Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина (книги серии онлайн .TXT) 📗
Сварил себе кофе. Интернет провели, теперь он летал, поэтому я общался с Катериной из дома. Полчаса объяснял младшему брату почему ему жизненно необходимо лететь в Лондон. Младший настолько измучился возом ответственности, что лететь ему хотелось в Южную Америку, прятаться от папы в Амазонии, он даже готов был доживать остаток своих лет в шалаше, свитом из лиан на верхушке дерева.
Прошёл час. Время — полдень почти. Спящая красавица делает то, что ей положено, то есть спит. И так сладко спит… Я сел на краешек постели. Потом придвинулся ближе. Затем лёг рядом. Следом решил, что футболка на мне явно лишняя… В общем через пару минут я лежал, уткнувшись носом в её затылок. В светлые, с рыжиной волосы. Волосы пахли чем-то сладким и немного алкоголем. Мне это нравилось. Вообще, уму не постижимо, сколько всего в этой невозможной девице мне нравится.
Нет, я не извращенец. Но… если лежит так беспомощно, отчего бы не потрогать? Из интереса… через одежду. Я провел рукой по предплечью. Скользнул на грудь. Она вздымалась размеренно. Вывода я сделал два. Первое — точно спит, иначе бы с локтя дала. Второе — грудь идеальная. Не маленькая, не большая, а просто по моей ладони. Благо, лифчик у неё не из поролоновой брони, только тонкая ткань, и саму грудь позволяет оценить верно. Сжал даже чуточку…
Потом пошёл обследовать живот. Он плоский, но не перекачанный в фитнес клубах. Женственный. Немного мягкий, гладкий. Провожу пальцем вокруг пупка, а затем упираюсь в преграду — джинсы. Дурацкие джинсы, ужасный предмет одежды, кто их выдумал вообще? Ткань грубая, ничего через неё толком и не пощупаешь… подлезть под ремень тоже не выходит — как влитые сидят. Я… расстегнул пуговицу. Но я человек слова — сказал, через одежду, значит, только так… И вот лежу я, обнимаю Любку со спины, одна ладонь у неё в штанах, поверх трусиков, пальцами как раз упираюсь в смыкающиеся бедра — лежит неудобно. И хоть вой. Член торчком, в голове минимум петарды бабахают, зубы стискиваю, а Любе хоть бы что — спит.
Мучался я совсем недолго, закончилась история вполне естественно — волосы были пушистыми, хоть и пахли забористо алкоголем, сама Любка мягкой и тёплой, а меня селезень разбудил с утра пораньше… я уснул. Снилась мне Любовь Яковлевна собственной персоной. Сидела она на огромном чёрном жеребце, который косился на меня и чуть пофыркивал надменно. А на Любе — платье. Такое, которое в историческом романе заняло бы целую главу описанием рюшек и нижних юбок. Солидное, в общем, платье. Сама Любка веером то ли обмахивается, то ли муху надоедливую отгоняет.
— Пошто девок боярских портишь? Кто их теперь порченых замуж возьмёт?
И бровь заломила. Я растерялся — каких девок? Ну, портил, было дело… но все ж сугубо добровольно! Бегали потом следом, ещё просили… И тут только понял я, что я топлесс, на мне штаны драные, в руках у меня — серп. А кругом поле такое огромное, что при одном лишь взгляде на него мозоли горят и спину ломит. Я растерялся, серп выронил. Попятился назад.
— Куда собрался? — и спрашивает ещё так погано, ласково… — Любишь кататься, люби и саночки возить. Сто плетей!
Тогда я повёл себя совсем не героично, успел даже порадоваться, что сон мой, следовательно позора моего никто, кроме меня не увидит. Я побежал. Несусь, пшеница хлещет по голым, торчащим из коротких штанов коленкам, а потом свит кнута, и смех позади — едкий, Любкин. Я вздрогнул и проснулся.
Рука, по которой удар пришёлся и правда огнём горела. Но только не от того, что по ней стегнули — Любка её отлежала. Одна рука под ней, вторая на ней, с ногами примерно тоже самое. Сам главный агроном тоже соизволила проснуться, лежит, глазами круглыми в потолок смотрит. Круглыми надо полагать со страху.
— Что случилось? — хриплым со сна голосом спросила она.
— Ты воды родниковой напилась, — напомнил я. — И заполучила токсическое отравление, которое похоже повлекло за собой похмелье.
— Господи!
