, а владельцы ресторанов фастфуда этим пользуются. Хотите фастфуд? Пожалуйста!
– Выходит, и ты глупый американец?
– Выходит, да, – пожимает он плечами. – Но что делать, если выбирать больше нечего, кругом одни автоматы с чипсами и киоски с бургерами.
Я закатываю глаза к небу:
– Можно подумать, будь у тебя выбор, ты бы взял что-то получше… Вот я, например, вообще ничего такого не покупаю.
Мне кажется, я с ним освоилась и могу спорить на равных.
Он громко смеется:
– Черт возьми, да конечно взял бы! Вместо залежалого бургера бифштекс за пятьдесят долларов, а вместо этой дряни бутылочку пива.
Недоверчиво качаю головой и никак не могу избавиться от улыбки.
– А кстати, сама-то ты что ешь? Салатики и тофу?
– Фу, – отвечаю я, – тофу терпеть не могу, а салаты едят только те, кто озабочен сохранением фигуры. – Делаю паузу, улыбаюсь. – Сказать честно?
– Ну конечно, валяй.
Смотрит на меня так, будто перед ним весьма странный и ужасно интересный объект для изучения.
– Обожаю спагетти с мясными фрикадельками и суши.
– Как, сразу, в одной тарелке? – спрашивает он с отвращением.
Несколько секунд смотрю на него разинув рот, пока не доходит.
– Да нет, конечно… Это была бы гадость. – (С облегчением улыбается.) – Бифштексы я не очень люблю, – продолжаю я, – но сейчас бы не отказалась.
– А-а, так ты намекаешь, чтобы я пригласил тебя в ресторан? Типа, на свидание?
Кажется, шире улыбаться некуда, но губы его разъезжаются еще дальше. А у меня челюсть отвисла, глаза выпучены.
– Нет! – чуть не кричу я и чувствую, что краснею. – Просто хотела сказать, что…
Эндрю смеется и делает еще глоток.
– Знаю, знаю, – говорит он, – да не волнуйся ты так. Я и не думал приглашать тебя на свидание.
Я еще шире открываю рот, лицо заливает краска.
Он смеется еще громче.
– Да брось ты! – В голосе его еще слышны отзвуки смеха. – Я же знаю, что ты не такая, верно?
Я сердито хмурю брови.
Он тоже хмурится, но все равно улыбается.
– Послушай, что я скажу, – уже более серьезно говорит он, – если нам случайно повезет, мы найдем ресторан на одной из оставшихся стоянок, и нам смогут за пятнадцать минут, пока автобус не уехал, приготовить бифштекс, обязательно угощу тебя. Поедим прямо в автобусе, и ты сама решишь, свидание это у нас или не свидание.
– Я и сейчас могу сказать, что это будет никакое не свидание.
Он криво ухмыляется:
– Ну ладно, пускай не свидание. Переживу как-нибудь.
Я надеюсь, что тема исчерпана, но куда там.
– Но тогда что это будет, черт возьми, если не свидание?
– Что ты хочешь этим сказать? Это будет… дружеский ужин, я так думаю. Понимаешь, просто встреча двух людей, которые вместе ужинают… или обедают.
– А-а… – В глазах его вспыхивают искорки. – Так, значит, мы с тобой уже друзья?
Этот вопрос застигает меня врасплох. Опять поймал. Надо же, какой хитрый! Поджимаю губы и думаю, но недолго.
– Да, почему бы и нет? Что-то в этом роде, по крайней мере, до Вайоминга.
Он протягивает мне ладонь. Хоть и не с большой охотой, пожимаю. Он жмет мне руку осторожно, но крепко, улыбка добрая и искренняя.
– Тогда друзья неразлейвода до самого Вайоминга. – Он еще раз жмет руку и отпускает.
