Инструкция на конец света (ЛП) - Каейн Джейми (е книги .txt) 📗
Рядом на опушке поваленное дерево, так что я сажусь в его тень,
укрываясь от солнца, и читаю.
Я не знаю, получите ли вы это письмо. Может быть, ваш папа увидит
его в ящике и спрячет от вас. Я надеюсь, этого не случится. Я хочу,
чтобы вы обе знали, что я и не думала вас покидать. Просто мне
кажется, что прямо сейчас вам с папой будет лучше, а я пока разберусь
с некоторыми вещами. Я считаю, что мне надо сказать вам, если папа
ещё не сказал, что я не вернусь жить с вами снова. Я бы сказала вам
это лично, что я не хочу, чтобы вы питали надежды, что произойдёт
какое-то чудо, а потом ещё одно. Я приеду забрать что-то из своих
вещей может быть, но я не намерена жить в том доме.
Всё же дело не только в доме. У нас с папой более серьёзные проблемы,
и мы собираемся разводиться. Я надеюсь, что вы не впервые об этом
слышите или хотя бы думали, что такое возможно. Всё будет хорошо.
Папа вас любит и позаботится о вас, в любом случае, вы уедете из
этого дома через несколько лет. Когда я устроюсь где-нибудь, то
узнаю, когда и где мы можем встретиться. Пока что помните, что я
вас люблю, и всё это никак не связано с вами. Это моя и папина
проблема.
С любовью, мама.
Я смотрю на письмо невидящим взглядом. Всего лишь одна страничка,
написанная так прозаично, будто она рассказывает мне о походе в
бакалею. Я, конечно, допускала мысль о разводе, но я не могла
представить, что это действительно случится. До этого письма я верила,
что все наладится. Я никогда не думала, что это может случиться
всерьёз. Я пытаюсь представить, как я запросто передам письмо Иззи,
как она отреагирует, и что я буду с этим делать.
Она придёт в ярость. Может быть, убежит. И тогда я не выполню самое
важное задание, которое поручил мне папа. Я даже вообразить не могу,
как Иззи может сама о себе позаботиться на улице. Она умрёт или ещё
хуже.
Я бережно складываю письмо и кладу обратно в конверт. Встаю,
отряхиваюсь и иду по грунтовой дороге домой, в животе такой тяжёлый
ком, что его почти невозможно вынести.
Если Иззи увидит письмо, то что произойдёт? Это единственная моя
мысль. Как ответить на более сложный вопрос о маме и папе, о будущем
нашей семьи, я не могу сейчас даже предположить.
Глава 10
Николь
На девятый день рождения один друг подарил мне блокнот, и с того дня
я бережно его храню. Ещё давным-давно я назвала его дневником. Он
был фиолетового цвета с надписью «Мой дневник» на обложке и
запирался на такой золотой замочек, к которому идеально подходил
крошечный золотой ключик. Я любила этот подарок больше всех
остальных, которые я когда-либо получала, в основном благодаря замку
и ключу. Я прятала его в разных местах, чтобы никто не совал в него нос
без спроса, и писала там каждую ночь, а когда заканчивались листы, мне
приходилось тратить накопленные деньги на ещё один, и ещё один, и
ещё.
Мне нравилось, что мне не надо было записывать, что говорит мне папа.
Я могла писать всё, что захочу. Я могла думать обо всём, что захочу.
Меня охватывало дразнящее чувство свободы.
Забавно, но, оглядываясь в прошлое, я понимаю теперь, что в замке я
видела символ свободы. Именно он давал мне уверенность в мыслях и
словах, которые я писала и которые никто не мог прочитать.
Которые папа не мог прочитать.
Во время первых попыток, я чувствовала себя неловко, не зная, что
стоит записать, а что нет, сомневалась, заслуживают ли мои собственные
мысли и чувства записей, но где-то в середине первого дневника, я
нашла свой стиль. В четвёртом классе мы ездили с одноклассниками
смотреть пьесу, посвящённую Хелен Келлер, и я помню, что её история
меня так взволновала, что, когда я приехала домой, я пошла прямо в
свою комнату и приклеила корешок театрального билета на следующую
пустую страницу дневника. Потом я сделала то, что никогда раньше не
делала. Я стала писать письмо Хелен Келлер.
