Держи меня крепче (СИ) - "Душка Sucre" (книги .TXT) 📗
– Ладно, с туфельками разобрались вроде. Пойдешь в них, – Леся по-хозяйски рассовывала свои вещи в шкаф, беспардонно тесня мои.
– Куда это пойду?
Этот вопрос – чистейшая формальность. Конечно же, я знаю, куда меня собираются вести, и уверена, что этого не избежать. Бал является мероприятием обязательным для меня, ведь этого хочет Леся, и все же я надеялась на счастливую случайность, которая обеспечила бы мне свободный вечер. Но судьба неумолима.
– На бал. Не прикидывайся, что тебе не охота идти. Это глупо. И вообще, все хотят там быть. Тем более, организаторы – милашки, – она одарила меня шикарной улыбкой, разумеется, она слышала о «FJB», даже более, все о них слышали, хоть я и не сведуща в этой теме, но мелкая еще утром просветила меня. – Кстати, что с платьями? Саннетт сказала, ты достанешь.
– Саннетт? Это еще кто? – впервые слышу.
– Систер твоя.
– Ее Соня зовут, – поправила я подругу.
– А друзья называют именно так.
– Ясно, – нет, мне не обидно, что Соня не считает меня своим другом, ведь это правда, но вот то, что Лесю, которую она знает от силы сутки, она просит называть себя так, как зовут друзья… Да, это немного удручает.
– Так что с платьями?
Оп-па… Платья…
– Я позвонила. Мы мило поболтали, но оказывается…
– Ты постеснялась попросить? – Нагло перебила меня Леся.
– Нет, спросила как у нее дела, расспросила о всяком…
– Короче, светская беседа затянулась. Дальше.
– Завела разговор о бале…
– А она? – нетерпеливо оборвала подруга.
– А она сказала, что ее мама благодаря этому балу сейчас крайне популярна. Все платья из театра растаскали и просят ее подогнать по фигуре, – осторожно закончила я.
– То есть, единственный вариант полетел к чертям собачьим?.. – прозвучало то ли гневно, то ли удрученно, то ли все вместе.
– Ну да…
– Всегда остаются магазины, – не унывала подружка.
– Только не в нашем городе. У нас нет ни одного магазина одежды подобного плана.
– Значит, съездим в близлежащий.
– Боюсь, столь глобальное мероприятие затронуло все в радиусе пятиста километров.
– Ааа! – Леська такая эмоциональная…
На ее отчаянный вопль выдал себя, стукнувшись макушкой о перекладину, прятавшийся до сего момента под Сониной кроватью Сеня с неизменной камерой в руках. Такое ощущение, что она является продолжением его руки, эдакая клешня, считывающая информацию из окружающего мира.
– Ой! – схватился он за намечающуюся шишку, все еще пребывая в своем укрытии.
– Эй, мы тебя видим! Теперь. Так что быстро признавайся, зачем тебе запись моих офигительных лодыжек? – мгновенно переключилась Леся с отчаяния на гневное порицание.
– Ну, они же офигительные! – мигом нашелся Сеня. – Невероятные, я оторваться не мог, все еще не могу, – его взгляд опустился к ее босым ногам.
– И правда, – захихикала она, сыграв застенчивое смущение. – Хорошо, я разрешаю тебе снимать меня, – и она начала вертеться перед камерой, актриска, блин.
– А я тогда пойду, не буду вам мешать, – сидеть и смотреть спектакль в мои планы не входило, я надумала сбежать, неважно куда, да хотя бы к бабуле.
– Стоять! – вновь обратила на меня внимание Леся. – А как же платья? Мы не можем пойти просто в вечернем платье. Там же в приглашении написано – бальное. Можно было бы сшить, но два дня! Почему мне сообщили так поздно? Да кому вообще в голову пришло, что за такой срок можно создать себе подходящий туалет? Я в шоке! Это неслыханная наглость, да пусть у них шнурки обвяжутся на сцене во время их брейкинга, а на покрытие пусть Аннушка масло прольет. Чтоб они себе все переломали на фиг! Козлы эгоистичные!
Какая же она молодец, про Аннушку запомнила, а я ведь ей с месяца два назад пересказывала сюжет одного из своих любимых произведений.
– Не желай другому того, что не хочешь, чтобы произошло с тобой, – озвучила я прописную истину, не ожидая раскаяния, скорее, по привычке.
