Играй в меня (СИ) - Шайлина Ирина (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— Ага, — согласилась Катька и бутерброд свой откусила.
Вот кто бы сказал, что я буду радоваться тому, что баба ест — не поверил бы. А поди ж ты, сижу, радуюсь. Жизнь забавная штука. Солнце выглянуло над гладью воды. И правда, почти море, противоположный берег теряется далеко, в смутной дымке.
Рассвет не получился идеально киношным. Виновата ли средняя полоса России, отечественное небо, либо неравноценная замена моря на реку, непонятно. Вместо розового он разливался по небу оранжевым, подкрашивая перья облаков всполохами малинового. Отражение солнца лениво качалось в волнах, подергиваясь рябью. Подсветились золотым стволы сосен, подсохла роса на траве. Над моим ухом лениво жужжал единственный пока комар. Холодно. Зато чай в термосе горячий.
Наш обрыв не пользовался популярностью — к воде здесь можно было спуститься лишь рискуя сломать шею. Именно уединенностью он нам раньше и нравился. Дальше людный пляж, коса песка вдоль берега. А тут — тишина.
Вдалеке залаяла собака. Она бежала широкими прыжками, то напрыгивая на кромку воды, то отскакивая прочь. За ней брел хозяин. Иногда он поднимал палки с песка, бросал их вдаль, чему его пёс был несказанно рад. Одна улетела в воду. Пес лаял на неё сердито, но лапы мочить отказывался.
Катька подобрала камушек, размахнулась и бросила его в реку. Не докинула — шлепнулся в метре от воды. Вздохнула.
— Хорошо, да? — спросил я.
— Да…почти, как нормальные люди.
Спокойно так сказала, а у меня сердце в груди кульбитом зашлось. И смотрит на меня, глаза жёлтые, словно тоже рассвет отражают, а в них — пустота. Вот тогда я наверное понял, что на самом деле ненавижу Димку, а не просто ревную к Кате. Ненавижу за то, что уехал, строит новую жизнь, а мы в дерьме барахтаемся. Вроде сами виноваты, да. Но я смогу сорваться. Меня ничего не держит. А вот Катька… Димка герой, он её от Жорика спас. А то, что я изо дня в день её спасаю, этого она не видит. И никогда наверное не увидит, не оценит. Горько. Смешно, но тоже хочется героем быть, в её глазах.
Я знал, что он вернётся. Слишком упертый. И прекрасно помню, как он вернуться обещал, скалился разбитыми губами. Но Катя… Такая хрупкая. Слабая. Никому по настоящему не нужная…Тогда, тем холодным майским утром я поклялся, что не отдам её. Это для Кати Димка герой. Для меня — предатель. И Катя моя.
— Поехали домой, — попросила она, легко коснувшись моей руки.
Я молча поднялся, свернул плед. По дороге Катя уснула, сползла на моё плечо. Вести машину было неудобно, но я терпел. И возле дома её остановился, и стоял целый час, пока она не проснулась. Я то знал, что кошмары её мучают. Пусть спит. А рука потом колола сотней тысяч иголочек и отказывалась разминаться — затекла.
Я до последнего надеялся, что вылечусь. Что наваждение схлынет. Меня потянет к другим бабам, и в глазищи Катькины жёлтые затаив дыхание я заглядывать перестану. Но нет. Похоже, это неизлечимо.
И первая наша близость, горькая до боли, от слез солёная, запечатлелась в памяти навечно. Каждый, сука, кадр. И кожа её, гладкая, странно холодная. Если бы не её мягкая податливость, прерывистое дыхание, биение сердца, можно было бы подумать, что я глажу алебастровую статую.
А я от каждого прикосновения пьянею. По ноге вверх, в ямку под коленом. Там кожа особенно нежная, кажется нажми сильнее ненароком — порвешь. Колени чуть разведены, между ними то, что любому мужику моего возраста прекрасно известно. А вот поди ж ты — крышу сносит. И туда, под подол лёгкого платья я пробираюсь медленно, моя ладонь скользит целую вечность. Словно по мирному полю.
Думается — вдруг она меня остановит? И даже хочется этого, до боли. Пусть бы я и умер там же, от перевозбуждения. Нет же… Ноги разводит ещё сильнее в стороны, и всхлипывает тихонько, словно сдаваясь, и мне окончательно крышу сносит.
