Игрок Фемиды (СИ) - Лимова Александра (полные книги .txt) 📗

А ведь Антон даже не упрашивал и денег не предлагал. Он просто рассказал ситуацию, и объяснил какой ему нужен исход. Если не углубляться.

Я пораженно смотрела на ровный, четкий профиль такого спокойного дьявольского адвоката, уже примерно понимая, почему у него столько связей везде. Этот скот прекрасно манипулировал людьми. Ловко, незаметно, неощутимо. Он вывел этого человека к нужному ему решению. Хотя по судье было заметно, что изначально он вовсе не планировал дать согласие. Это вызывало восхищение и благоговейный страх, ибо я поняла, что Антон так же действует на меня. Что я раз за разом ему уступаю. Хотя никогда подобного не делала. И дело не в ситуации с квартирой…

Тем временем эти двое решив мою проблему, вообще чуть ли не друзьями выглядели, горячо обсуждая рыбалку и что-то о машинах, пока я молча охреневала от происходящего. Договорились даже вместе на следующих выходных к какому-то знакомому Антона съездить. У того был частный то ли пруд, то ли озеро. Судья ушел, вежливо попрощавшись со мной, и вполне себе по дружески с довольным Антоном.

Он, попросив у официанта еще алкоголя, пересел на стул судьи и вперил в меня насмешливый взгляд, цедя остатки коньяка.

— Терпеть не могу рыбалку. — Хохотнул он, отставляя бокал. — Но ради тебя готов на такие великие жертвы.

Я прыснула, недоверчиво глядя на него. Антон опрокинул в себя еще два бокала, пробуя провернуть со мной ту же штуку, что и с судьей, но я была настороже.

— Хватит уже, Грановский. — Приподняла бровь я потягивая остывший зеленый чай. — Я не куплюсь теперь.

— Ты и раньше не велась. — Усмехнулся он, откидываясь на спинку кресла и окидывая меня тлеющим взглядом.

— Разве? Я теперь понимаю, почему у меня с тобой крыша протекает. — Холодно отрезала я. — Ты же неплохой психолог, да?

— Ужасный, честно говоря. И да, я все еще утверждаю, что все мои пробные попытки… забросить удочку и повертеть твоим нравом заканчивались выброшенными на трассу деньгами, вызывающим согласием на мой рассказ о твоей деятельности в деканате, и бесконечной пассивной агрессии.

Я, прикусив губу, оценивающе оглядывала его расслабленное, чуть улыбающееся лицо. В приглушенном освящении зала его глаза казались почти черными, затягивающими, честными. Пальцы его правой руки медленно оглаживали ножку бокала с коньяком, расположенного на широком подлокотнике его кресла. Бросило в жар. Захотелось выпить.

— Поехали домой. — В негромком голосе поднимающегося с кресла Антона, послышался налет томления.

Он положил несколько купюр на стол и протянул мне руку. И это был очень двоякий жест. В нем был хороший такой подтекст. Протяни руку и согласись. Встань сама — откажи. Краткий миг борьбы с собой. Встала сама.

Усмехнулся и перехватил меня за руку. Настаивает. Разозлилась, резко выдернула кисть из его пальцев. Но сегодня он определенно моей гордости и принципам уступать не собирался. Развернул к себе лицом и впился в губы, раздвинув их обжигающим языком с привкусом дорогого алкоголя, выбивая из меня мою злость и возмущение одним махом. Ноги едва не подкосились, удержал. Я отстранилась хрипло выдохнув, и, стремясь избежать фатальной ошибки, отвела взгляд, деланно возмутившись:

— Люди смотрят!..

— Поехали туда, где зрителей не будет. — Парировал он, мягко толкая меня к выходу и уже понимая, что я снова сдаю свои позиции.

Приставать он начал ко мне еще в машине. Ну как, приставать. Просто сжал рукой мое колено, и придурочная я, всегда неадекватно реагирующая на его прикосновения, едва не въехала в зад тормозившей впереди меня машины.

— Пардон! — Засмеялся Антон тут же отстраняя свою руку. — Забыл о твоих порочных влечениях за рулем!

Я мрачно посмотрела на сдавленно фыркающего Антона, задымившего в окно и промолчала.

Он терпел до квартиры, покорно убрав загребущие руки в лифте когда я возмутилась. А как только мы перешагнули порог то были немедленно атакованы восторженной любовью щенка, будто не видевшего нас целый год, а не пару часов. Антон как-то растерял свой распутный настрой увлеченно почесывая подставленное пузико и с сожалением вздохнул, заставив Гармошку обеспокоенно вскочить и пытаться вылизать ему лицо, чтобы тот не расстраивался.

