Солнце мое (СИ) - Войлошников Владимир (версия книг .txt, .fb2) 📗
И тут я заметила напротив пятачка, на верхушке многажды поминаемой мной длинной лестницы, оживление зомбариков. Мимо них и так-то ходить нельзя, а когда волноваться начинают, поведение вообще непредсказуемое. Тем более, когда их столько.
— Вова, пошли через остановку, а то там опять эти… И чего их собралось в таком количестве?
— А вон туда глянь, — Вовка прищурясь наблюдал за зомби-апокалипсисом. — Машину видишь?
Чуть подальше остановки стоял жигуль модного цвета «мокрый асфальт», конечно же, тонированный. Боковые и заднее стекло — наглухо, переднее — до едва прозрачного состояния. Сквозь переднее стекло просматривался водила в чём-то вырвиглазного оттенка, то ли зелёного, то ли голубого. Новая фаза в ношении спортивных костюмов. Раньше были всё больше тёмные, с лампасами, а теперь бешено-кислотные, с косыми или треугольными вставками. Многие даже на дискотеку в таких ходили. И даже девки, если вниз не брюки от комплекта одеть, а яркие лосины…
Тут я поняла, что удивительным образом перескочила с наркоманов на дискотеки и выкинула все эти мысли из головы оптом. Вот ещё! Подумать, что ли, не о чем. Вот, кстати, об ужине, не всё же парня супом кормить…
ПОЧТИ СЕМЕЙНЫЙ ВЕЧЕР
Мы снова сидели на кухне, на этот раз, для разнообразия, одетые. Точнее, Вовка сидел, а я задумчиво смотрела в холодильник.
— Вов, а ты до скольки в увольнении?
Он притянул меня к себе, усаживая на колени:
— До семи утра. В семь, кровь из носу, должен быть в части.
— О! — обрадовалась я, — А давай ты мне мясо поможешь скрутить?
— Котлеты хочешь?
— И котлеты, и перемячи. Когда они только со сковороды, это дивная вещь!
Перемячи — это те открытые мясные пирожки, если кто забыл. Татарского происхождения. Матушка у меня татарка, я разве не говорила?
Перемячи прекрасны, даже если они вчерашние. Но когда ты их только-только снимаешь со сковороды, кроме аппетитного мяса и вкусного поджаристого домашнего теста внутри ещё бульончик получается. Просто обалденно.
— Я вот только не знаю, что с этой грудинкой делать, — я с сомнением покосилась на пакеты с мясом. — Что-то не в ходу она в нашем семействе. Как её вообще едят?
— А грудинку, если ты не против, мы пожарим. Это будет очень вкусно, поверь мне.
— Тогда ты? Гарнира только нет, варить что-то надо. Или, может, из огурцов и редиски салат забодяжить? И с хлебом порубать?
— Гениальный план. Давай, я жарю мясо, вот так половинку отделим. А ты кроши салат. И зелени можно побольше.
Я накромсала салата, попутно поставила тесто — пока оно дойдёт!
Ужин у нас получился шикарный, и съели мы его с большим удовольствием. А потом вытащили из стола нашу заслуженную механическую мясорубку (Боже! Как здорово, когда её с такой вот лёгкостью крутит здоровый парень!) — и тут уж мне оставалось только луковички чистить да подсовывать.
Кстати. Пока я искала в столе мясорубку, вытаскивая банки и пакеты, Вова оценил этот мини-склад и сказал, что на таких запасах можно месяц продержаться, вообще из дому не выходя, была бы вода.
— Ха! Это ты ещё не видел, в стенке по нижним отделам сколько растолкано.
Да так у большинства ведь — пережитой страх отсутствия продуктов наложил на нас неизгладимый отпечаток, поэтому всяких круп, муки и сахара в каждом доме было с запасом. Пять килограмм — это считался небольшой мешочек — гречка там, макароны. А вот мука и сахар шли серьёзными объёмами, по пятьдесят кило.
А уж консервы — обязательно: тушёнка, сгущёнка, сайра в масле, прочее — по выбору: килька какая, горошек, кукуруза…
Даже анекдот гулял: заходит мужик в гараж (иногда вместо гаража фигурировала комната или подсобка), запнулся, ударился об ящик консервов, зацепил куль с мукой, хотел ухватиться — обрушил на себя штабель банок, раскатился на лопнувшем подсолнечном масле… — далее каждый в меру сил и фантазии рассказывал про всякую бакалею, которая падала на дядю, но главным в этом анекдоте был финал: лежит мужик этим всем добром придавленный и говорит: «Твою ж мать! Да когда ж этот голод-то кончится???»
