Порочный сексуальный татуировщик (ЛП) - Филлипс Карли (прочитать книгу .txt, .fb2) 📗
Он поднял ремень и намотал кожаный ремень на ладонь, напоминая ей о его существовании.
— Соедини руки за спиной.
А вот теперь она поняла, что он задумал. Осознание уязвимости и беззащитности на мгновение вызвало в ней неуверенность, ее мысли вернулись в прошлое, к той ужасной ночи и бессилию перед безжалостными намерениями другого мужчины.
Должно быть, она колебалась слишком долго, потому что меж бровей Мейсона залегла легкая морщинка беспокойства.
— Китти-Кэт, ты доверяешь мне доставить тебе удовольствие? — тихо спросил он.
Она с трудом сглотнула. Мейсон не походил на Коннора и никогда не стал бы манипулировать ею или причинять боль — и она ненавидела, что другой мужчина вселил в нее этот глубоко укоренившийся страх. Она также знала, что Мейсон с уважением отнесется к ее решению не уступить его просьбе, но ей так сильно хотелось побороть это неприятное воспоминание, и разве не лучший способ сделать это, заменив тем удовольствием, которое, как она знала, Мейсон мог ей подарить?
Она медленно выдохнула, вместе с воздухом выпуская свою неуверенность.
— Да, я доверяю тебе, — сказала она и в доказательство сложила руки у поясницы.
Мейсон внимательно следил за выражением ее лица, и ей нравилось, что его достаточно беспокоило ее физическое и эмоциональное благополучие. Должно быть, он увидел уверенность, которую ждал, потому что, наконец, потянулся с ремнем ей за спину. Не прерывая с ней зрительного контакта, Мейсон обернул кожаный ремень вокруг ее запястий и достаточно туго затянул пряжку, чтобы это ее удерживало, но не так сильно, чтобы вызвать дискомфорт.
Эта поза отвела ее плечи назад, в свою очередь, выставляя груди вперед, как подношение. Он обхватил их ладонями, сжимая плоть и перекатывая соски между умелыми пальцами, пока дергание и пощипывание не стало почти невыносимым. Катрина застонала, ее киска сжалась, когда Мейсон медленно и мучительно обвел большими пальцами ареолы.
— Господи, ты чертовски красива и совершенна, — сказал он шокирующе собственническим тоном, проследив взглядом за движением своих ладоней, скользнувших по ее талии и исчезнувших за ее спиной. — Каждый чертов дюйм твоего тела.
Она дорожила этими нежными, откровенными словами, потому что нечасто думала о себе таким образом, считая себя эмоционально и физически неполноценной. Но сейчас, с Мейсоном, она чувствовала себя несовершенно идеальной и, да, красивой.
Его ладони опустились на ее ягодицы, сжимая их и притягивая Катрину ближе к себе, пока ее киска не прижалась к его члену в горячем, влажном, интимном поцелуе.
— Ты чувствуешь это, детка? — спросил он, подаваясь бедрами вперед, прижимаясь членом к мокрым складкам и покрывая себя липкой влагой от последнего оргазма, который он ей подарил. — Я уже один раз кончил тебе в рот, а у меня снова чертовски жесткий стояк.
Катрина прикусила губу, а он продолжал раскачивать ее на себе, давлением и трением вновь оживляя ее тело. С каждым целенаправленным толчком боль между ее бедрами превращалась в неумолимую пульсацию, и она вращала бедрами, касаясь его эрекции, исполняя порочный, развратный танец на его коленях, от которого его челюсти сжимались, а грудь поднималась и опускалась с резким дыханием.
Тёмное, властное рычание грохотало в груди Мейсона, и он сильнее и глубже впился пальцами в мягкую плоть её задницы.
— Вот так, Китти-Кэт. Трись своей мокрой киской о мой член. Кончи на него.
Его порочные слова и приказной тон будто нашли прямую связь с ее клитором, заставляя чувствительный комочек нервов кричать от потребности. Ей хотелось схватиться за его плечи, чтобы иметь какую-то опору, когда она разлетится на части, но, поскольку это было невозможно, она впилась ногтями в ладони и продолжила тереться о него. Похоть, кружащая внутри, усилилась, и когда она встретилась с искрящимися голубыми глазами Мейсона, смотревшего на нее с таким жаром и желанием, невозможно было сдержать ни пронзивший ее оргазм, ни дрожащие стоны, сорвавшиеся с ее губ.
