Мне не стыдно (СИ) - Эрос Эви (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
— Понял. А картошку?
— И картошку…
Нет, однозначно — Ромашки так не объедаются. Под конец, когда Мишин достал из сумки вафельный тортик, как он выразился, к чаю, я заявила, что скоро из Ромашки превращусь в Колобка, и выкатилась в коридор.
Встала у окна, открыла его и, глотнув свежего воздуха, так и застыла, подставив нос под дующую из крошечной щёлки струю.
Деревья, деревья, деревья… и пока совсем не южные. Ехать ещё очень долго.
Краем глаза я видела, как Сергей уносил мусор в тамбур, потом ходил в туалет и наливал себе чаю. На обратном пути встал рядом со мной вместе с чашкой и сказал:
— Слушай… я ведь тебя искал… ну, тогда. И потом тоже. В соцсетях. И народ спрашивал, никто про тебя ничего не знал.
Я кивнула.
— Никто и не мог ничего знать. Я уезжала во Францию на три месяца, а потом, когда вернулась, мне стало совершенно не до одногруппников.
— То есть, ты нигде не зарегистрирована?
— Почему? Зарегистрирована, конечно. Но так, чтобы никто не нашёл.
«Особенно ты», — подумала я, и Сергей повторил мою мысль:
— Особенно я, да?
— Да, — я не стала лукавить.
Мишин помолчал какое-то время, а потом отхлебнул чаю так громко, что я вздрогнула.
— Извини.
— Ты на себя весь этот кипяток выплеснуть не боишься? Мы в поезде всё-таки…
— Не боюсь. Кипятка бояться — чай не пить. Так ты… не расскажешь, под каким именем зарегистрирована?
Сергей спросил это очень тихо, словно бы даже не у меня, а у себя самого.
— Да теперь-то что… Я была Машей Маргариткиной. Смешно, правда?
Я думала, он будет смеяться, но Мишин покачал головой.
— Нет, не очень. А почему Маша? С Маргариткиной понятно…
— Да и с Машей тоже должно быть. Ромашка-Машка. Как-то так… спонтанно придумалось. Но ты сейчас меня под этим именем нигде не ищи, теперь я Маша Ракова.
Интересно… мне послышался скрежет зубов? Или нет?
— А ты замуж… сразу после института вышла? — Сергей этот вопрос почти процедил и так громко хлебнул чаю, что я опять вздрогнула. — Извини.
— Ничего. Да, можно сказать, что сразу. Как из Франции вернулась.
— А где ты с ним… познакомилась?
Я улыбнулась. Всё, что было связано с Матвеем, вызывало у меня улыбку и ощущение тёплого комочка в груди.
— На улице. Сидела в сквере, рыдала от отчаяния и жалости к себе, он подошёл, утешил, а через месяц мы расписались.
Надо же, как много можно скрыть за обычными и совершенно банальными словами. А на самом деле…
На самом деле, когда я вернулась из Франции, мать попыталась выдать меня замуж за своего знакомого старше меня лет на двадцать. Знакомый был довольно-таки обеспеченным кандидатом наук и собирался защищать докторскую. Он и мама были за, я — резко против, но она даже слушать ничего не хотела. Уговаривала, приводила разумные доводы и вовсю сминала мою волю. Собственно, делала то же самое, что и всю мою сознательную жизнь.
Лепила из меня то, что ей хотелось и нравилось, не обращая внимания, чего хочу я сама.
«Ты сначала вырасти и докажи, что ты имеешь право чего-то хотеть. А потом уж возникай», — так она мне всегда говорила. И я считала это истиной… лет до четырнадцати.
Потом начала бунтовать. И той осенью мой бунт достиг своей точки кипения — я отказалась выходить замуж за «прекрасного человека», выбранного матерью, и убежала на улицу рыдать.
Там-то меня и нашёл Матвей. Выслушал мои сопливые жалобы и предложил очень простое решение — пока мама не выдала меня замуж насильно, выйти самой.
— Да за кого?! — воскликнула я тогда.
— Ну хоть за меня, — он пожал плечами. Наверное, не ожидал, что я так быстро вцеплюсь в эту возможность. Но, к его чести, не стал отказываться — сразу повёл в ЗАГС, где мы подали заявление, а через месяц нас расписали.
Я никогда в жизни никому не рассказывала эту историю. Кроме психотерапевта, конечно. Моя мать орала в трубку и называла меня ненормальной шалавой, а все прочие знакомые думали, что это была большая и великая любовь.
