Стеклянная невеста - Орлова Ольга Михайловна (лучшие книги .txt) 📗
Я прочла о еще одной проблеме — проблеме безграмотности — и отложила конспект, мысленно повторяя про себя: «Правовая неграмотность журналистов проявляется в их неумении уверенно ориентироваться в правовом пространстве СМИ. Это важно для тех, кто пишет на социально-экономические темы, делает репортажи о правоохранительных проблемах… Почему Граф позволил мне смотреть на драку с Пашей Маленьким и остальными двумя? И как он на меня посмотрел, прежде чем идти драться!.. Если бы Граф это делал не ради меня, а просто чтобы наказать нарушителя, то он бы и не заметил меня. И потом, подошел ко мне еще в самом начале, до представления, и предложил остаться после номера. Не планировал же он заранее все эти потасовки?.. Конечно, нет. Если бы он думал очаровать еще одну дурочку, то зачем применять такие сложные ходы? И Катьку не пустил лечить себя…
Я вновь прокрутила в голове все, что произошло ночью, в клубе…
Что же теперь делать? И как мне завтра, то есть уже сегодня, встретиться с ним? Что сказать?.. Ах, как бы хорошо забыть все!.. Как хорошо, как спокойно было еще вчера!.. Я приподняла голову. В щелку двери бесшумно и гибко вошла Мурка, подошла к моей кровати и мягким прыжком взлетела на одеяло. Понюхала вокруг, нашла удобное место, упала и свернулась кольцом. Потом зевнула во весь рот, посмотрела на меня, удостоверилась, что все хорошо, и улеглась. Я внимательно наблюдала за всеми ее манипуляциями.
«Вот так-то и надо! — подумала я. — Так-то и надо! Все образуется… Все должно образоваться!»
Глава 17
ЧТО Я ХОЧУ
Теплый московский летний день постепенно серел, холодно зажигались уличные фонари, расцвечивались неоновыми огнями витрины магазинов, вывески кафе и ресторанов, рекламные щиты вдоль дорог — и оживлялась ночная, не похожая на дневную московская жизнь; тяжелее и стремительнее неслись потоки сверкающих разноцветных машин, успевшие вырваться из нудных дневных пробок, оживленнее потекли по вылизанным тротуарам ручейки прохожих… Каждую ночь после двенадцати я готовилась окунуться в иную, совсем не похожую на мою обычную, дневную жизнь. Каждый вечер в сумерках я посматривала из окна своей комнаты, ожидая, не блеснет ли в свете фонаря между кленами бок графского «Мерседеса», на котором я полечу в клуб, парить в изумрудной воде аквариума. Дни, когда я оставляла свой «Опель» пылиться на стоянке, приходили все чаще и чаще.
Чем все это должно было кончиться, не знал, наверное, никто. Не знала и я, да и старалась об этом не думать. Пусть все идет как идет. Бесполезно было говорить и с Графом: последние дни в моем присутствии на его лице постоянно было выражение потерянности и покорности, он все время старался мне угодить, старался предугадать мои желания. А ведь хотя прошел уже почти месяц с того памятного дня, когда Паша Маленький предпринял попытку пристать ко мне, мы с Графом все еще не были близки. За этот месяц не только он, но и я — мы оба были охвачены постоянным, мучительным напряжением, болезненным ожиданием, которое, наверное, разрешить могла только я.
И вместе с тем ни за какие блага в мире не желала бы я прекращения этих моих и его страданий и была счастлива каждым часом, проведенным рядом с ним. А казалось бы, как все просто: пригласить Графа подняться ко мне (Таня, измученная моими рассказами, с радостью готова исчезнуть на любое время), а то и поехать к нему в одну из квартир. Какая нелепая пытка!.. Согласиться — и разом со всем покончить! Эта запретная мысль стала для меня за последние недели мучительной болезнью, частью меня самой, но раздутой, вместившей в себя все, все — весь мир!..
Несколько дней после драки с Пашей Маленьким и его друзьями все протекало по-прежнему. То есть Граф по-прежнему улыбался мне при встрече, весело шутил, проходя мимо. Но и в шутке, и в улыбке его уже что-то стронулось — я это чувствовала.