Сама не знаю, что только что произошло, но, кажется, ничего такого, о чем я потом могу пожалеть. Почему бы и не завести на время путешествия «друга», что тут плохого? На месте Эндрю могла оказаться сотня других, гораздо хуже. А он вроде вполне безобидный, и, если честно, общаться с ним интересно. Это не какая-нибудь старушка, которая стала бы рассказывать, какой она была в мои годы, или мужчина постарше, который все еще считает себя семнадцатилетним юношей и почему-то думает, что и я должна в нем видеть ровесника. Нет, Эндрю как раз то, что надо. Конечно, было бы лучше по многим причинам, если бы вместо него оказалась девушка, но мы с ним хотя бы почти одного возраста, и то слава богу, да и не урод тоже. А что Эндрю Пэрриш далеко не урод, это всякий скажет.
Вот именно, мало того что не урод, он еще и ужасно сексуальный, и как раз это меня больше всего беспокоит.
Черт возьми, Кэм, ты прекрасно знаешь: неважно, что там у тебя стряслось, что ты кого-то потеряла, ненавидишь весь мир и считаешь, что недостойно чувствовать влечение к другому, пока ты еще не оправилась от потрясения. Но ведь человек всегда остается человеком и, если видит кого-то по-настоящему достойного внимания, не может не заметить этого. Такова человеческая природа, ничего не попишешь.
Другое дело – как вести себя при этом, и вот здесь я должна четко установить границы.
В общем, надо держать ухо востро, что бы там ни было.
Но, черт возьми, какой же он все-таки классный! Придется очень постараться, чтобы все, что я буду говорить или делать, не выдало моего интереса к нему. Красавчик всегда знает, что он красавчик. Просто знает, и все, даже скромняга, который не щеголяет этим направо и налево. Это тоже человеческая природа, красивый парень интуитивно понимает, что самая невинная улыбка, разговор, который минимум три минуты нужно поддерживать без неловких пауз, – все это тоже работает на него.
Так что, как ни крути, «дружба» эта потребует от меня больших усилий. Мне хочется, конечно, быть с ним полюбезнее, но в меру, всему есть пределы. Хочется улыбаться, если надо, но с улыбками надо быть аккуратнее. А вдруг не так поймет? Смеяться его шуткам тоже хочется, но и тут есть опасность: а если он, глядя, как я смеюсь, подумает: «Да она в меня втрескалась по уши!»
Да, придется потрудиться. Кто знает, может, в конце концов, старушка на его месте была бы лучше…
Ждем своего автобуса уже почти час. Наконец приезжает. Как я и боялась, свободных мест мало, рассчитывать, как в предыдущем, на роскошь в виде пары кресел на каждого не приходится. Какое там, выстраивается такая очередь, что, похоже, на всех мест не хватит. Вот хрень! Дилемма. Хоть мы с Эндрю и стали друзьями на время, но как заставить себя попросить его сесть рядом? А вдруг неправильно поймет? Поэтому, пока очередь медленно движется вперед и Эндрю идет за мной почти вплотную, я надеюсь, что он сам примет решение и сядет рядом. Я очень хочу, чтобы это был именно он, а не кто-то другой, незнакомый.
Пробираюсь в середину салона и вижу два пустых кресла, быстренько пролезаю к окну, и он садится рядом.
Ну, слава богу.
– Раз уж ты слабый пол, – говорит он, кладя сумку на пол между ног, – так и быть, место у окна твое. – И улыбается.
Автобус набит битком, я уже ощущаю жар горячих, потных тел. Двери со скрипом закрываются, мы трогаемся.
Теперь есть с кем поговорить, и дорога уже не кажется такой мучительно длинной. Почти час без перерыва мы болтаем о всякой всячине: про его любимые рок-группы, про то, почему мне нравится Пинк, и насколько лучше то, что поет она, чем песни «Бостон» и «Форинер», которые мне кажутся однообразными. Мы спорим с ним об этом минут двадцать, не меньше, – он очень упрямый, но вдруг заявляет, что это я упрямая, так что, скорей всего, оба хороши. Потом я рассказываю, кто такая Нэт, но об ужасных подробностях наших с Натали отношений умалчиваю.
Наступает ночь, и меня вдруг осеняет, что с момента, как мы сели в автобус и он разместился рядом, у нас с ним не было ни одной неловкой паузы.
