В омуте блаженства - Симпсон Патриция (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Глава 10
Джессика возвращалась в бунгало в изумлении от недоверия и сомнения. Мария, конечно, не права относительно монаха. Возможно, этот брат Козимо, о котором она говорила, просто был назван в честь того древнего Козимо. Это все объясняло. Хотя зачем называть кого-то именем колдуна и еретика. Это вопрос.
Повесив пальто, она увидела входящего отца.
– Тебе кто-то звонил, Джессика.
– Да? Кто?
– Он назвался Грегом. Сказал, что придет.
– О, Господи! – Джессика фыркнула. Она планировала заняться своими бумагами, а потом приготовить представление к предстоящей астрономической конференции в Стефорде. Представление для национальной конференции не было делом одной минуты. И она распределила свои рождественские каникулы так, чтобы закончить большую часть работы. Она уже потеряла два дня.
Джессика пошла за отцом, который бродил по кухне в поисках чего-нибудь съестного. Она еще не готовила завтрак, о чем ей напомнил ее желудок.
– Я обдумывал превосходную сцену этой ночью, Джесс, – сказал отец, открывая буфет.
Она слышала об этом уже сотни раз. Отец, казалось, пытался оправдывать время, проводимое им в качалке. Джессика уже давно знала, что ничего не будет кроме «превосходной сцены».
– В самом деле, пала? – ответила дочь без энтузиазма. Она достала арахисовое масло и открыла его. Потом достала банку маринованных огурцов из холодильника.
– Думаю, над этой идеей стоит поработать. – Отец смотрел, как Джессика положила много арахисового масла на ломоть хлеба и бифштекс с укропом.
Джессика вздохнула, она устала играть роль заботливого родителя, в то время как отец продолжал изображать ребенка. Их роли были неизменными уже иного лет, и Джессика смертельно устала от этой игры. Она повернулась к нему, горечь и возмущение отбили у нее аппетит:
– Это прекрасно, папа. Что я должна делать? Отказаться от хвастовства?
Он отступил назад, оскорбленный ее сарказмом.
Джессика положила свой сандвич на буфет, аппетит пропал окончательно. Она прислонилась к буфету, рассматривая кафель.
– Папа, я болею от твоих разговоров, твоих планов, твоих идеи. Ты меня слушаешь? Я устала от твоего бахвальства! – Она смотрела на него, ее глаза набухли, щеки пылали. – Или садись за машинку и работай, или я не хочу больше слышать об этом.
Отец уставился на нее, его водянистый левый глаз непроизвольно дергался.
– Долго ли ты еще будешь пользоваться тем, что тебя бросила мама, чтобы оправдывать свой алкоголизм? Сколько, папа?
Он выпрямился:
– Я не алкоголик.
– А кто ты? Бытовой пьяница? Где твои друзья-пьяницы? Где? Сколько времени ты не разговаривал ни с кем, кроме меня?
– Я одиночка. В этом нет ничего плохого. – Он скрестил руки.
– Я не могу справиться с тобой. Я не знаю, зачем возвращаюсь, когда здесь ничего не меняется. – Джессика устремилась за ним в холл, где сказала:
– Папа, ко мне сегодня придет друг. Ты сможешь остаться трезвым до обеда?
– Я всегда трезв до обеда.
– Конечно. – Она тряхнула головой и пошла в свою комнату переодеться. На сердце было тяжело. Она не разомкнула губ, пока переодевалась, слишком злая, чтобы подавить слезы, которые подступали к горлу. Она с усилием расчесала волосы и увидела свое белое лицо в зеркале. Какой она была глупой, считая, что может помочь отцу, если тот даже не хочет посмотреть правде в глаза?
Через двадцать минут кто-то позвонил в дверь. Открыв, Джессика очень удивилась – перед ней стояли Коул и Люси.
– О, привет, – сказала она.
Ее удивление не ускользнуло от Коула.
– Ты кого-то ждешь? – спросил он, снимая противосолнечные очки. Люси тускло улыбнулась. Она, очевидно, чувствовала некое снисхождение в Джессике после вчерашнего вечера.
– Ну да. Звонил Грег Кесслер, сказал, что зайдет.
– Грег?
– Да. Мы собирались... – Она прервала себя.
Коул не знал об их связи, и она решила не посвящать его. – Мы знали друг друга в колледже.
– А. – Коул кивнул и посмотрел внутрь дома.
– Извините. Вы не зайдете? – Она отступила, и Люси вместе с Коулом вошли в прихожую.
