Инструкция на конец света (ЛП) - Каейн Джейми (е книги .txt) 📗
Это желание.
Я испытывал его раньше, конечно. Миллион раз. Но не так. Я не
был одержим гонкой за одной единственной девушкой, которая носит с
собой пушку и умеет с ней обращаться, которая живёт непостижимой
для меня жизнью и ничего не знает о моём странном мире.
Может быть, меня так привлекает в ней наша непохожесть.
Большинство людей обычно образуют пары с другими жителями
деревни, потому что убеждаются в том, что люди извне просто их не
понимают. Те духовные принципы, которым они следуют, не пускают
посторонних в их повседневность. Но что говорить о нас, детях
искателей истины? Мы вовсе не выбирали эту жизнь. И, всё же, нас
объединяет что-то исключительное, потому что мы общаемся с такими
же, как мы. Может быть, не только с ребятами из деревни, но точно с
теми, кто понимает и кто вырос в этой культуре или придерживается её
принципов.
Что бы подумала Николь о такой жизни? Что она думает обо мне?
Я осознаю в этой молчаливой темноте, что, на счастье или на беду,
мне предстоит это узнать.
* * *
Хелен – самая давняя мамина подруга. Они вместе приехали в
деревню, когда она только зарождалась, но, пока мама продолжала
употреблять наркотики и алкоголь, Хелен одумалась, получила учёную
степень и стала деревенским терапевтом. Она стала мне кем-то вроде
мамы, по крайней мере, тогда я думал, что на маму можно положиться и
она даст разумный совет.
Я не разговаривал с ней после приезда Анники, в основном,
потому что я знаю, что она будет убеждать меня дать Аннике ещё один
шанс и простить её ради своего же блага, а я весь этот бред слушать не
хочу.
Но она знает, что я её избегаю, так что, когда я вижу записку,
просунутую под дверью спальни, на которой её рукой небрежно
написано моё имя, сердце уходит в пятки.
Я поднимаю её и вскрываю конверт. Внутри лежит листок со
словами: «Нам надо поговорить. 15:00, мой кабинет. С любовью, Хелен».
Я бросаю записку на прикроватную тумбочку и иду к выходу,
придумывая отговорки. У меня дела. Мне надо работать в домике. Я
хочу увидеть Николь.
Но уже 14:52. Все мои дела подождут полчаса. К тому же, чем
дольше я откладываю встречу, тем …
Я иду через двор и рощу красных деревьев к зданию
администрации. В нём в конце главного коридора находится кабинет
Хелен, маленькая комната с огромными окнами, индийскими ковриками
ручной работы и папоротниками в горшках.
Дверь слегка приоткрывается, так что я знаю, что сейчас она
никого не принимает. Когда я стучу в дверь, она зовёт меня войти. В
кабинете витает лёгкий запах ладана. Хелен сидит за столом, ручка
зависла над тетрадью.
– Милый Вольф! Вот так сюрприз! – говорит она, поднимая на
меня взгляд. Она обходит стол и обнимает меня.
Хелен всегда пахнет цитрусовыми. Она худая женщина с
изящными формами, отточенными годами занятий йогой, сильная, но с
нежными объятиями. Мне кажется, что она ко мне прилипла, но это
потому что я так сильно перерос её за последнее время.
– Ты занята? – спрашиваю я.
– Конечно, нет. Я рада, что ты прочёл мою записку. Давно пора
было поговорить.
Она жестом приглашает меня на диван напротив своего стола и
притягивает кресло так, чтобы сидеть в полуметре от меня.
– Когда ты вернулась с Гаити?
– В воскресенье.
Несколько месяцев в году Хелен добровольно помогает в детском
приюте в одном из беднейших регионов Гаити, а потом она
возвращается в Штаты и остальную часть года убеждает богачей
пожертвовать деньги приюту.
– Как путешествие?
– Затратно и прекрасно, как всегда. Ты должен поехать со мной в
следующий раз.
– Может быть, поеду, – говорю я и откидываюсь на спинку дивана,
погружаясь в тишину и спокойствие кабинета. - Меня заинтересовала
странная записка, которую ты обронила возле моей двери.
