Вторая молодость любви - Осипова Нелли (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
Смеяться Александра Михайловна любила, всегда находила какую-нибудь причину, которую окружающие не заметили, а она вдруг зальется заразительным смехом — и сразу всем весело. При этом врач она была Божьей малостью, не признавая никаких НИИ и клиник, диссертаций и прочей «мути», с увлечением работала в женской консультации и, главное, любила своих пациентов, что по нынешним временам было самым настоящим атавизмом, то есть, если верить словарю Ожегова, «наличием у потомка признаков, свойственных его отдаленным предкам». Ее друзья-однокурсники острили по этому поводу, говоря, что люди, умеющие шевелить ушами, тоже унаследовали от своих далеких предков некую мышцу, которая у нормального современного человека давно атрофировалась, иначе все бы ходили и шевелили ушами, как ослы или собаки. Сашенька не обижалась, знала: если случалось что у кого-нибудь из знакомых — тут же обращались к ней, к ее помощи, к ее отзывчивости, безотказности и профессионализму.
Все свое детство и юность Саша прожила на Арбате, была буквально влюблена в него, а когда снесли их дом и переселили в просторный, но неуютный юго-запад, он сразу стал нелюбимым. Тогда она перешла на работу в женскую консультацию, которая располагалась в переплетении переулков старого Арбата, в небольшом двухэтажном старинном здании. И хотя Сашенька тратила почти сорок минут на дорогу, вытаскивая себя по утрам из постели буквально за волосы, лишая даже утреннего чая, ибо относилась по своей конституции к классическим «совам», но зато каждый день ее ждала награда — свидание с Арбатом.
Если дома и ворчали по этому поводу, то только через день, ведь утренние приемы чередовались с вечерними, вот и получалось: одну неделю домашние ворчали и возмущались два дня, другую — три. Зато какое блаженство по субботам и воскресеньям: завтрак в постель, обед готовит Митя, он же и на рынок сходит, а квартиру пылесосит Татоша. Словом, все сложности двух или трех утренних, тяжелых для Сашеньки сборов с лихвой окупались сплошным субботне-воскресным кайфом.
День предстоял сегодня напряженный: Таня собиралась съездить в академию, проверить списки принятых на первый курс. Хотя дочь и сдала все экзамены на «пять», но кто его знает, мало ли что может случиться в стенах прежде родного 1-го МОЛ-МИ, а нынче Медицинской академии имени Сеченова. В любом случае следовало дождаться звонка Тани.
Сашенька вошла в свой кабинет, перед которым уже сидели в ожидании приема женщины. Оставалось еще минут пять, и медсестра, как обычно утром, опаздывала. Сашенька не ругала ее за это, потому что знала: Тамара по пути покупает себе продукты и обязательно забегает в «Макдоналдс», чтобы захватить для доктора пару чизбургеров — знает, что та перед утренним приемом не успевает позавтракать.
В такие дни Александра Михайловна, не дожидаясь ее, начинала прием, чтобы не вызвать нареканий. Вот и сегодня она уже собиралась пригласить первую пациентку, но, пока надевала халат, дверь без стука отворилась, под возмущенные голоса ожидающих вошла женщина и, умоляюще сложив руки на груди, взволнованно проговорила:
— Ради Бога, Александра Михайловна, выслушайте меня!
Столько боли и страдания было в ее голосе, жесте, в глазах, что Сашенька, не задавая вопросов, предложила ей сесть, а сама выглянула в коридор и обратилась к своим пациенткам:
— Успокойтесь. Я пришла пораньше и могу до начала приема выслушать эту женщину. — Потом вернулась, плотно прикрыла за собой дверь. — Слушаю вас.
— Мою девочку, мою дочь… изнасиловали… — Слезы хлынули из глаз посетительницы, мешая ей говорить.
Александра Михайловна несколько растерялась и не смогла сразу ответить. Это было неожиданно. За все годы учебы и работы она ни с чем подобным не сталкивалась. Но через мгновение она собралась и поняла, что предстоит долгий разговор.
— Сколько лет вашей дочери?
— Пятнадцать, — прошептала женщина, словно выносила приговор и себе, и дочери.
— Я прошу вас, пожалуйста, подождите конца приема или, если вы живете недалеко, подойдите к двум часам. Я сделаю все, что в моих силах.