– Мы на минуту. – Коул прошел дальше и сел на кушетку. Люси поместилась рядом с ним, и Джессика снова почувствовала приступ ревности, когда Люси взяла его за руку. Джессика провела ночь на крыше с монахом, в то время как Коул, вероятно, провел ее, угнездившись в объятиях его подруги.
Эйфория прошлой ночи прошла. Почему она подумала, что между нею и Коулом что-то начинается? Почему она позволила своему воображению увидеть в его словах больше, чем это было на самом деле – он просто сказал, что ему приятно видеть старого друга. Она идиотка. Ничего не изменилось за тринадцать лет. Она все еще остается идиоткой, и Коул не интересуется ею.
– Могу я предложить вам чего-нибудь выпить? – спросила Джессика, стараясь заморозить свой голос. Коул взглянул на Люси.
– Хочешь чего-нибудь, Люси?
– Только новую голову! – Она улыбнулась и закрыла глаза.
– Грег, – сообщил отец.
Джессика повернулась в ужасе, что он выбрал именно этот момент, чтобы доказать, что он может быть общительным. Он, конечно, был в мятой рубашке, волосы висели прядями. Уголком глаза она увидела, что Коул поднимается, и еще она увидела выражение шока о его глазах.
– Мистер Ворд!
– Как дела, Грег? – Роберт шел по ковру с протянутыми руками.
Джессика молилась, чтобы он не споткнулся и не упал.
Она взяла его за локоть:
– Папа, это Николо Каванетти.
– Кто?
– Ник. Ты помнишь Ника? – Ее голос был сдавленным в напряженным. Пряча страх, она чувствовала, как Коул смотрит на отца и не верит. Как и все, он считал, что Роберт Ворд был удачливым драматургом, разъезжающим по восточному побережью. Этот же худой и слабый человек с висящими волосами, очевидно, давно уже не бывал на Бродвее.
Коулу стоило больших усилий не показать, что он шокирован:
– Вы помните меня, мистер Ворд? Я жил в доме Каванетти.
– О! – Роберт пожал его руну. – Ник! Извини, сынок. Я без очков. Ну конечно. Ник Каванетти! – Он продолжал трясти руку Коула, глядя на него:
– Скажу, что ты вырос. Сколько тебе сейчас, Ник?
– Тридцать пять, сэр.
– Господи Иисусе! Время летит. Ты знаешь, а мне шестьдесят восемь. Я выгляжу на шестьдесят пять, Ник? – Он подошел ближе.
Джессике очень хотелось, чтобы он перестал. Отец выглядел на девяносто, и если бы Коул сказал честно, он сказал бы именно так. Но Коул лишь рассмеялся и похлопал его по руке;
– Вы прекрасно выглядите, мистер Ворд. Джессика взглянула на Коула, его взгляд был таким ошеломленным, что Джессике стало откровенно стыдно.
– А это кто? – спросил Роберт, отпуская руку Коула.
Коул продолжал смотреть на Джессику, которая упорно смотрела в сторону.
– Это врач, Люси Жирар. Люси, это отец Джессики, Роберт Ворд. – Коул положил руку на костистое плечо Роберта. – Он известный драматург.
– В самом деле, мистер Ворд? – Она пожала ему руку. – Я никогда не встречалась с драматургами.
– Никогда не слышали о «Жизни в аду»?
– Нет...
– Ну, ничего, – он улыбнулся, – возможно, она была написана еще до вашего рождения. Вы молоды, мисс Жирар.
– Папа, может быть, ты вернешься к твоему проекту?
– Проекту?
– Да, к тому, о котором ты говорил утром.
– Ах, да. – Он покорно улыбнулся. – Эта сцена... Конечно, я должен вернуться и заняться ею.
– Прежде, чем вы уйдете, мистер Ворд, – прервал его Коул, – я бы попросил вас об одолжении.
– Да?
– Я хотел бы знать, не сдадите ли вы мне в аренду дом для гостей?
– Что? – Джессика задохнулась. Коул не обратил на нее внимания:
– Если вы согласны, мистер Ворд, я хотел бы снять дом для гостей. Роберт моргнул:
– Да, сынок, но этот коттедж не использовался много лет.
– Это хорошо. Мы с Люси приведем его в порядок. Мы сделаем все, что необходимо.
Джессика встряхнула головой и пыталась поймать взгляд отца. Она не хотела, чтобы Коул так близко жил. Он смотрел на отца, но не видел, как ему плохо. Если Коул будет жить в нескольких футах, он на сможет помочь, но узнает, как серьезно положение Роберта.
