Мой бывший враг (СИ) - Навьер Рита (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt, .fb2) 📗
Я прихожу к Димке каждый день, меня тут уже все запомнили и здороваются. Вот только он меня не видит – на его глазах все время повязка. У него ожог роговицы. Дело это долгое, но не безнадежное, заверил врач. Должно быть всё хорошо.
В общем, Димка у меня пока ничего не видит, но чувствует безошибочно. Всегда угадывает, кто к нему подошёл – я или не я. Шутит, что по запаху.
Или не шутит. В тот день, когда его только перевели в интенсивку, я вошла к нему в палату. Вошла тихонечко, чтобы не потревожить. Неслышно встала рядом с ним. А он вдруг прошептал: «Таня… я тебя люблю».
3
Димка и правда молодец. За полтора прошедших месяца он почти восстановился. После того, как у него сошли струпья с обожженных мест на шее и плечах, я стала втирать ему специальную мазь, чтобы не остались слишком заметные рубцы.
Сначала я чувствовала, что Димка просто сидел и терпел мои манипуляции, будто ему было неприятно или даже больно, хотя я старалась действовать очень нежно. Но потом, спустя время, стала замечать, что он от моих прикосновений расслабляется, млеет, открывает шею. Дыхание у него меняется, становится частым, неровным. А потом и вовсе его реакция меня стала вгонять в краску, словно я ему эротический массаж исполняю. Я, конечно, продолжаю мазать, но сама теперь касаюсь его кожи и рдею от смущения, будто в этом и правда есть что-то интимное.
Если ещё неделю назад я выкатывала его в больничный двор на коляске погулять. То теперь он уже пытается ходить сам. Пусть пока по стеночке, с палочкой и только до конца коридора и обратно, но в его случае это просто невероятный прогресс. Даже врачи так говорят. А ещё говорят, что в этом и моя большая заслуга. Я не верю, конечно, но слышать всё равно приятно.
Единственное, что по-прежнему плохо – это его глаза. Зрение к нему так и не вернулось. Может, ещё слишком рано впадать в панику, но я же вижу, как врач озабоченно хмурится во время осмотра. Будто сам в растерянности. Он, конечно, успокаивает на словах, но его встревоженность никак не дает мне покоя…
Ещё и отец мой тут отчебучил номер. Заявил вдруг, что хочет навестить Димку. Вообще-то он и до этого про него спрашивал. Я отвечала хмуро и зло: «Плохо». Отец мой ответ как ком проглатывал и молча, ссутулившись, отходил.
Понятно, что не его вина в том, что произошло с Димой. Но если углубиться, то отчасти и его тоже. Во всяком случае он до последнего желал Димке, как и всем из семьи Рощиных, гореть в аду.
Я – человек не суеверный, но после случившегося отцовские слова не могу воспринимать спокойно. Ощущаю их чуть ли не сбывшимся проклятьем. Поэтому и на отца тоже смотреть спокойно не могу. От его голоса, от его вида меня всю скручивает внутри. Я терплю – отец же, но терпения этого осталось с гулькин нос.
Но когда отец сказал, что хочет съездить к нему в больницу, я чуть не поперхнулась.
– Зачем это?
Отец неловко помялся.
– Поговорить хочу. Сказать спасибо.
В общем, я упиралась сначала, но потом решила: пусть. Отец выглядел искренним.
– Только при мне. И пообещай, что не скажешь ему ничего плохого, – предупредила я.
В общем, встреча века состоялась. Привела я отца к Димке в палату.
– Дим, тут мой папа. Он хочет тебе что-то сказать.
Отец сначала ужасно растерялся, с минуту топтался у порога, будто к полу прирос. Потом неуверенными шажочками приблизился к Димкиной кровати. Дима, реагируя на звуки, повернул к нему голову, и отец, помешкав, стал протягивать ему дрожащую руку.
– Он тебя не видит. Просто говори, что хотел сказать.
– Здравствуйте… здравствуй, – кивнул отец. Даже я бы сказала, почти поклонился. Таким я отца никогда не видела.
Я, чтобы их не смущать, отошла к окну. Раскрыла створку пошире, впуская в палату запахи лета.
– Здравствуйте, – без всяких эмоций ответил ему Димка.
– Я… – начал отец и замолк.