Ладно, отвлеклась я.
Фарша получилось довольно много, килограмма четыре. Это уже с яйцом, с солью, с чёрным перцем. Часть я оставила на перемячи, остальное рассовала по полиэтиленовым маленьким пакетам (пока пакетики целые, мы их никогда не выбрасываем, стираем и на сушилку вешаем — вот оттуда я и взяла), также по пакетам разложила косточки с небольшим количеством мяса — супы варить. Это всё в морозилку. И полпласта грудинки тоже.
Прочие куски и обрезки пока сложила в тазик, накрыла крышкой и в холодильник поставила — завтра разберусь.
Пока всем этим занимались — подошло тесто. Мы жарили пирожки и ели их под какой-то боевик по телеку, и после, совсем уже ночью, снова любили друг друга. В пять сорок я встала с трудом. Вскипятила чайник, разогрела на сковородке несколько пирожков. Потом подняла Вовку.
— Пятнадцать минут у тебя, поешь. В шесть пятнадцать первый сорок четвёртый должен быть, утром они нормально ходят, как раз успеешь к семи.
Он подорвался как по тревоге, таким бодрячком — я аж поразилась. Пока ел, я сидела напротив, подперев щёку рукой. Вова глянул на часы и потянул меня к себе, прижал так, что я аж пискнула (или мяукнула… ну, какой-то такой звук был).
— Всё, я побежал.
— Я провожу тебя. А то буду психовать: уехал — не уехал.
Мы вынеслись из подъезда на остановку — прямо за домом у меня, кто не понял –чтобы как раз увидеть подъезжающий красный лиаз.
— Всё, до воскресенья! — Вовка быстро поцеловал меня и побежал через дорогу.
— Приезжай прямо сюда, как получится, я буду ждать!
Он услышал, махнул на бегу рукой:
— Хорошо!
Вот же громкоговоритель…
Автобус был древний, как говно мамонта. Лишь бы доехал, не сломался.
На остановке уже толпилось человек пятнадцать. Сейчас этот сорок четвёртый по Юбилейному пройдёт — на Мухиной вырулит уже полненький, как сытый бобик. А вот второй по расписанию битком набит с самой нашей конечной, на следующих остановках народ впихивается так, что можно со шпротами по плотности укладки соревноваться, только что не на головах друг у друга стоят.
С УТРА ПОРАНЬШЕ
Итак, понедельник, 26 июня.
Я вернулась домой и поняла, что уснуть уже не смогу. Птицы орали, и поднимающееся солнце било в окна из-за соседнего дома. Хотелось так же заорать и побежать куда-нибудь. Я представила себе эту картинку и подумала, что бдительные граждане, наверное, не поймут моего порыва.
Шесть утра. Время петь! Нашла в кассетах «Бони М», включила. «Сани!!!»
«Sunny, yesterday my life was filled with rain!»*
Солнце било в окна сквозь дырки в кроне тополя, который обрежут только через двадцать лет, а я скакала по комнате. И текст подходил мне просто до опупения!
«Sunny, you smiled at me and really eased the pain!»
Как хорошо, что меня никто не видел!
'The dark days are gone, and the bright days are here,
My Sunny one shines so sincere.
Sunny one so true, I love you!'
*Вы хочите переводов? Их есть у меня!
Солнце, еще вчера моя жизнь
Была наполнена дождями.
Солнце, ты улыбнулся мне — и боль утихла.
Хмурые дни ушли, настали светлые дни.
Только моё Солнце светится такой искренностью.
Солнце, правда одно, я тебя люблю!
Солнце, спасибо за сияющий солнцем букет.
(этот милый букет)
Солнце, спасибо за любовь, которую я встретила.
Ты отдал мне всего себя и всё,
Теперь я чувствую себя всемогущей.
Солнце, правда одно, я тебя люблю!
…песня длинная, но главное в ней —
Я тебя люблю.
Я тебя люблю .
Я тебя люблю …
'Sunny one so true, I love you.
