Отвергнутый дар - Боумен Салли (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗

Они перестали смеяться. Эдуард наклонился, обнял ее и поцеловал. Потом отодвинулся, посмотрел ей в глаза и спросил:

– Изобел, ты за меня выйдешь?

Изобел прижалась щекой к его руке и вздохнула:

– Эдуард, милый, разумеется, выйду. Ты прекрасно знаешь, что за тем я к тебе и приехала.

И тогда Эдуард провел ее в спальню, откуда они не выходили трое суток. На четвертое утро они отправились в город, где в маленькой мэрии километрах в пятидесяти от Парижа крайне суетливый чиновник сочетал их гражданским браком. Обошлось без гостей и без репортеров.

Таким образом Изобел сперва обзавелась гладким обручальным кольцом, а уже потом – другим, с камнем, как положено при помолвке. Последнее она выбрала в парижском салоне де Шавиньи. Перебрав блюда с сапфирами, рубинами и бриллиантами, она остановилась на изумруде. Когда Эдуард надел ей на палец кольцо, она подняла на него взгляд и улыбнулась:

– Про этот камень, надеюсь, не идет дурной славы? Эдуард заключил ее в объятия.

– Решительно нет, дорогая. Он очень, очень счастливый, я тебе обещаю.

Полгода они наслаждались безоблачным счастьем. Изобел жаловалась Эдуарду, что он измучил ее любовью, прекрасно зная, что это только подхлестнет его пыл. Он оказался лучшим ее любовником в жизни – самым опытным, самым понимающим, самым нежным и самым неистовым. Он брал ее тело и вдыхал в него жизнь. Они были неразлучны. За шесть месяцев, на которые выпало немало деловых поездок, они не расставались ни на одну ночь. Все другие женщины перестали существовать для Эдуарда; он мягко порвал с Кларой Делюк, и Изобел, зная, что та значила для него больше всех остальных, попросила Эдуарда их познакомить. Он это сделал, и женщины подружились.

Разнообразие и масштабы деятельности Эдуарда произвели на Изобел огромное впечатление; вскоре она обнаружила, что может быть ему полезной. Не только как хозяйка дома – «меня только этому и учили», – однажды заметила она, скривив губы, – но и как советчица. Подобно мужу, она безошибочно «схватывала» людей с первого взгляда и сразу понимала, кому Эдуард может доверять. Но терпения и сочувствия в ней было больше, поэтому она сразу определяла и привлекала на свою сторону потенциальных помощников, которых сам Эдуард мог бы и проглядеть. Будучи англичанкой, она слабо разбиралась в достоинствах вин, предоставляя судить о том отцу. Тут она прислушивалась к Эдуарду. Но как женщина, да еще дочь своих родителей, она много знала о драгоценностях. И уж здесь, как Эдуард не преминул убедиться, она могла его поучить. Ее вкус, неизменно воздающий должное вещи, влиял на суждения Эдуарда, всегда склонного к известному пуританизму.

– Я от него в восхищении, – говорила она, подняв тяжелое ожерелье из неограненных рубинов вперемежку с изумрудами и жемчугом.

– Покорно благодарю. Вульгарно.

– Не дуйся. Чудесное ожерелье. Языческое, чуть отдает примитивом, но драгоценности и должны быть такими. Откровенно соблазнительными и немножко вызывающими. По мне, даже в бриллиантах нет никакого смысла, если они не бросаются в глаза.

Именно Изобел отыскала для Эдуарда гениального художника-ювелира, случайно преуспев там, где терпеливые многолетние поиски его «охотников за головами» ни к чему не привели.

В старшем классе она подружилась с Марией, девушкой из богатой венгерской семьи; потом Мария эмигрировала в Париж в 1956 году, после советского вторжения. Денег она не захватила, но вывезла кое-какие драгоценности. Изобел помогла подруге обосноваться в Париже и найти работу. Однажды Мария спросила Изобел, не захотят ли де Шавиньи приобрести ее украшения.

– Мне они теперь без надобности, – улыбнулась Мария. – Не понимаю, как я их раньше любила. А вот деньги придутся очень кстати.

Она разложила украшения на постели в маленьком atelier [25], которое снимала. Изобел бросила один взгляд – и позвонила Эдуарду.