И покусываю её, и целую, и трогаю, и ладони — горят. Вот она, Дюймовочка. Подо мной. В моих руках бьётся. Меня обнимает. Меня, а не Диму! И не отдам никому. Никогда…Потому что в тот момент, когда её ноги обхватили мою спину, когда я сам сделал то, о чем мечтал с пятнадцати лет — трахнул Коломейцеву Катю, я понял, что пропал окончательно. Что сексом моя зависимость не лечится точно. Что нужна она мне, девочка с жёлтыми глазами, жёлтыми и страшно пустыми, с исковерканной судьбой и психикой, нужна целиком и навсегда.
— Пошли сбежим, — шептал я в её маленькое ушко. — Вдвоём, на край света. Куда угодно.
Она была голая, абсолютно, совершенно, недопустимо. И мне казалось, что мы идеально друг к другу подходим. Инь и Янь. Две половинки одного пазла. Даже наша поза удивительно органична — Катькина голая попа упирается в мой пах, её спина к моей груди. Идеально. Мне так хорошо, что меня ведёт, словно пьян я.
— Глупый, — голос Катька глухой, едва различимый. — От себя то не убежать.
И кричать хочется от того, что она не понимает — я весь город готов убить и сложить кровавыми тушками у её ног. И сам же, с перерезанным собственноручно горлом. Истекать кровью и знать — вот сейчас она счастлива. Только не нужно ей ничего. Назначила себе наказание и отбывает. Порой даже думал — право слово, лучше бы умерла. Может переломался бы. И сам своих мыслей пугался.
И вот сейчас…столько лет прошло. И лежим также. Только между нами одеяло. Вдуматься — так себе преграда. Но кажется, что стена. И выворачивает от того, что многие годы ничего не изменили. Как топтались на одном месте, так и топчемся.
Только Дима вернулся.
— Выходи за меня замуж, — прошу я, сам приходя в ужас. — Дюймовочка.
Ужасаюсь я своей смелости. Глупости, безрассудности.
— Ты же свободна, — мой шепот горячий и прерывистый. — Все, Катька. Все закончилось. Я…я смогу тебя защитить.
И замираю. Не дышу. И слышу, как колотится её сердце. Звук завораживает и пугает. Словно отсчитывает мгновения Катькиной жизни. И страшно — с Катькой у нас ничего хорошего не было, но без неё я просто не умею.
— Да.
Она сказала так тихо, что мне показалось, что я ослышался. И она догадалась, и повторила уже громче, чётче, и мне отвечая, и убеждая себя:
— Да.
Глава 14
Дима
В те моменты, когда я думал членом, я твёрдо уверялся в том, что это была Катя. Потом подключался мозг и твердил — ну нет, чувак. Зачем тебе та голова, что сверху? Ну, подумай. Что Кате там было делать вообще? Где Катя, а где те бани. Небо и земля. Мозг верить отказывался.
А ложился спать, пялился в темноту, вспоминал. Изгиб бедра. Катин или нет? А ты вот вспомни. Это кажется, что незабываемо, а по факту столько лет прошло. Родинка была у Кати на попе. А у рыжей незнакомки была? Да пьян я был, не помню… Поехать бы и спросить. Так и представляю, заваливаюсь к ней, после одиннадцати лет отсутствия и в лоб спрашиваю — Кать, это не тебя я на прошлой неделе трахнул? Прекрасно. А она стоит такая, на руках младенец, еще один, постарше, держится за юбку, а за спиной муж.
В общем никуда я не поехал. Держался за всех своих сил. Потом стало проще и одновременно сложнее. Юлька приехала. Я ехал её встречать, курил нервно одну за другой.
Юлька не вписывалась. Ни в местную жизнь, ни в мою. Никак. Она прочно ассоциировалась с Москвой. А здесь представляться отказывалась.
— Ничего, представим, — сердито сказал я сам себе.
Нет слова не хочу, есть слово надо. Для меня это не пустой звук, так мой отец вырос, и меня так растил. Юлька моя жена, этим все сказано. Так что все метания и рефлексии долой. Легко сказать.
Она приехала в субботу. Я торчал в машине до последнего, в аэропорт вошёл только когда из него потянулись косяки прилетевших людей. Зал ожидания был почти пустым, в кармане вибрировал телефон. Юлька звонит. Стоит, потеряно посреди зала, смотрит на табло, словно выискивает, скоро ли будет рейс, на котором отсюда сбежать можно. Бедная моя декабристка.
— Дима! — Обрадовалась она и бросилась ко мне.