Нет. У нас с Матвеем была и есть — большая и великая дружба…
Он единственный человек, которому я нужна сама по себе, ему безразличны все мои достижения. Медали, грамоты, курсы… Даже размер моей зарплаты. Он вытирал мои сопли все полгода, пока я жила с ним, и ничего не требовал взамен.
Мы с Матвеем тогда договорились — если мы оба никого не встретим до моих тридцати лет (сам он старше меня на четыре года), то сойдёмся вместе окончательно и бесповоротно. Честно говоря, я думала, так и будет, и очень радовалась, когда оказалось, что я ошиблась.
Перед моим отъездом во Францию Матвей по уши влюбился в другую женщину, и мы развелись. Надя — прекрасный человек, и я счастлива, что он её нашёл. Мы с ним, конечно, очень близки, но всё-таки мы друзья, а не возлюбленные.
Именно поэтому я и съехала от него спустя полгода совместной жизни. Мне всегда казалось, что Матвей заслуживает кого-то получше, чем я.
— Рита?
— А? — я помотала головой — задумалась и не расслышала вопрос Сергея.
— Я спросил: ты его любила? Мужа своего бывшего.
— А. Да. Я его и сейчас люблю.
Сергей резко выдохнул, развернулся и утопал в купе.
А я вдруг рассмеялась, вспомнив, как часто Матвей бурчал, что если бы встретил Мишина, то оторвал бы ему голову. И добавлял, мрачно ухмыляясь: «Или даже… головку».
Ну, и чего ты так взбесился?
«Я его и сейчас люблю». Какое тебе дело, а? Да пусть хоть тысячу Раковых любит, а ты через четыре месяца на другой женщине женишься.
И всё равно… Что ни говори — а словно тебя обидели. Словно Ромашка была должна и обязана никого не любить эти двенадцать лет. Ага, и девственность сохранять. И вообще в монастырь уйти…
Сергей поставил чашку на стол и взял из пакета овсяное печенье. Надо погрызть, может, легче станет. Говорят, жевательные движения стимулируют мыслительный процесс…
«Ой, да ладно. Было бы что стимулировать!» — подумал Мишин голосом Макса Юрьевского, и усмехнулся, мысленно с ним согласившись.
Вернулась Рита. Смущённо улыбнулась, глядя на то, как Сергей жуёт печенье, и сказала:
— А я, кажется, созрела до ча…
Договорить она не успела — поезд вдруг дёрнулся, и Ромашка вместе с ним. Неловко запнулась о ковёр — и полетела вперёд, на Мишина.
Печенье было отброшено куда-то в сторону — и Сергей всё-таки успел подхватить Риту на полпути к падению. Сжал талию и глубоко вздохнул, чувствуя, как становится тепло и хорошо от одного только ощущения Ромашки в его руках.
А от её запаха даже немного голова закружилась.
— Извини, — она напряглась всем телом, но не стала отталкивать, поэтому Сергей позволил себе погладить Риту по спине — легко, едва касаясь, и с удивлением почувствовал, что она задрожала.
Боится? Или?..
— Везёт же тебе на падения, — сказал он мягко, наклоняясь ближе к её шее и с удовольствием вдыхая Ромашкин запах — свежий и слегка пряный. — Это уже третий раз с тех пор, как мы встретились. И опять я виноват?
Рита вдруг подняла голову и посмотрела Сергею в лицо. Взгляд её был взволнованным и настолько беззащитным, что его в очередной раз кольнуло отчётливым чувством вины.
Но кроме этого чувства были и другие. Трепет, восхищение и жажда обладания.
— Ты, — губы Ромашки чуть дрогнули, скрывая улыбку. — Конечно, ты. Кто же ещё?
— Действительно, — хмыкнул Сергей. — Тут же кроме меня и нет никого. Поэтому каюсь и прошу покорнейше меня простить. И испить со мной чашку мира, то есть чая. С печенюшками и вафельным тортом.
Рита кивнула, и Мишин с сожалением отпустил её. Проследил, как она садится на своё место, и пошёл за стаканом и кипятком.
— Да я бы сама… — пробормотала Ромашка ему вслед, но Сергей покачал головой, остановился в дверях и подмигнул ей.
— Сиди уж. Кто виноват, тот и пойдёт за чаем. Договорились?
— Ладно…
Впервые в жизни меня настолько разрывало от эмоций. Я чувствовала себя маленькой девочкой, и от этого одновременно и впадала в кайф, и страшно злилась. Куда это годится, взрослая тётка, а так раскисла?
