Медовый месяц с чужой женой (СИ) - Билык Диана (читать книги без .txt) 📗

Мы обнимались с Полей, пока Дима вызывал подмогу. Машину подогнали через несколько минут, мы быстро забрались в салон, и девушка больше не брыкалась, не отлипала от меня, что приятно грело мое черствое сердце. Хотя я не растекся лужицей и не собирался подпускать девчонку в душу. Знаю я эти моменты стресса — нет в них правды, только сочувствие, желание помочь другому человеку. И за кого она сейчас больше боялась: за меня, что издевался над ней, или за себя, просто потому что осталась бы одна в большом городе? Но язык больше не поворачивался называть ее шлюхой. Никогда…

Я заправил за ухо прядь мягких волос, стер ужасную помаду с губ, что размазалась в сторону, будто Поля целовалась в попыхах, и, ломая родной язык, чтобы притвориться иностранцем, сказал:

— Волновалась, дурочка?

— Знаешь русский? — странная смесь настороженности и надежды зазвенела в её голосе.

Я всматривался, искал ниточки доверия, но все-таки перешел на английский и пояснил:

— Пару слов, а так — со словарем, — и попытался улыбнуться. Потеря Криса больно ранила, но я не хотел показывать слабость. — Поехали отмываться?

— Хорошо, — улыбнулась она и по-русски добавила: — Я так рада, что ты жив. Чуть сердце не выпрыгнуло, как муж сказал, что ты мёртв… Я свихнулась, не иначе. Стокгольмский синдром во всей красе! — и, неожиданно прижавшись к моей груди лбом, тихо рассмеялась: — О! Спасибо за то яйцо, — её истеричный смех оборвался, и Поля прошипела совсем тихо, но с яростью: — Надеюсь, Витя получил оргазм.

Будто истратив на этот выброс злости последние силы, Поля медленно отстранилась и, кусая губы, посмотрела в окно. Обхватила себя руками и, дрожа, тихонечко всхлипнула. Не глядя на меня, она тихо спросила:

— Макс… Ты… Ещё хочешь?

Глава 24. Поля

Честенер превратился в камень, сильно сжал мои плечи и уткнулся лбом в ключицу. Мягкие темные волосы защекотали скулы, горячие губы коснулись обнаженной кожи, а тяжелое дыхание вплелось в волосы.

— Просто помолчи, — проговорил мужчина: натужно и с хрипом. Он запутал пальцы в моих локонах и, потянув меня немного на себя, глубоко вдохнул, будто пытался запомнить мой запах, а потом Макс резко дернулся. — Так это тварь Дорогов устроил? — он словно очнулся, и, немного отстранившись, уточнил: — Ты его видела?

Я ощутила лёгкий неприятный укол: вот предложила же себя! Да, это было не потому, что я хочу Максимилиана, хотя он очень красив, а потому, что ненавижу Виктора и хочу ему отомстить, но… Как мог тот, кто добивался меня всё это время, — рьяно и упорно, — думать в этот момент не обо мне?

— Ты хочешь его или меня? — губы говорили то, что я никогда бы сама не произнесла. Боже, что я творю? Это наверняка за меня говорит нервный стресс. Я очутилась на пороге смерти и увидела там Виктора, а Макс, он… всего лишь месть. Но сейчас, глядя в его ледяные глаза, я понимала, что мужчина смотрит сквозь меня. Да, я обиделась. — Ну имей его, как хочешь. А у меня минет больше не проси!

И прикусила язык: я почти предложила себя. Какой стыд! Романова, какое «почти»? Ты это и сделала. Спросила, хочет ли он ещё тебя, и, когда он ответил не так, как ты хотела, разозлилась.

Я смотрела на Макса, а он ухмылялся, и мне невероятно сильно хотелось стереть эту ухмылку с его лица. Ударить? Глупо. Охранники и телохранители олигарха не дремлют. И тогда я решилась на то, что наверное будет меня преследовать до конца жизни. Я забралась Максимилиану на колени и, прильнув к его губам, завладела ими безраздельно… хоть и неумело.

Мы притормозили у особняка, когда губы и кожа горели от его ласк. Он ничего не говорил, ничего не требовал. Просто давал то, что я и сама хотела. Целовал до исступления и темноты в глазах.

До двери Макс донес меня на руках, а потом на пороге ванны замер.