— Ладно-ладно, доходяга. — Расслабленно рассмеялся Антон, отстраняя сгусток счастья и любви. — Дай хоть разуюсь… Гармошка… Гармошка еб твою мать, верни ботинок!

Но озорной щенок, подхвативший сброшенную Антоном обувь, похрюкивая от радости, поскакал в спальню Антона, торопливо побежавшего за ним. Я рассмеялась, скидывая туфли и пончо и пошла за ними. Но Антон уже выходил из спальни держа в вытянутой руке обслюнявленную лаковую туфлю и с осуждением глядя на меня.

— А я тут при чем? Не разбрасывай свои вещи. — Ехидно похихикала я, присаживаясь на корточки и оглаживая ластящуюся вороватую морду.

Антон принес из своего бара бутылку хорошего вина, когда я наливала себе чай, листая новости по телевизору.

— Есть повод. — Усмехнулся он на мой вопросительный взгляд.

Пожав плечами я взяла фужер с барной стойки и опустилась в кресло за обеденный стол, пока он штопором вскрывал бутылку. Наполнив мой фужер, он плеснул себе в бокал виски и сел в кресло по правую руку округлого стола. Я безразлично пялилась в телевизор на стене напротив, старательно не замечая его раздевающего взгляда. Он только разомкнул губы, собираясь что-то сказать когда мой телефон, оставленный рядом с фужером, зазвонил. Гелька. Меня будто в прорубь окунули. Сжав челюсть и стараясь не выдавать эмоций, я подняла трубку, глядя в телевизор. Гелькина тирада была прежней. Только теперь она еще и злорадствовала, что в четверг по суду комнату дадут еще и Вадику и я «со своим блядюшником» оттуда съеду. Я молчала, придав себе безразличный вид, и листая пультом каналы. Надо дослушать, а то она так и будет трезвонить. Надо просто потерпеть. Пусть выскажется. Я ничего нового не услышу, а она… хоть душу отведет.

— Ты воду и свет подключила? — совершила я стратегическую ошибку.

Гелька странно всхрапнув, разразилась воплями о моих «проститутских» деньгах и о том, что… главное, чтобы я жила. Хоть и проституткой. И разрыдалась. Видимо, я где-то дала осечку с выражением лица, потому что Антон ледяным тоном приказал:

— Положи трубку.

Я оцепенело слушала ее рваные всхлипы и заторможенные слова о том, что она сама во всем виновата. Что она так передо мной виновата… Гелька, милая, что же с тобой синька сотворила?.. Ты же мне вместо матери и отца была. А я, сука, тебя бросила…

— Положи трубку, я сказал. — И что-то было в этом тоне.

Я перевела на него взгляд, Антон резко побледнел и выхватив у меня телефон с силой и ненавистью швырнул его о дубовый паркет. Я, с трудом сглотнув, тупо смотрела на разбитый телефон на полу, не осознавая, что Антон присел на корточки у моего стула и пальцами сжимает мои отчего-то подрагивающие руки.

— Тихо, маленькая… — столько нежности в этом сильном мужском голосе. Меня так никто не называл. Никто и никогда. Кроме Гельки.

Я почувствовала как слезы скатились по лицу и всхлипнула от стыда. Попыталась утереть, но он не отпустил мои руки, протянув ладонь и едва касаясь моего лица, стер мокрые дорожки. И эта осторожность, эта покровительственная ласка покачнула мой мир. Сжалась, отвернула лицо к плечу, зажмурилась. Нельзя плакать. Нельзя. Гармошка обеспокоенно ткнулся мокрым носом мне в ногу.

— Иди ко мне. — Антон рывком сдернул меня с кресла поднимая на ноги и вжал меня в свое такое сильное, такое упрямое тело. — Все хорошо, я рядом… Тебя больше никто и никогда не обидит… Веришь мне, маленькая?..

Слезы хлынули из глаз безудержным потоком. Я вцепилась в ткань его рубашки на груди чтобы оттолкнуть, запретить себя касаться, оскалиться в предупреждении, но он обнял меня крепче, целуя в макушку. И я снова почувствовала, как знакомый мне агрессивный мир содрогнулся.

Еще чуть-чуть и я останусь на куче обломков…. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я пришла в себя, расцепила скрюченные пальцы на его груди и задышала ровнее. Антон отдал свой виски. Махом выпила, обожгла горло и закашлялась.