На улице Мира (СИ) - Лавринович Ася (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Глава десятая
В комнате вдруг стало невыносимо душно. Я перевернулась на спину и принялась, как рыба на берегу жадно хватать воздух раскрытым ртом. Сердце отчаянно толкалось в груди. Такое уже случалось пару раз после побега матери. Чувствуя, как подкатывает тошнота, я зажмурила глаза. Нужно успокоиться и подумать о чем-то хорошем. Только о чем?
Я слышала, как Катерина включила какой-то ситком, и закадровый глупый смех просто выводил из себя. Нет, я не могла перестать думать о маме. Уже давно я не возвращалась мыслями к ней, но Катерина на кухне невольно напомнила о прошлой жизни. Почему-то Софья Николаевна никогда не вызывала подобных ассоциаций, быть может, потому что тетка и любимая женщина моего отца – это не одно и то же?
Мама и Катерина были совсем разными и внешне, и по поведению. Мама, несмотря на всю женственность и грацию, по мироощущению напоминала восторженного подростка. Шумная, несерьезная, охочая до всего нового. Она точно так же металась по кухне от шкафчиков до раковины с полотенцем через плечо и возбужденно сообщала: «А завтра пойдем ужинать в ресторан!» Или: «Почему бы нам на следующих выходных не махнуть загород с палатками?» Папа только улыбался и на все соглашался. Я долгое время думала, что у них все хорошо. Видимо, они мастерски скрывали от меня свою нелюбовь.
Она уехала так быстро. И, если честно, все те события похожи на какой-то страшный глупый сон. Будто такого не могло произойти с нами наяву, нет. Казалось, что вот-вот я проснусь, и все по-старому. Пусть не всегда гладко, но все же мне нравилось, как текла моя прежняя жизнь. И хотя я чаще видела родителей Ирки и Дани, чем своих, меня грело, что мама и папа вместе. В выходные мы можем собраться втроем за завтраком или махнуть с палатками загород.
А мама… Она не звонила уже больше месяца. Только изредка кидала сообщения с вопросом «Как ты?», а я, обидевшись, отвечало сухо и немногословно. Мама будто не замечала моей обиды, и это еще больше ранило. Неужели она так отдалилась от меня, что не могла разглядеть моих сигналов? Я помню ее красивые руки и длинные пальцы с кольцами. Только с не такими, как у Циглер, которыми до крови исцарапать можно. Мамины кольца тоненькие, золотые… Она здорово играет на фортепьяно, хотя все детство делала это из-под палки. Мой дедушка, будучи в то время известным музыкантом, пророчил ей большую карьеру.
Когда мама забеременела в семнадцать, строгие родители были категорически против ребенка и избранника дочери – студента, приехавшего покорять столицу. Тогда мой папа уговорил маму сбежать в город к тетке, которая его воспитывала. Зная маму, тогда она наверняка приняла это предложение с восторгом, ведь впереди маячила ненавистная консерватория и расписанная родителями не ее жизнь. Мама и папа сняли в нашем городе комнату, отец перевелся на заочное и ездил в столицу только на сессии… Когда прошла их любовь? Когда мама, оборвавшая всякую связь с родителями-тиранами, в один день узнала, что они погибли в автокатастрофе? Или когда осознала, что консерватория, возможный успех, жизнь в столице – не так уж плохо по сравнению с пеленками, яслями, моими бесконечными простудами… Конечно, тетя Соня нам помогала, но у нее, помимо отца, были и свои дети... Кажется, мама винила во всем случившемся отца. И почему так бывает: кто-то, преодолевая вместе все трудности, любит всю жизнь, до финишной прямой; а у кого-то чувства вдребезги почти на самом старте. А, может, и не было между ними большой любви? Я – то, что удерживало их эти несколько лет вместе. Удерживало и давило, тянуло вниз… Обуза.
Сейчас мне казалось, что стены, качнувшись, стали сужаться. Еще немного, и меня расплющит. Тягостные чувства, запах приторных пионов в квартире, чужой закадровый смех. В какой-то момент, одурев от одиночества, я вскочила с кровати и из своей комнаты проскользнула в коридор. Схватив ключи, вышла на лестничную клетку. Во двор спустилась в тех же пижамных шортах. Меня тут же окружили ребята, игравшие в прятки. Требовательно потянули за подол домашней майки. Как-то раз, от нечего делать, мы с Иркой помогали малышне строить снеговика, видимо, с того дня они приняли меня за свою. Сначала я долго отнекивалась, но потом согласилась с ними поиграть.