— Приводи себя в порядок, Поля, — осторожно поставил меня на пол, слегка скривившись от шороха пайеток. — В шкафу возьми свежий халат и полотенце. Все остальное найдешь на стеклянных полочках, — и спокойно ушел, хотя на его лице все еще плавала странная ухмылка. То ли горькая, то ли безумная.

Я понимала, что не смогу уйти. Слишком много было между нами, слишком сильно мы связаны. И, — что тут сопротивлятся? — Макс нравится мне. Сразу понравился, но… Сначала это были сплошные «но», если бы он не был таким уродом… моральным. Он и не был. Я ощущала загривком, что у него какие-то личные счёты с Дороговым, хоть и не понимала, какие. К тому же, я и сама, когда столкнулась с убийственно-ледяным взглядом Вити и его холодно-пренебрежительным «Он уже мёртв», осознала, что я действительно «кукла». Не только для Честенера, но и для собственного мужа.

А раз я кукла для них, то не лучше ли мне самой выбрать, чьей я буду игрушкой? Не навсегда, разумеется. А лишь на время, которое потребуется, чтобы оградить свою жизнь от притязаний этих двух. А пока… Не могла себе лгать: я хотела, чтобы Макс ласкал меня и дальше, чтобы зашёл так далеко, откуда нет возврата, чтобы одарил меня тем наслаждением, что обещали его мучительные ласки и беспощадные поцелуи. Что гарантировали его светлые глаза и властные слова.

Я смотрела, как он уходит, и понимала, что сегодня стану женщиной. Усмехнулась горько: лучше поздно, чем никогда. Боже, мне уже двадцать с хвостиком, а я всё ещё девственница! Честенер узнает — будет хохотать до утра! У них в Америке принято чтобы девушка лишалась этого «недостатка» до совершеннолетия.

Когда я вышла из душа, Макс стоял, облаченный в белый халат, у высокого окна в гостиной и пялился на ночной город. На столике возле кожаного дивана красиво разложились фрукты, балык, сыр и что-то цветное, нанизанное на шпажки. Теплые свечи колебались от потоков воздуха и распускали по помещению приятный цитрусовый аромат.

Честенер немного повернул широкие плечи и серьезно проговорил:

— Знаешь, Крис защищал меня собой больше пяти лет. Каждую минуту готов был жизнь отдать, семью не создал, потому что был каждую минуту возле меня. Он знал о наших боксерах столько, что я, — Макс понизил голос, — привык просто слушать его и молчать, слушать и удивляться, как он столько запоминает. От редких ударов до изысканных уклонов, от слабостей наших протеже до сильных сторон противников. — Честенер потер нос, в том месте, где у него был выраженный бугорок, будто сдерживал поток слез или бурю эмоций. Или вспоминал что-то важное. Жесткая улыбка перекосила губы. — Но я всегда его слушал. Всегда, — сдавил пальцы сильнее, и мне показалось, что хрустнула косточка. — И лишь сегодня, когда он рассказывал и жестикулировал возле машины, я думал о тебе. И пошел тебе навстречу, когда все взорвалось…

Макс резко смолк и отвернулся к окну, будто ему было неприятно на меня смотреть. Он долго молчал. Безумно долго.

Я сделала шаг вперед и случайно зацепила рукой занавесь из камушков, что висела в дверном проеме. Они затарахтели и привлекли внимание Максимилиана. Мужчина мельком взглянул на меня и снова отвернулся. Заговорил куда-то вперед:

— Не нужно мне предлагать себя ради этого ублюдка. Это низко. И подло. Он будет наказан, клянусь. За все, что сделал. За все, что сделал его отец. Никто не встанет на моем пути, тем более его подстилка, — он тяжело выдохнул и, опустив голову, нервно договорил: — Я не понимаю… Как. Ты. С ним. Спуталась. Любила?

Глава 25. Поля

Макс так и остался ко мне спиной. Будто вовсе не со мной говорил, а со своим темным отражением в окне.

Сердце моё болезненно бухнулось в рёбра. Я не сумела сдержать рвущихся горьких слов:

— Подстилка. Ты снова делаешь мне больно, Макс. Кажется, с того момента, как мы встретились, твои слова всегда причиняют мне боль. Кажется, что я одна сплошная рана, — я медленно приблизилась и неловко протянула руку. Пальцы дрожали: неужели действительно собираюсь сделать это? Это словно добровольно совать пальцы в газонокосилку или прижиматься к горящему дереву. И всё же… Рывком обняв его со спины, уткнулась лбом в широкую напряжённую до каменного состояния спину.