Вдруг проворно выбралась из под моих рук ног, в сторону отскочила, прикрылась даже, дуреха. А мне сразу холодно без неё стало, хотя руке придавленной явно полегчало. Хотя о чем я — пролежал бы, ещё потерпел… не сахарный.
— Ты меня… того?
— Испортил? — подсказал я.
А в голове сон дурацкий… И девки боярские, и кнут, и платье с рюшками.
— Ну… да.
Я глаза закатил — ну, за кого она меня принимает? Даже обидно, честное слово. Любка резво обшарила себя руками, видимо, проверяя все ли на месте. Обратилась бы ко мне — помог бы. Я как раз буквально пару часов назад, как все потрогал, так что если что пропало, скажу достоверно. С сомнением посмотрела на свои расстегнутые брюки, потом на меня.
— Ты сама, — сказал я, и напустил невинности во взгляд. — Ещё футболку меня стянула, насилу утихомирил, аж фиксировать пришлось объятьями. Такая вот она, вода родниковая…
Любка вспомнила про воду и метнулась на кухню. Нашла её безошибочно — дом маленький, деревенский. Вот в том доме, что наозере, ей пришлось бы поплутать. Зашумела вода, видимо, пьёт прямо из под крана. Затем стон.
— Господи, разгар рабочего дня, мать твою…
Завозилась, надевая кроссовки, на носки исчезнувшие видимо забила. Решила свалить по английски, но что-то в её плане явно пошло не так. Скрипнула открываясь дверь, а потом захлопнулась… Любка вернулась в комнату притихшая и бледная.
— Там, — прошептала она. — Там наверное весь колхоз.
Я подошёл к окну и выглянул за занавеску. Забор вокруг огорода обычный — штакетник. А за ним и парочками, и группами, и по одному прогуливается народ. Даже в день моего приезда такого ажиотажа не было. И главное, ни одного магазина даже рядом, ничего интересного вообще, но это не мешает им. Гуляют — пятьдесят метров в одну сторону, пятьдесят в другую. И шеи тянут к моему дому, совсем как селезень, пытаются рассмотреть, что же там за шторами творится.
— Позор, — причитала Любка.
— И замуж не возьмут, — заключил я.
Вспомнил про коня, про платье с рюшками и смешно стало. Любка моего смеха отчего-то не оценила, совсем нет чувства юмора у человека. Ну и ладно, зато на ощупь приятная.
Глава 13. Люба
В голове тихонько звенело, я решила — вот если выберусь из этой ситуации живьём, то ни за что, никогда в жизни самогонку пить не буду, а может вообще пить не буду, даже квас. Как я сюда попала я понимала, все же, память не отшибло, но легче от этого не становилось. Вот только со слишком боевым задором и немного заплетающимися ногами иду верить справедливость, а вот уже просыпаюсь в одной постели с мистером великолепный торс. В промежутке — Анжела. Я всегда знала, что не стоит принимать её всерьёз. Она могла напакостить, да, но по мелочи. А если не трогать её, вовсе обходить сторонкой, можно было существовать без проблем. С Анжелой просто нужно было смириться, в моей жизни на любом этапе такая «Анжела» находилась. Всегда.
— Думаешь, всех уделала? — спросила она.
Я была настроена достаточно радушно, тем более, спасибо самогону даже не сразу въехала, что ей от меня вообще нужно. Смотрю на неё растерянно, боевой пыл ускользает, я буквально слышу этот пшик — будто шарик сдувается медленно.
— Ты о чем? — на всякий случай спросила я.
— Он тебя трахнет и бросит! — крикнула она запальчиво. — Вот и все! Ничего в тебе кроме косы рыжей нет! Ах да, у тебя же ещё ребёнок, ты у нас невестушка с довеском, брошенка! Вот и катись, носки вяжи бабке на продажу у трассы, не хрен тут задницей крутить!
Развернулась и ушла. А меня силы оставили, все бросила на то, чтобы стоять ровно, пока из неё это дерьмо льётся. Она ушла, а я дошла до беседки-курилки и села. Думаю, а что у меня есть, кроме косы и дочки? И правда ни-че-го. Только с чего она взяла, что мне их миллионер нужен? В этой гонке я участвовать не желаю, я только зритель, это я поняла ещё тогда, когда Хабаров, весь такой блистательный вошёл в аудиторию первый раз. Одногруппницы потом сказали, что всю пару в мокрых трусах ерзали… Нет, не хочу, не желаю… Но так обидно вдруг стало, словно с грязью смешали, что алкоголь внезапно решил вылить я из меня слезами, а потом, потом…