Еще через день он попросил меня закончить выступление пораньше и пригласил в ресторан — конечно, не в свой. Я согласилась. С тех пор почти ежедневно — все зависело от того, насколько я успела за день выспаться или от предэкзаменационного расписания, — он вез меня в «Метрополь», «Пекин», «Континенталь». А иногда — еще до ночного представления — в театр или на концерт. Если бы не окончание занятий, такой распорядок не выдержал бы даже мой железный организм, никогда доселе не болевший. Хорошо еще, что я была всегда отличной студенткой, и готовиться к госэкзаменам мне фактически не было нужно. А так, утром, приехав домой, я ложилась спать, просыпалась уже далеко за полдень, постепенно приходила в себя к вечеру и потихоньку начинала ждать новой встречи с ним.
Работать в клубе я не прекратила только потому, что это давало мне хоть какую-то возможность ощущать себя независимой от него. А ведь Граф настаивал. Я чувствовала, что без всякой тайной мысли, только чтобы сделать приятное, чтобы постоянно видеть меня рядом с собой, он предлагал мне не только перестать изображать русалку, но и вообще переселиться к нему. Не зная того, что мой папа гораздо богаче, чем он когда-нибудь будет, Граф готов был содержать меня, уверяя, что ничего не потребует взамен. Признавая, что он искренен, я тем не менее не заблуждалась на счет этих клятв, не заблуждалась на счет природы этих его тайных, жгучих, взвихренных желаний, которые сжигали и меня.
Я и сама не могла в себе разобраться. Что я вообще хотела? Любви? Я ее имела: я любила, и меня любили. Я хотела, чтобы Граф на мне женился? Тоже нет. Более того, такая перспектива меня ужасала. Быть замужем за любимым бандитом — что может быть веселее?!
Нет, Граф не был бандитом, я надеялась, что нет. Однако это его окружение, эти постоянные бандитские разборки, эти счетчики, стрелки и прочие экзотические вещи, которыми наполнена ночная жизнь нашего времени… Однажды я была свидетелем его разговора с каким-то человеком, который, кажется, ему был должен крупную сумму. Во всяком случае, мне так показалось.
Глава 18
СЛУЖЕБНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
В тот день Граф заехал за мной еще днем, а потом заскочил в клуб. Я поднялась вместе с ним к нему в кабинет и прошла в соседнее помещение, где он иногда оставался ночевать, — такая миленькая квартирка со всем необходимым: кроватью, ванной и туалетом. Здесь я была первый раз, поэтому с интересом осматривалась.
В этой комнате Граф, вероятно, оставался с очередной своей девицей, и здесь могла бы остаться и я, изъяви на то желание. Меня смутила эта мысль, жаркая волна поднялась по спине к затылку, я представила… Я отогнала непрошеные мысли и включила телевизор, продолжая рассеянно бродить по комнате: музыкальный центр… репродукция на стене с какими-то полуголыми девками… ковер на полу…
Из кабинета стали доноситься голоса, кто-то говорил на повышенных тонах. Я подошла к двери и тихонько приоткрыла створку. Какой-то мужчина лет сорока — низенький и толстый, ужасно жестикулируя, что-то пытался объяснить. Граф, лениво развалясь в кресле, рассеянно слушал, изображая на лице скуку и отвращение. Мужчина стал заверять, что уже через пару дней, самое позднее — на следующей неделе, все будет закончено к обоюдному согласию сторон.
Он замолчал, а Граф, никак не реагируя, продолжал со скукой его рассматривать. Потом Граф встал и, обогнув стол, подошел к посетителю.
— А если я попрошу Матвея разобраться? Красное лицо мужчины стало бледнеть.
— Зачем же Матвей? Какой смысл вмешивать Матвея, когда я — зуб даю! — все сделаю в срок.
— Не вмешивать, значит? И зуб даешь? — спокойно переспросил Граф.
Я только и успела подумать, что надо будет наконец спросить, кто такой этот загадочный Матвей, которого все здесь время от времени поминают по разным поводам, как вдруг Граф без всякого перехода, словно бы взорвался. Он подскочил к маленькому и пожилому посетителю и проговорил, явно занижая голос, наверное, чтобы не слышно было в соседнем помещении, где находилась я:
— Ах ты, хомутник тухлый! Ты кому лапшу вешать собрался? Матвея не надо? Так я и сам с тобой разберусь!