– Типа, земля квадратная, за углом встретимся?
– Типа… – я невинно ткнула пальцем в мигающую красным лампочку на камере Сени.
– Шпана малолетняя, быстро стер последнюю запись! Ничего компрометирующего. Да я тебя закопаю. Живьем. И еще спляшу на могиле! А потом откопаю, воскрешу и снова убью, на этот раз медленно, растягивая удовольствие.
Шкета как ветром сдуло, Леську, помчавшуюся за ним следом, тоже. Репутация – единственное, что ее волнует больше шмоток и парней, но стоит учитывать, что все это взаимосвязано и каждое новое является следствием, вытекающим из предыдущего пункта, бесконечная циркуляция.
А я, наконец-то оказавшись одна в комнате, облегченно вздохнула и принялась искать какую-нибудь вместительную сумку, чтобы сбежать на некоторое время из дома. Перспектива поехать к бабушке, конечно, не самая радужная, хотя я и люблю ее до безумия, дорожу ею, но все же ее общество частенько оказывается слишком настырным в плане властного ее отношения к детям и внукам. Есть у нее один бзик, как и у любой особы ее возраста, – маниакальная озабоченность здоровьем. И ладно бы своим, но стоит приехать к ней в гости, как она начинает усиленно тебя лечить от всевозможных болячек, в большинстве своем, несуществующих, укладывает в постель, делает отвары, компрессы… Одно радует, если у нее народ валом валит. Она у нас знахарка, хорошая. Всегда вылечивает, ее любят и местные, и приезжие. Никому не отказывает, работая за бесплатно, для души. Бывает обеспокоена любым случаем, даже незначительно больным человеком. И, если бы не ее увлеченность работой всей жизни, возможно, сейчас я бы была сильно счастлива в предвкушении нашей встречи. Но мне хватало и того, что мое волнение достигло пика взбудораженности по поводу побега. Не найдя в шкафу ничего, даже отдаленно напоминающего сумку, мой взгляд упал на кровать Сони, где покоился коричневый рюкзак с голубыми вставками. Вывалив его содержимое на кровать, я понапихала в него кое-какую одежду, деньги, телефон и выскочила в коридор, нацелившись прямиком в прихожую. Из комнаты мальчишек доносились приглушенные дверью звуки: звонкий, срывающийся альт, периодически прерываемый устрашающим шипением.
Я на цыпочках проскочила мимо и попала в царящий полумрак прихожей. Естественно, не без приключений. Я отбила себе правую ногу, стукнувшись о злосчастную полку с обувью, и пока прыгала на другой ноге, пытаясь не шуметь больше, чем уже успела, отдавила чью-то мягкую конечность, а после чужого болезненного вскрика оказалась облитой вязкой теплой жидкостью со сладким запахом. И кому пришло в голову шастать по коридору, патрулируя без мигалок и сирен? Я бы поняла, если человек надумал сбежать, это весомая причина, нельзя быть замеченным, но ходить в темноте с полной чашкой противного отвара. Гадко и нечестно, по крайней мере, по отношению ко мне. Я бы завалилась на бок и черт знает, что бы еще снесла на своем пути, но чьи-то сильные руки схватили меня за плечи, не дав больше барагозить. Включился свет, оборвав возмущение «блин, опять кисель заваривать». Как обычно, яркий свет, вспыхнув неожиданно, ослепил уже привыкшие к темноте глаза, которые, в прочем, выцепили силуэт, державший в руках чашку необъятных размеров такую, что мне сначала показалось, что это тарелка для супа, если бы не ручка.
– А, дядя Род, здассте, – возмущение силуэта сменилось на приветствие.
– Привет, ребят. А вы что в темноте, а, Ленок?
Папа опустил меня на мои конечности. Ко мне уже вернулось зрение, а вместе с ним и радость – я давно не видела папу, ужасно соскучилась по нему и кинулась ему на шею. Бедняга, он пришел чистенький, красивый, а тут я, в киселе, мокрая и неопрятная, использую его в качестве полотенца. Как обычно, это пришло в мою недалекую черепную коробку через тысячу световых лет, когда было уже поздно о чем-нибудь жалеть. Но отец бы меня никогда не оттолкнул, пусть, если даже у меня выросла вторая голова. Отвратительное было бы зрелище…
– Как дела? Собралась куда? – покосился папа на возвышающийся за моей спиной рюкзак.