Прежде чем она успела полностью прийти в себя, он надел презерватив, а затем обхватил ее за талию и приподнял на коленях, располагая головку члена у ее входа. Затем опустил ее на себя, погружаясь так резко и глубоко, что Катрина вскрикнула от первого шока.
Он погрузился в нее до самого основания и замер. Когда она открыла глаза и посмотрела на него, то поняла, что Мейсон дает ей время привыкнуть, прежде чем дать себе волю, и у нее не было сомнений, что ее ждет жесткая поездка. Она чувствовала его напряжение от сдерживания и пульсацию члена внутри себя, видела, как дергается мышца на его челюсти, когда он медленно скользил руками к ее бедрам.
Неожиданно выражение его лица сменилось на растерянное и хмурое, его пальцы заскользили взад и вперед по ее левому бедру. Катрине потребовалось мгновение на осознание того, что он обнаружил: множество толстых, уродливых, неровных шрамов. Она столько лет скрывала их от него, вместе с болезненной и унизительной тайной, оставившей неизгладимые следы на ее коже.
Он знал только о шрамах на руке, которые теперь покрывали татуировки-бабочки, и считал, что, получив помощь после жестокого обращения со стороны отчима, она никогда больше себя не порежет. Она видела вопросы в его глазах и постаралась не запаниковать.
— Катрина? — голос звучал так нежно и диссонировал с физической борьбой, которую она знала, ему приходилось вести со своим очень возбужденным телом.
Она отчаянно покачала головой.
— Не сегодня, Мейс, — сказала она, давая понять, что эта тема под запретом. — Мне просто нужно, чтобы ты трахнул меня на обещанные десять баллов и доставил удовольствие.
Это вызвало у него улыбку, на которую она так надеялась, и он понимающе кивнул.
— Это я могу. Но этот разговор еще не закончен.
Она не сомневалась, что он не оставит эту тему в покое. Но сейчас ей хотелось забыться, поэтому она прижалась к нему всем телом, перенаправив его мысли к удовольствию, которого они оба жаждали.
* * *
Мейсон лежал на огромной гостиничной кровати рядом со спящей Катриной, ее мягкое, теплое тело прижималось к нему, а он обнимал ее за талию. Будучи лучшими друзьями на протяжении двенадцати лет, они обнимались не впервые, но уж точно впервые делали это полностью обнаженными.
Это вызвало у него ухмылку. Было уже два часа ночи, и он знал, что ему пора уходить, но пока не мог заставить себя расстаться с Катриной, потому что, как только он выйдет за дверь, все будет кончено. Он никогда раньше не испытывал близости на таком уровне. Подобная связь с женщиной была чем-то большим, чем просто физическим кайфом и освобождением, которое требовалось достичь. Большим, чем просто зависимость и выброс адреналина, в погоне за которыми он провел столько лет, чтобы сдержать болезненные воспоминания о прошлом.
Несмотря на все свои случайные связи, Мейсон никогда не чувствовал себя таким насытившимся и знал, что это не имеет ничего общего с полдюжиной различных способов, которыми он трахал Катрину. Это чувство было… другим. Внутри он ощущал спокойствие и удовлетворение, что было ему чуждо. К своей дружбе они примешали очень горячий секс, и если бы он был лучшим человеком, а не эгоистичным засранцем, то никогда бы не позволил им пересечь эту черту. Но они это сделали, и сейчас, в момент тишины, когда Катрина принадлежала только ему, он ни о чем не сожалел… и надеялся, что и она не будет.
Но это не меняло того факта, что они оба согласились оставить эту интрижку в Вегасе, что, как он знал, было к лучшему. Феноменальный, умопомрачительный секс — это одно. Он просто не был готов дать Катрине то, что ей было нужно в эмоциональном плане. Ему было не просто завязывать отношения. Черт, ему охрененно повезло, что они оставались друзьями последние двенадцать лет, что она так долго терпела его дерьмо, и он выставил бы себя дураком, все испортив ради секса по дружбе. Никакого шанса продолжать их интрижку, чтобы в какой-то момент не испортить и не осложнить их дружбу не было, не говоря уже о возможном конфликте с ней в «Чернилах». Мейсон не был готов пойти не такой риск.