– Я вчера целый день провела с Анникой, – говорит она вместо
объяснения.
– Понятно. Она вернулась.
– И конечно, я тут же подумала о тебе. Как ты это воспринял?
Я пожимаю плечами. Что ей ответить, в самом деле? Если кто-то и
знает о тяжести ситуации, то это Хелен.
– Ты много времени с ней провёл?
– Нет, – отвечаю я.
– Это она так решила?
– Я. Она пыталась восстановить отношения.
К горлу подкатил комок, и я пытаюсь глубоко дышать.
Я не хочу проходить курс терапии чувств к маме. Я мельком гляжу
на дверь, рассчитывая, как трудно будет сбежать.
– Сближение с тобой – часть её лечения, – говорит Хелен.
– Надо внести изменения. Она должна вычеркнуть меня из своего
списка.
– Не думаю, что она с этим согласится.
Я выглядываю в окно позади её стола, гляжу на австралийский
папоротник размером с дерево, покачивающийся на ветру. Его явно
посадили до повального увлечения местными растениями в деревне.
– Можно мне сказать, что я думаю?
Она смотрит на меня с полуулыбкой.
– Ты расскажешь, хочу я того или нет.
Она смеётся.
– Ты слишком хорошо меня знаешь.
Я пожимаю плечами.
– Я тебя слушаю.
– Я подозреваю, что ты не сможешь быть по-настоящему счастлив,
пока не помиришься с Анникой.
Во рту застывает что-то похожее на смех.
– Помириться?
Она откидывается в кресле и изучающе на меня смотрит.
– Чем это должно быть, по-твоему?
– Не знаю.
– Подумай об этом.
– Я не хочу об этом думать.
– Ничего не получится, если ты будешь так сопротивляться, –
говорит она своим лучшим успокаивающим голосом врача.
– Я не хочу проходить терапию.
– Прости, – извиняется Хелен. – Я должна была тебя спросить.
– Может быть. Но я знал, что отказался бы, если бы ты спросила.
Она улыбается.
– Ты такой же сообразительный, насколько красивый.
Мы сидим в тишине несколько долгих секунд.
– Я не верю ей, – наконец говорю я, слова безудержно вырываются
из меня на этот раз.
– Чему именно?
– Тому, что она трезва. Всё ещё трезва.
Она кивает.
– Она должна снова заслужить твоё доверие.
«Сомневаюсь, что это возможно», – хочу сказать я, но молчу.
Вместо этого я просто смотрю на свои ноги, покрытые коричневой
пылью, в резиновых шлёпанцах. У меня мамины пальцы, квадратные,
каждый чуть короче предыдущего. Это одна из тех вещей, в которых мы
похожи.
Я никогда не пил ничего крепче пива, никогда не прикасался к
тяжёлым наркотикам, временами я курил травку, но мне никогда это не
нравилось, и я завязал с этим несколько лет назад, пытаясь не стать
похожим на маму.
– Я позвала себя сюда не для того, чтобы задавать неудобные
вопросы, уверяю.
– Тогда зачем?
– Я просто хотела поговорить, по-дружески.
Когда она говорит это, она наклоняется вперёд, протягивает руку,
кладёт её на моё предплечье и слегка сжимает, глазами показывая, что не
шутит.
– Тогда, как друг, ты поймёшь, почему я не собираюсь
присоединяться к фанатам Анники.
Она поджимает губы и выглядит так, будто собирается что-то
сказать, но не произносит ни слова.
– Не волнуйся за меня, – говорю я.
– Могу я дать тебе совет?
– Конечно.
– Теперь, когда твоя мама вернулась, дай ей подняться или упасть
без твоей помощи, хорошо? Просто будь готов принять изменения, но
знай, что тебе не надо контролировать результат.
Тут она меня поймала. Я смотрю в её бледно-голубые глаза и знаю,
что она видит мой страх – страх снова войти в жизнь мамы и застрять в
этой яме с зыбучими песками.
– Ладно, – говорю я и встаю, собираясь уходить.
Мы обнимаемся, прощаемся, и я иду обратно по коридору во двор,
где всё освещено ярким солнечным светом.