И пауза как-то слишком затянулась. Я обернулась и вижу – отец сильно трёт рукой глаза и щёки. И губы у него трясутся. И кадык у него на шее вздрагивает. А потом поняла – он плачет! Отец плачет! По-настоящему…
Потом он всё-таки выдавил сипло, с дрожью в голосе:
– Прости меня… и спасибо тебе за дочь. Ты… Прости.
И чуть ли не опрометью выскочил из палаты.
4
В августе на сайте госунивера обновили окончательный список поступивших. И я оказалась в их числе.
Ещё недавно я так этого ждала, так к этому стремилась, и вот, пожалуйста, цель достигнута, а у меня ни восторга, ни даже банального удовлетворения. Умом я понимаю, конечно, что это здорово, но в душе – полнейшее равнодушие.
Честно говоря, я и узнала-то о том, что меня зачислили на бюджет от Веры Филимоновой. Она тоже поступила в госунивер, но на экономический. И позвонила поздравить себя и меня.
К слову, я и документы подала вовремя благодаря ей. Такая несобранная была в те дни, да вообще весь июнь как будто в прострации всё время находилась. Ничего не хотелось, голова не соображала, каждый день на нервах. Она тогда буквально заставила, спасибо ей, конечно.
В общем, с грехом пополам я всё, что нужно, отправила в приёмную комиссию, заполнила анкету, подала согласие, а затем просто благополучно позабыла.
Нет, вру, один раз я всё-таки вспоминала и заходила на сайт проверить. Меня тогда по баллам переплюнули уже два человека, а бюджетных мест на год выделили всего пять. Но я ничуть не расстроилась, не напряглась, мне было всё равно. В моей личной шкале ценностей приоритеты резко поменялись местами.
Вчера, когда к Димке в больницу приезжал какой-то светило по поводу его зрения, я сидела под дверью, пока он проводил осмотр, ждала его заключения, как приговора, и молилась, точно сумасшедшая: «Пусть я стану уродиной! Пусть я никуда не поступлю! Пусть меня все ненавидят! Только бы мой Дима…».
Хотя понимала ведь, что всё это бормотание – бред чистой воды.
А Филимонова продолжала ликовать в трубку:
– Я за вчерашний день прямо извелась вся. Вчера же должны были появиться результаты. А вечером вообще сайт глючил. А сегодня как увидела с утра… Боже, до сих пор успокоиться не могу! Танька, мы поступили! Ты в курсе, что экономисты и юристы в одном корпусе сейчас? Значит, вместе учиться будем… Нет, ты только прикинь, мы – студенты!
– Да, круто, – вяло поддакнула я.
Димка вот вообще никуда не смог даже просто подать документы. И потеряет теперь, как минимум, год. При самом лучшем раскладе. Хотя он с его результатами вообще мог бы пойти куда угодно.
Филимонова не дура, поняла, что её восторги разделить я не в состоянии, вздохнула и уже без всякого ажиотажа спросила:
– А как твой Рощин?
– Плохо, – вымолвила я и тут же разрыдалась. От нервов.
Зрение к Димке так до сих пор и не вернулось. Самое ужасное – никто даже не знает, почему.
Ожог роговицы у него поверхностный, так сказали. По такой причине Дима лишь на время мог видеть хуже, испытывать жжение, боль, светобоязнь, но ослепнуть из-за этого никак не мог. И тем не менее он до сих пор ничего не видел. Абсолютно.
И светило, на которого я возлагала надежды, тоже ничем не обнадёжил.
Рощин-старший почти всегда на связи. Даже я с ним уже несколько раз по телефону общалась. Теперь он собрался отправить Диму в Германию, уверенный, что если помогут – то только там. Однако светило сказал, что пока его лучше обследовать у нас, в клинике Федорова. Мол, там тоже всё круто: новейшее импортное оборудование, суперспециалисты, передовые технологии. Так что Диме для начала стоит пройти полную диагностику у них.
А потом вообще выдвинул дикое предположение, что Димка, возможно, ослеп не по-настоящему. То есть по-настоящему, конечно, но не из-за травмы глаз, поскольку глазное дно, сосуды, сетчатка, нервы, что там ещё есть – всё в норме, в общем. По всем признакам он должен видеть! Но... не видит. Не различает даже тень и свет. И живёт мой Димка в полной темноте уже почти два месяца.