— Спасибо вам, спасибо… — женщина, вытирая слезы, поднялась, — я подожду сколько нужно… — и вышла.
Через минут пять в кабинет влетела Тамара, прижимая к груди пакетик из «Макдоналдса».
— Здрасьте, Александра Михайловна… тепленький… ешьте, пока не остыл.
— Позже, Тамарочка, позже, не будем прерывать прием, — отозвалась Сашенька, записывая что-то в историю болезни первой пациентки.
— Остынет же, Александрочка Михайловна! Подождут ваши больные, никуда не денутся, я же знаю, что вы не завтракали, — не унималась медсестра.
Сашенька закончила с пациенткой и, когда та вышла, сказала строго:
— Тамара, я же просила тебя, никогда не называть пациентов больными. Они па-ци-ен-ты! Это ты можешь усвоить?
— Что-нибудь случилось, Александра Михайловна?
— Ровным счетом ничего, кроме того, что моя просьба тобой не воспринимается, — жестко ответила Сашенька. Она не собиралась посвящать даже Тамару в суть свалившейся на нее проблемы и была права — какая мать захочет сделать трагедию дочери поводом для обсуждения? Хотя на медсестру можно было положиться, не первый год работали вместе, но что знают двое — то знает свинья. Так любил повторять Генрих слова генерала Мюллера из «Семнадцати мгновений весны».
Тамара поджала губы, промолчала и в течение всего приема не проронила ни слова. Когда последняя пациентка ушла, Сашенька обняла Тамару:
— Ну прости меня, прости. Я сегодня не в своей тарелке — Танька пошла проверить списки поступивших.
— Ладно уж… В результате вы так ничего и не поели, — вздохнула Тамара.
Она была всего на несколько лет старше Сашеньки, но как-то так повелось, что с самого начала их совместной работы стала опекать ее — сначала как новенькую в этой консультации, потом поражаясь ее безотказности — сколько придет женщин, всех примет, не считаясь с записью.
Александра Михайловна на первых порах удивлялась, даже смущалась, но потом привыкла, а уж когда Тамара начала приносить по утрам сэндвич, прониклась к ней симпатией и нежностью. Об опыте и профессионализме своей сестры и говорить не приходилось — другие врачи откровенно завидовали Сашеньке.
Тамара собралась уходить, сняла халат, переобулась, но, выйдя из кабинета, тут же вернулась:
— Александра Михайловна, там еще одна сидит. Примете?
— Это ко мне, по делу… Ты можешь идти.
Марина Викторовна — так представилась женщина — за это время немного успокоилась, на что и рассчитывала Сашенька: известное дело — пока сидишь или стоишь в какой-нибудь очереди, или звереешь, или приходишь в состояние легкого отупения.
— Это случилось… — начала она, но врач прервала ее:
— Не надо ничего рассказывать, это вас только расстроит. Сейчас главное — посмотреть девочку. Когда вы сможете привести ее?
— Она здесь недалеко, сидит в скверике.
— Господи, да разве можно так? — возмутилась Сашенька. — Вы сейчас должны быть постоянно с ней. Зовите ее скорей.
В кабинет девочка вошла бочком, опустив голову, тихо проговорила:
— Здравствуйте…
— Здравствуй. — Сашенька подошла к ней, полуобняла, ладонью приподняла ей голову, улыбнулась: — Как тебя зовут?
— Настя.
— Обожаю это имя — Анастасия. Знаешь, чаще всего так зовут сильных женщин. Ну что ж, вперед?
Девочка согласно кивнула головой.
— Разденься там, за ширмой, — сказала ей мать.
— Нет, нет! Здесь командую я. Вы, Марина Викторовна, сядьте вот сюда. — Сашенька переставила стул к самой двери кабинета, откуда нельзя было видеть злополучное гинекологическое кресло, и обратилась к девочке: — А ты посмотри вот сюда. Считай, что это трон, на который рано или поздно восходит каждая женщина без исключения. С одной стороны, это почетно, с другой — унизительно и страшно, бывает и радостно. Словом, все перемешано, как в жизни. Главное — взгромоздиться на него, а потом лежать себе и на все поплевывать. Постарайся сделать так, как я прошу: за ширмочкой разденься, полезай в кресло и лежи, как на солнышке, — расслабься и загорай под электрической лампой. Поняла? Я только погляжу — и все.
