Соблазнённый (ЛП) - Кент Рина (книги хорошего качества TXT, FB2) 📗

Мои пальцы вплетаются в его густые пряди.

— Тогда попробуй убедить меня.

Он усмехается.

— Убеждать — это мое умение.

Доминик наклоняет голову и прижимается своими губами к моим. Все начинается со сладкого смакования, но потом язык Доминика находит мой, и я замираю. Поцелуй глубокий, грубый и страстный одновременно.

Я засыпаю в его объятиях. Мое ухо прислушивается к его успокаивающему сердцебиению.

Засыпая, я чувствую на себе взгляд.

И это не Доминик.

Глава 20

Я просыпаюсь в пустой постели и ощущаю стойкий аромат лосьона после бритья Доминика.

Спать, прижавшись к нему, вошло у меня в привычку с тех пор, как я запрыгнула на него в кресле той ночью, две недели назад. Но он все равно уходит раньше, чем я просыпаюсь. Если бы только я не спала так крепко.

Я разочарованно вздыхаю и сажусь, проверяя телефон. Мама прислала мне сообщение с добрым утром. В это время она занята по хозяйству, иначе я бы ей позвонила.

Папа все еще не разговаривает со мной. Мама говорит, что я такая же упрямая, как и он. Мы всегда были одной командой, и мне больно, что мы не разговариваем. Я вернусь примерно через неделю и налажу с ним отношения.

Надеюсь.

При мысли об отъезде тревожное чувство охватывает мою грудь.

Я отодвигаю простыни.

Сегодня у меня выходной в кофейне, так что я просто уютно устроюсь в постели и почитаю некоторые из своих заданий для юридического университета.

Возможно, я прилетела сюда и привязалась к социопату, который по-прежнему настаивает, что не социопат, но у меня есть мечта, от которой я никогда не откажусь.

Защищать беспомощных людей, которых обманывают, — вот к чему я стремлюсь. Я собираюсь предать их обидчиков земле.

Какое же лицемерие. Моя мечта — бороться с мошенниками, но я связана с манипулятором. Не только его простынями, но и его телом, его изворотливым умом и тем человеком, который скрывается внутри.

Зачем ему понадобилось рассказывать мне о своем тяжелом детстве? Теперь я буду так искренне видеть в нем все самое лучшее.

Что, возможно, и было его планом с самого начала.

Чертов ублюдок.

Я быстро принимаю душ, потому что тело требует кофе. Я не беспокоюсь о том, чтобы надеть одежду. Просто оборачиваю полотенце вокруг тела, позволяю мокрым светлым волосам упасть на плечи и шагаю по коридору.

Не хочу драматизировать, но утренний кофе — как воздух.

Квартира Доминика огромна, но не настолько, чтобы соперничать с особняком, построенным папой. В конце концов, мы говорим о квартире, а не об особняке.

В ней четыре спальни. Одна из них — его кабинет. Я несколько раз пыталась проникнуть туда, но он заперт, и ключ есть только у Дома. Я задавалась вопросом, не хранит ли он там трупы, и однажды принесла ему выпить. Выглядело все как обычный офис. Что немного разочаровало. Мне не нужны были трупы, но я была заинтригована тем, что он создал, когда был наедине с собой. Его мозг настолько завораживающе закручен, уверена, из него выходят невообразимые вещи.

Возможно, это его исследования. Я рада, что он направляет эту разрушительную энергию на что-то хорошее.

Я с визгом останавливаюсь на пороге просторной кухни.

Доминик.

Он в черных трусах-боксерах. Мышцы его спины напрягаются, когда он поворачивается к плите.

Вихри от татуировки «No Regret» (прим. «Без сожалений») расходятся по его спине и плечам. Вся моя тяга к кофе почти сходит на нет.

Доминик вызывает большее привыкание, чем кофе. Ха. Никогда не думала, что какой-то человек может быть важнее моего волшебного кофе.

Что он вообще здесь делает? Он каждое утро выходит на пробежку и обычно сейчас был бы уже в лаборатории.

Не то чтобы я жаловалась. То есть, я вижу все эти мускулы, от которых текут слюни. Жаловаться просто кощунственно.

Я стою и любуюсь его задом. От одного только вида у меня между бедер начинает пульсировать.

