Бывший муж (СИ) - Шайлина Ирина (книги онлайн TXT) 📗
Мы могли бы дать его друг другу. На время. Просто забыться друг в друге. Но… Долбаное время и миллионы ошибок между нами. Да, я приезжаю сюда каждый вечер. Сначала к Илье, потом сюда. Смотрю на окна, выглядываю, есть ли на парковке автомобиль того пижона — нет. Потом курю. Не поднимаюсь в квартиру, хотя от желания это сделать буквально сводит судорогой тело. И дело не только в сексе, хотя секс с Яной тоже особенным был. Выключающим мозг. Просто, хотелось прикоснуться. Смотреть, как рисует. Успокоить. Сказать, что все будет хорошо. Обнять.
На часы посмотрел — нужно принимать Катюшку у категоричной няни. Еще одна сигарета и поеду. Сигарета скурилась до обидного быстро.
— Днем хорошо спала, — отчитывается няня. — Я постирала и погладила все детское белье. Сейчас волнуется, наверное, ночь будет нелегкой.
И ушла, отсекая нас с маленькой Катей от своей жизни, оставляя нас в тишине квартиры, которая казалась пустой. Я сходил в душ, смывая с себя запах сигарет, я уже научился мыться за пять минут, с открытой дверью — вдруг заплачет.
— Ты чего волнуешься? — спросил у ребенка.
Она махнула маленьким кулачком — лампочку ей загородил. Сердится всеми своими тремя килограммами. Я подхватил ее на руки. Такая маленькая. Такая легкая. Если мы решимся использовать ее донором, нужно будет хоть немного подождать, чтобы набрала вес, она только начала это нормально делать. У таких маленьких могли не забирать костный мозг, нужные для донорства клетки вычленялись из переферийного кровопотока. Нужно поговорить с Дашей…
Я носил Катьку по квартире два часа. В ней проснулась жажда к рукам — просилась. Жадно, словно впрок. На руках умолкала, сопела, привычно искала взглядом лампочки. Положишь — плачет тихонько. Как сирота, что выворачивает душу наизнанку, в сотый раз за день.
Она такая легкая, моя дочка, но если носить ее долго, немеют руки. Спать Катя отказывалась словно принципиально. Но недавно я понял, что у нее есть еще одна слабость — автомобиль. В нем она засыпала, и сегодня я решил прибегнуть к проверенному уже методу. Торопливо одел ребенка, устроил в автокресле.
Ночь уже, дороги свободны. Поколесил по городу, дочка спит. Можно ехать обратно. Но я опять во дворе дома Яны. Окна светятся — теперь два. И вдруг решаюсь. Отстегиваю люльку, выхожу, с ребенком в руках, звоню в домофон.
— Кто? — отрывисто спрашивает Яна.
— Это я… — потом смотрю на спящего ребенка и добавляю — мы.
Дверь открылась через несколько мучительно долгих секунд. Открылась с мелодичный звоном, я бросил взгляд на малышку — поморщилась, но не проснулась. И с каждым мгновением, люлька с ребенком казалось становилась все тяжелее. Словно не дочку несу, а весь ворох своих нерешенных проблем разом.
Яна в дверях стоит. Кутается в длинный теплый халат, волосы влажные, под глазами темные круги.
— Не стой на холоде, — сказал я. — Простынешь.
Янка усмехнулась, но послушно ступила вглубь квартиры, пропуская меня внутрь. Посмотрела на ребенка, но не сказала ничего, видимо, уже смирилась с тем, что маленькая почти всегда со мной.
— Зачем пришел?
— Просто не знал, куда идти еще, — подумав ответил я.
Яну такой ответ вполне удовлетворил. Я устроил дочку в комнате, прошел на кухню. На столе — пирог, вот чем пахло так. Не один даже. Три. Все прикрыты салфетками.
— Кулинарию ограбила?
— Сама испекла. Сублимирую тревожность в тесто.
Я приподнял салфетку — вполне себе аппетитно. И тесто не зубодробительное на вид — румяное и воздушное.
— Раньше ты не умела готовить.
— А ты деньги зарабатывать не умел, — пожала плечами Яна. — Всех нас меняет время.
Время меняет. Кого-то любовь. Кого-то — одержимость. Янка молча поставила чайник. Порезала пироги — они были нетронуты. Я подумал, как наверное паршиво и горько было их печь, пироги, которые даже скормить некому. И как сложно ей сейчас, лишенной своего якоря.