Я написала, чему я научилась у неё, и это письмо не было последним.
После этого письма я писала постоянно. Письма учителям, письма
друзьям, письма президенту, родителям, сестре, бабушкам и дедушкам,
которых я никогда не видела.
Обычные заметки я тоже делала, но письма давали мне ни с чем не
сравнимое чувство. Благодаря им я чувствовала свои огромные
возможности. В них я могла говорить что угодно и кому угодно, и все
переживания, накопившиеся во мне, исчезали на страницах дневника.
Потом я чувствовала себя лёгкой, словно пёрышко.
Так что пока я одна, погружённая в слишком глубокую тишину дома и
растерянная после маминого письма, я беру в кабинете папы пустой
блокнот в гладкой чёрной обложке и начинаю писать.
Но то, что происходит на этот раз, не похоже на то, что было раньше. Я
понимаю это, потому что теперь я пишу письмо папе. Я хочу, чтобы он
прочитал то, что я пишу, тогда, когда он сюда возвратится. В конце
концов, чем он может мне ответить, если ему не по душе то, что я хочу
сказать? Разве может он сделать что-то хуже, чем оставить нас одних в
разваливающемся доме?
3 августа, 2002
Когда ты вернешься, возможно, наступит конец.
Конец, как в апокалипсисе, или новый ледниковый период, или Второе
пришествие, или…
* * *
Чем дольше не было родителей, тем больше я о них волновалась.
Прошло две недели, а мы ни слова не получили от папы. Я начала
представлять себе худшие варианты событий.
Того, что я не знаю о родителях, хватит несколько томов. Я открываю
черный блокнот и записываю вопросы, которые приходят мне на ум:
Куда поехала мама?
Почему она уехала?
Почему она не взяла нас?
Почему она не сказала нам, что уезжает?
Почему она решила сбежать?
Как она познакомилась с папой?
Любила ли она его?
Почему папа ушёл в отставку?
Возможно, эти вопросы взаимосвязаны, но я не знаю, как именно. Я
знаю только, что хочу найти ответы. Я начала обыскивать вещи
родителей. Кроме банальных мест, вроде днища комода и задней стенки
гардероба, ничего нет. Проверяя эти места, я не надеялась там что-то
обнаружить. Я копала глубже, в нераспакованных коробках в гараже,
хотя папа не из тех, кто хранит ненужные вещи. А у мамы где-то была
коробочка с памятными мелочами. Я наткнулась на неё как-то много лет
назад, но уже давно её не видела. Интересно, взяла ли она её с собой,
когда уезжала. И всё же собирал ли её вещи папа, так куда бы он её
положил, если совсем выбросил?
Я выхожу из гардероба родителей и натыкаюсь в дверном проёме на
Иззи.
– Что ты делаешь? – спрашивает она.
– Кое-что ищу.
– Ты что-то вынюхиваешь, – она осматривает комнату, отмечая открытые
гардероб и комод, которые мне не удалось закрыть полностью. – Я
расскажу папе, когда он вернётся.
Я молчу. Если она заподозрит, что я хочу скрыть что-то от папы, она
точно расскажет ему при первой же возможности. Вместо возражений я
закрываю гардероб и расставляю всё в комнате по местам.
Заскучав, Иззи уходит, но из коридора до меня доносится её крик:
«Держись подальше от моих вещей!»
Я думаю, что, если где-то и есть информация о папе, то, может быть, в
комнате под лестницей, где папа устроил кабинет. Документы он прячет
в картотеке, но я не знаю, где ключ. За стационарным компьютером,
которым пользуется вся семья, он не работает, а свой ноутбук он,
наверно, взял с собой, когда уезжал.