– Хорошо. Кто галит?
– Она! – один из мальчишек указал на забавную рыженькую девчонку. Я ведь даже их имен не запомнила, в то время, как они радостно выкрикивали мое.
– Считай до ста! – приказала я.
– Так долго? – удивилась девочка.
– Конечно! Столько желающих играть. Нужно, чтобы все успели спрятаться.
– Один, два, три, четыре… – закрыв ладонями глаза, начала девчонка.
Все бросились врассыпную, и я быстрым шагом направилась в сторону деревянного замка. Он не пользуется спросом у малышни, поэтому это отличное укрытие. Взбежав на второй этаж, я выдохнула:
– Так и думала! Признавайся, тебя выселили из настоящего дома?
Никита, прислонившись спиной к стене и откинув голову, лишь поморщился. Не стал вынимать из ушей наушники. Тогда я прошла вперед, но на сей раз Яровой и не думал убирать вытянутые ноги, давая понять, что сегодня он не в настроении разделить со мной убежище. Но как бы не так! Мне некуда, а главное, не хочется возвращаться. Пришлось садиться рядом с ним. В наушниках Никиты гремела музыка. Я молчала, сложив руки на коленях. Еще несколько недель назад, до того, как в моей жизни не начали происходить странные события, ни за что бы не села рядом с Яровым. И из гордости не заговорила бы первой… А тут будто больше не выдержала, сломалась. Никита был задумчивым и хмурился. На меня не смотрел. Лишь спустя пару минут все-таки покосился в мою сторону и, выключив музыку, поинтересовался:
– Кто тебя так отделал?
– Циглер.
– Неплохо!
– Видел бы ты Ирку, – вздохнула я. – У нее такой фонарь под глазом!
– Ясно.
Никита даже не поинтересовался, из-за чего у нас произошла драка. Я бы на его месте от любопытства сгорела. Вот Данька, наверняка, для Иры устроил дома допрос с пристрастием. А этот… Или он прикидывается, или ему правда давно не интересно, что происходит в моей жизни.
– Ты снова поссорился с отчимом?
– Ага.
– У меня тоже скоро будет мачеха, – не выдержала я. Эта Катерина вместе со своим дурацким супом, как и мама, не выходила из моей головы.
– Правда?
Никита посмотрел на меня. Почему-то не верит. Он всегда щурится, когда сомневается в чьих-то словах. Отлично помню эту его привычку.
– Да. На вид – моя ровесница. На внешность – типичная инстаграмщица. Она в поисках себя, но до этого танцевала в баре, развлекала пьяных посетителей. Как тебе выбор моего папочки, м?
Никита только пожал плечами. Теперь одноклассник поглядывал в оконный проем, за которым шумела зеленая листва, и раздавались детские крики. Игра в прятки была в самом разгаре.
– Я думала, хватило с меня того мексиканца, – продолжила я. – Ты не понимаешь, как это стремно, когда вокруг тебя ни одного взрослого здравомыслящего человека, кроме тети Сони, которая приходит раз в неделю по вторникам. Как стремно чувствовать себя ненужной. Стремно стесняться своих родителей. Стремно, когда ты для мамы будто младшая сестра, которая мешает ей жить и тусоваться. Стремно в одно утро проснуться и узнать, что тебя променяли на какого-то молодого парня, который живет на другом конце света. Которого она даже никогда в глаза не видела. Стремно после отъезда верить, что мама сможет еще вернуться. Что она все осознает, что она соскучится, будет часто звонить… – Я почувствовала, что уже не управляю собственным голосом. – Почему она не звонит мне, Никит? Я так скучаю!
Под конец голос все-таки сорвался. Никита вместо ответа обхватил мою голову рукой и прижал к своей груди. И я почувствовала уже забытый, но некогда родной запах – свежевыстиранного белья, горьковатой скошенной травы и летнего утра.
Я сглотнула подступивший к горлу комок слез. Вот это прорвало! Перед Яровым даже как-то неудобно стало.
