Стеклянная невеста - Орлова Ольга Михайловна (лучшие книги .txt) 📗

Граф сунул руку под пиджак и вытащил пистолет. С искаженным от ярости лицом он воткнул дуло пистолета в рот мужчине и стал там крутить. Даже сквозь музыку и пение телевизора за спиной, я слышала, как хрустят зубы мужчины. А он и не сопротивлялся.

Я испуганно отскочила от двери. Сердце билось где-то в горле, я не знала, что думать. Впервые я видела Графа таким… таким жестким. Ведь в тот раз он дрался за меня, а это совсем другое дело.

Когда я собралась с духом и решила еще раз заглянуть в кабинет, дверь неожиданно открылась, и вошел совершенно спокойный Граф. Если бы я не видела только что его лицо, я ни за что бы не поверила, что несколько минут назад он был в таком гневе.

Через полчаса я выбросила из головы этот случай, думать о нем забыла, а крошащиеся зубы того графского должника стали казаться мне такой же иллюзией, как и ужасы в американских боевиках.

Ну, почти стали казаться.

Я стала еще более внимательно присматриваться к людям, которые работали в клубе «Русалка». Чаще всего я общалась с девочками-танцовщицами. Это и понятно, потому что именно с ними я проводила больше всего времени. Вне часов работы девочки постоянно сплетничали о мужчинах. Эта тема занимала всех. О мужчинах говорили, о них мечтали, мыслями о них, кажется, и жили.

Впрочем, на сплетни времени много не было. Изнуренные напряженной работой: танцами, а также необходимостью быть вежливыми, корректными и привлекательными для всех посетителей клуба девушки уже не имели сил интересоваться друг другом. Это же относилось и к другим служащим. Здесь работали из-за денег, все были конкурентами друг другу, все боролись за существование, и эта беспрерывная борьба убивала в человеке все хорошее, которое если и сохранялось, то береглось для самых близких, для родных.

Настоящей дружбы не было, хотя дружеские связи складывались. Как у нас с Верочкой, как у других — так называемая производственная приязнь, как правило, не имевшая продолжения за пределами клуба, Люди здесь были лишь шестеренками, маленькими деталями большого, прекрасно функционирующего механизма. Они отрекались от своей личности, оценивали свои действия лишь с позиций пользы для клуба, и личная их ценность возрастала или понижалась именно с этой точки зрения, определяемая размерами зарплаты и регулярной премии.

Эта война, эта борьба каждого с каждым переходила в стычки одного отдела с другим. Официанты терпеть не могли поваров, те отвечали им тем же: оба отдела постоянно доносили друг на друга, не проходило и дня, чтобы Аркадий не разбирал жалобы на воровство поваров или жалобы на воровство официантов. Девочки-танцовщицы всячески натравливали администрацию на массажисток, массажистки, в свою очередь, считали стриптизерш шлюхами, не умеющими ничего, кроме как раздвигать ноги. И так далее и так далее.

Эта глухая, безысходная вражда находила жертвы и внутри отделов. Кто-то объединялся, чтобы легче противостоять другим, внутри групп постоянно происходили брожения. Все усугублялось тем, что желающих на место каждого было предостаточно, и, пользуясь этим, администрация свирепствовала вовсю. Активной стороной здесь был Аркадий Николаевич, заместитель Графа по хозчасти, который просто подходил к человеку и предлагал ему пройти за расчетом. Жаловаться было некому, жертве приходилось лишь смириться.

Сейчас все девушки объединились против Кати. Долгое время она, пользуясь интересом Графа, могла позволить себе вольности. Теперь же, когда хозяин к ней явно охладел, все пытались отыграться. Ей теперь перемывали косточки все кому не лень, и я, понимая, что это, конечно же, несправедливо, все же разделяла общую неприязнь к Кате.

От девочек я узнала многие подробности ее так называемых романов. Многое из рассказанного было, конечно, преувеличением, но и того, что можно было назвать правдой, было достаточно для неприязни. Во всяком случае, с моей стороны. Впрочем, в последние годы, обучившись танцам, Катя перестала спать со всеми подряд. Тем не менее все приходили к выводу, что портовая шлюха, обучившаяся ремеслу в турецком борделе, такой останется до самой смерти.