Он оборачивается, и когда замечает, что я его разглядываю, на его губах появляется лукавая ухмылка.

— Что? — я притворяюсь безразличной и направляюсь к кофеварке. Он всегда готовит её для меня. — Ты такой сногсшибательный, это несправедливо.

Он на секунду задумывается, посыпая яйца солью.

— Почему несправедливо?

— Такие люди, как ты, не должны получать красивую упаковку. Это помогает быть тем, кто ты есть.

Он потирает нижнюю губу указательным пальцем.

— Может, мы становимся теми, кто мы есть, потому что у нас есть эта упаковка.

Я наливаю кофе в свою кружку, на которой написано «La vie commence après la première tasse de café» (с фр. Жизнь начинается после первой чашки кофе) — это единственная посуда, которую я привезла из Франции. Она старая и немного великовата, но это драгоценный папин подарок с тех пор, как я пристрастилась к кофе.

Я делаю паузу, обдумывая слова Доминика. Так как я не наполнила свой организм кофе, у меня нет настроения шутить раньше времени, поэтому я просто прекращаю.

Доминик, как придурок, ухмыляется, сообщая о своей победе, когда мы садимся друг напротив друга за обеденный стол.

Вокруг нас витают ароматные запахи. С завтраком он постарался на славу сегодня. Джем, мармит (прим. — питательная паста для бутербродов), яйца и даже бекон. Все выглядит аппетитно, но не больше, чем полуголый мужчина, смакующий яичницу. Локоны его всклокоченных темно-каштановых волос падают на лоб. Сегодня он выглядит довольно ручным, если не считать усталости.

Он похож… на самого себя.

Меня охватывает головокружение. Я думала, что нахожусь выше всех подростковых эмоций, но оказалось, что рядом с Домиником мои гормоны ведут себя чертовски громко и требовательно.

Я делаю глоток из своей кружки, чтобы не наброситься на него. Горький черный кофе — самый райский вкус на свете. Я закрываю глаза и тихонько стону.

— Что мне сделать, чтобы стать этим кофе?

Мои глаза распахиваются, и я чуть не выплевываю полный рот кофе.

Доминик с довольным видом наблюдает за мной, доедая яичницу.

Что ж, можно играть вдвоем. Я изображаю насмешливый тон:

— Могущественный Доминик опустится до уровня простого кофе?

— Эй, если ты зависишь от меня и можешь начать свой день только после меня, то я не против.

Мои пальцы крепче сжимают кружку с кофе. Он выглядит невозмутимым, даже расслабленным, но я не уверена, имеет ли он это в виду или просто издевается надо мной, как обычно.

Я не хочу возлагать большие надежды на то, что он их разрушит, поэтому я уклоняюсь.

— Тебе стоит попробовать кофе, он такой вкусный.

— Вы, французы, так помешаны на кофе, что это просто смешно.

— А вы, англичане, так одержимы чаем, что это более чем нелепо, — отвечаю я.

— Вы выпиваете шестьдесят целых и две десятых миллиарда чашек в год. Это безумие.

Он пожимает плечами, как будто это не имеет значения.

— Я не любитель чая.

— Я заметила. Ты аномалия.

Он снова пожимает плечами. Только на этот раз ему определенно все равно.

Я делаю себе сэндвич. Обычно я не ем много по утрам, но Доминик меня балует, и британский мармит мне нравится.

— Что ты вообще здесь делаешь? — спрашиваю я. — Разве ты не должен работать?

— Я взял выходной.

Это редкость. Я ухмыляюсь, набивая рот сэндвичем. Я уже на половину закончила.

— Это совпадение. У меня тоже сегодня выходной.

— Это не совпадение, Кам.

Ох.

Мои щеки пылают, а в груди начинает расти воздушный шар. Доминик — трудоголик, рабски работающий в своей лаборатории даже в выходные, взял выходной ради меня.

— По какому поводу? — я обгрызаю свой сэндвич, не обращая на него особого внимания.

— Я покажу тебе Лондон. Подумал, что с тех пор, как ты приехала сюда, у тебя не было достойной экскурсии. Раз уж я такой хороший спортсмен, то вызвался быть твоим гидом.