Мы сели пить чай. Словно нормально вот так, после болезненного развода, нескольких лет наполненных отчаянием, после всего, что случилось, просто сидеть и пить чай. С пирогами, которые сама Яна, кстати не ела — бултыхала чай ложкой и думала что-то явно невеселое.
— Ешь, — велел я и пододвинул к ней блюдо с мясным пирогом. — На тебя уже без слез не взглянешь.
— Ларин, — покачала головой Яна. — Ты мне давно уже не муж.
— Я отец твоего ребенка.
Янка фыркнула, но пирог взяла. Вообще она сегодня удивительно тихая. Задумчивая. Язвит даже через раз, что пожалуй, плохо. Надо раззадорить ее, чтобы боевой дух снова проснулся.
— Буду надоедать тебе, пока не доешь.
Снова головой покачала. Раскрошила, разломала несчастный кусок пирога, вывернула наружу аппетитным нутром, но все же немного поела.
— А Илье нравятся с вишней…
Я вспомнил, что у меня дочка с собой. Про Катю вообще не забывалось, теперь она постоянно елозила у меня на самом краешке сознания, чем бы я ни был занят. Словно маленькая Катя — кнопка. Кнопка для возвращения в действительность.
Пошел в комнату. Наверное, нужно уходить. Не бередить старое, не пытаться найти покой у того, кто сам в нем нуждается. Но навалилось все разом — не унести. Опустился на диван рядом с Катюшкой, не зажигая света. Вскоре и Янка пришла, села в кресло, стоящее неподалеку. Здесь все было рядом, в этой маленькой квартире.
— Посиди еще немного, не спеши, — попросила Яна, порядком удивив.
Я кивнул, не подумав, что в густой чернильной темноте она просто этого не увидела.
— А у тебя бывает, — спросил я, — что ты по прежнему, забываясь, считаешь меня своим?
Янка хихикнула, короткий горький смешок резанул по нервам.
— Я от тебя два года лечилась. А может и больше… Но у меня Илья был. А как лечился ты?
— Работал.
И снова тишина. Густая, вязкая, буквально осязаемая. Она разделяет нас с Яной куда сильнее этих семи лет врозь, стремится раскидать по разным лагерям, додумать за нас все несказанные слова.
А мне многое сказать хочется. Почему Яна на развод не пришла? Я пришел, как дурак, надеясь ее увидеть, надеясь, что вдруг что-то изменится, слова нужные найдутся, волшебство, блядь, случится. Не случилось — вместо Яны был доверенный адвокат. Даже Елагин не явился, хотя уж его то стоило ожидать. Не развод получился — фарс. Я и напомаженный индюк, который сухим бюрократическим языком излагал волю моей жены. Тогда еще — не бывшей. И делить нам нечего было, кроме Ильи. Но я не мог его у Яны отобрать. Не мог сделать ей еще больнее. Лучше — сердце свое вырвать. Или сломать колено, впрочем мне его и так сломают, только я об этом тогда еще не знал.
— Зачем ты женился на своей Даше?
Сейчас я сотни раз задавал себе этот вопрос. И ответы всегда были разными.
— Я был одинок. Она была одинока. Мне казалось, что так будет правильно.
Янка засмеялась. И хорошо — пусть смеется лучше, чем плачет. Потянулась в кресле — глаза к темноте привыкли и силуэт бывшей жены угадывался на фоне зашторенного окна. И коснулась моей ноги своей. Наверняка — нечаянно. В такой маленькой квартире наверное миллионы случайных прикосновений. Но словно током дернуло. Хотелось одновременно и ногу свою отдернуть, и Янку к себе, и дышать ею, жить ею. Я не пошевелился — пусть хоть так, но касается меня. А о смуглом теле, маленькой груди с коричневыми, съежившимися от моих поцелуев сосках, о темных прядях волос, что падают на мое лицо, когда она сверху… Об этом я не буду думать. Привык уже за семь лет.
— А если по честному, Ларин?
Теперь уже засмеялся я. Она меня хорошо знала. Так же, как и я ее.
— Мне нужен был барьер, Ян. От тебя. Мне нужно было чем-то жить, чтобы при встрече с тобой, быть готовым.
— Помогло?
— Нет.
Я почти научился счастливым быть. И думал, что дальше смогу. Я, блядь, готовился к предстоящей встрече. Надеялся, что буду во всеоружии. Но разве можно защититься от того, что внутри? А Яна была внутри. Только понял я это, уже взвесив на себя обязательства. Но в этот раз я все сделаю правильно…