Их сделал для Марии польский эмигрант Флориан Выспянский, который осел в Будапеште после войны и которому не так давно исполнилось тридцать лет. Он большой искусник, объяснила Мария, они с матерью любят его работы, но он не очень преуспевает – у него всего лишь маленькая ювелирная мастерская. Поляку в Будапеште приходится трудно.

Подойдя к выходящему на север окну, Эдуард в скудном свете осмотрел украшения одно за другим, сперва на глазок, потом вооружившись лупой. Изобел затаила дыхание.

Он не поверил собственным глазам: несовершенные камни, это ясно, с пороками, некоторые не чистой воды, но огранены и оправлены с такими мастерством и выдумкой, что недостатков не видно. Ослепительное искусство. Одно из оригинальнейших и прекраснейших художественно-ювелирных решений за последние тридцать лет.

Ему казалось, что он может проследить влияния – ювелир не просто талантлив, но еще и учился. Одно ожерелье – плоское, по-византийски роскошное – было явно подсказано неоклассическим стилем Фортунато Кастеллани и его ученика Джулиано, того самого, которого прадед Эдуарда однажды безуспешно попытался переманить к себе в Лондон. Обращение к эмали, потрясающее чувство цвета – все и вправду указывало на Джулиано, хотя у поляка и замысел, и рисунок был изящней и легче. Мария сказала, что это ожерелье из ранних работ Выспянского. Потом он отошел от классических форм, заинтересовавшись арабской школой ювелирного искусства, сообщила Мария, особенно искусством низать камни так изящно и естественно, что ожерелье составляло единое целое с тем, кто его носит. Вот это, сказала Мария, взяв ожерелье, – последнее, что она у него купила. По ее мнению, здесь сказались арабские веяния.

Эдуард благоговейно принял от нее ожерелье – лучшее из всего, что Мария сумела вывезти, работу подлинного мастера. Тонкий золотой обруч, украшенный жемчугом и бриллиантами, причем бриллианты были огранены под цветы, а жемчужины свисали с их лепестков как капли росы. На рубеже веков Александр Риза создавал нечто подобное, но ему было далеко до столь хрупкого изящества.

Эдуард окинул взглядом весь набор. Больше всего его восхищало, что все эти вещицы, столь разные и выдающие неукротимую тягу их создателя к художественному эксперименту, были отмечены авторством одного человека – Выспянского. Все они несли безошибочную печать гения, и всякому, кто хоть немного понимал в ювелирном искусстве, это сразу бросалось в глаза. Поглядев на них, Эдуард в ту же минуту понял – он нашел то, что так долго искал. Он медленно обернулся.

– Ну как? – Голос Изобел дрожал от возбуждения.

– Да. То самое.

В наступившем молчании Изобел и Мария переглянулись.

– Тут одна закавыка, – наконец выдавила Изобел. – Выспянский пока что в Венгрии. Вместе с семьей. Он бы хотел выехать, но его него не пускают. – Это несложно. Я его вызволю. Мария вздохнула: она не очень хорошо представляла возможности Эдуарда.

– Увы, не получится. Два года назад – да. Всего лишь год – допускаю. Но теперь Советы все зажали. Тут ничего не поделаешь. – У меня получится.

Через неделю он вылетел с Изобел в Москву. Еще через месяц молодая жена некоего заслуженного члена Политбюро ошеломила свой круг, явившись в ожерелье, серьгах и браслетах истинно царского великолепия. Поляк Флориан Выспянский, его жена и маленькая дочь получили визы на выезд из Венгрии.

– Подкуп должностных лиц, – ядовито заметила Изобел, кутаясь в соболя, когда они поднимались по трапу в личный самолет Эдуарда, возвращаясь в Париж. Эдуард обиделся.

– Сначала я пытался уговорить. Взывал к разуму. Предлагал торговые выгоды. Подкуп должностного лица был крайним средством.

– Ты прибегал к нему раньше? – спросила она с любопытством.

– Разумеется, когда другого выхода не было. – Эдуард нахмурился. – Этот метод из тех, что я больше всего ненавижу. Противно убеждаться, что каждого, почти каждого, можно купить.

Прошел месяц. Выспянский с семьей должен был прибыть в Париж через неделю. Изобел размышляла об этом, прогуливаясь в парке Сен-Клу под осенним солнцем. Она обняла себя, чтобы унять тайную радость.