Я лично, понимая, что наш курятник просто пользуется возможностью лишний раз расклевать очередную жертву, тем не менее не могла побороть в себе глухую неприязнь к ней. И было за что.

Глава 19

УНИЖЕНИЕ

На следующий день после того, как в моем присутствии Граф разделался с Пашей Маленьким со товарищи, я приехала в клуб пораньше. Я еще не отошла от происшедшего накануне, и волнение, которое я испытывала, приписывала лишь необычности событий, заверченных вокруг меня. Я тогда еще не поняла, что уже полюбила Графа.

Итак, я летела в клуб, ожидая… Ничего конкретного я не ожидала, я говорила себе: «Не надо волноваться, надо быть спокойной, надо излучать ледяное спокойствие. Ничего не произошло, хватит биться, словно синичка в клетке», — обращалась я к своему сердцу. Петр Иванович, наш швейцар, с самого моего появления в клубе тепло относившийся ко мне, с улыбкой поздоровался со мной, но, кажется, я не ответила. Чем больше я старалась себя успокоить, тем глубже захватывало дыхание.

Меня остановил на лестнице Аркадий Николаевич и строго сказал, морща лысый лоб, чтобы я зашла в кабинет хозяина и навела порядок после вчерашнего. Некого послать, все заняты, а я, мол, в чем-то участница событий.

Задание меня немножко удивило, уборка не входила в мои обязанности, но я обрадовалась лишней возможности оказаться ближе к Графу и сразу направилась на второй этаж к нему в кабинет.

— Там уже Катя Воронцова, она знает, что делать. Вы поступаете в ее распоряжение, — крикнул мне вслед Аркадий Николаевич.

Я оглянулась, удивленная его строгим голосом. И он повторил уже размереннее, но так же строго:

— Выполняйте все ее распоряжения. И учтите, если надо, то и уборкой следует заниматься. У нас такие правила.

Я его не поняла. Вернее, не поняла его тон, но в кабинете все мне стало ясно. Вероятно, мне хотели дать понять, что произошедшее накануне никак не должно отразиться на моем месте в клубе. Катя была настроена очень решительно и стала буквально гонять меня. Я была удивлена, но решила не спорить.

Когда я мыла пол, причем без швабры, по старинке, ползая по полу, вошел Граф. Рассеянно поздоровавшись и даже не посмотрев в мою сторону, он прошел в другую комнату. Катя стала покрикивать на меня. Я не отвечала, погруженная в свои мысли. А мысли мои были совсем безрадостные.

Еще совсем недавно, полчаса не прошло, я летела, как на крыльях, в этот ночной клуб, а сейчас все валилось у меня из рук, все казалось ужасным, как моя судьба.

Вошел в кабинет Граф и только сейчас заметил меня. Он приостановился, удивленно посмотрел, но тут же собрался и прошел к своему креслу, откуда вспорхнула навстречу ему расположившаяся там ранее Катя. Она с ходу поцеловала его в щеку, на мгновение повисла на шее, стала радостно что-то говорить, сама себя перебивая. И все это время она продолжала, уже демонстративно, покрикивать на меня. Даже назвала меня неумехой. Лицо у Кати раскраснелось, она торжествовала, упивалась возможностью унизить меня в присутствии Графа. Конечно, весь клуб уже знал о том, что произошло вчера, и Кате надо было во что бы то ни стало показать всем, что вчерашнее ничего не значит, что Граф продолжает благоволить к ней, а я зарвалась.

У нее получалось.

— Под столом не забудь подтереть. Видишь, сколько там пыли. Ты что, никогда полы не мыла? Вот неумеха! — засмеялась она, обращаясь к Графу.

Я сквозь слезы, которые невольно навертывались мне на глаза, заметила, что Граф равнодушно наблюдает за всем происходящим. Он сидел в кресле, на подлокотнике устроилась Катя, полуобняв его за шею, — все как вчера. Граф бесстрастно смотрел, как мне приходилось ползать по полу, и, наверное, посмеивался надо мной вместе со своей любовницей. Мое сердце было готово разорваться, я продолжала протирать эти полы, зная, что сегодняшний день — последний, что завтра я уже ни за что не приду сюда, ни под каким предлогом, ни за что!