Весенняя коллекция - Крэнц Джудит (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
– Все же, – осторожно сказал Том, – похоже, ты была слишком мала, чтобы, как-то судить об этом.
– Мама считала, что эти конкурсы для меня полезны, – голос Тинкер стал певучим и мечтательным. – Она говорила, что они дадут мне нужное самоощущение. И почти каждое воскресенье мы вдвоем выезжали на какой-нибудь конкурс. Она была в разводе, не слишком стремилась к общественной жизни и много времени посвящала мне.
Том неопределенно-ободряюще хмыкнул.
– Прежде чем попадешь на собственно конкурс, нужно пройти десятки региональных предварительных, – продолжала Тинкер, вспоминая. – И по всем категориям… «Самая красивая», «Самая очаровательная», «Майская мисс Мемфис», «Лучше всех одетая», «Самая фотогеничная»… нет им числа. И разумеется, все они посвящены тому, как ты выглядишь, а не тому, кто ты есть; но вести себя ты должна прекрасно. Все конкурсантки надевают специально для этого сшитые платья, которые стоят сотни долларов, и разница лишь в том, как они их носят. Мама обычно завивала мне волосы, подкрашивала губы, накладывала румяна и слегка подводила глаза, чистила меня и полировала… Одевала в кружевные воздушные платьица пастельных тонов с пышными рукавами и таким количеством оборок, что иногда юбка оказывалась шире, чем вся я была в длину, и банты в волосах – к каждому платью. Каждую неделю я получала пару новых чисто белых туфелек с белыми атласными бантиками и белые гольфы с оборочкой… и я побеждала и побеждала… десять лет я царила… я была звездой, настоящей звездой.
– А потом что случилось? – спросил Том так осторожно, словно говорил с лунатиком.
– Переходный возраст. Все это я потеряла меньше чем за полгода. Предоставляю детали тебе, но, коротко говоря, я превратилась в жуткую уродину. Я не могла в это поверить. Я… я сбежала из дома. Я не могла видеть маминого разочарования. Разумеется, я убежала недалеко, всего лишь к тете Анни и дяде Чарльзу. Она – мамина сестра, у них не было своих детей, и они были мне рады, несмотря на мой омерзительный вид. К этому времени у мамы появилась личная жизнь, и она не возражала. Наоборот, для нее это было облегчением. Возможно, тетя Анни спасла меня. Она преподавала английский, благодаря ей я начала читать… почти исключительно этим я и занималась следующие шесть лет. Я прочла все романы, что были в библиотеке. Чтение и школа.
– А потом красота к тебе вернулась?
– Красота вернулась, но я не могу делать дефиле.
– Но ты же должна была ходить в живых картинах, – возразил он.
– В том-то и дело, – сказала Тинкер, тряхнув головой и вдруг оживившись. – Детские живые картины – нечто абсолютно противоположное работе на подиуме. В живых картинах я ходила, как автомат, как заведенная игрушка – хорошая, очень хорошая маленькая девочка в наилучшей, наиприличнейшей позе, маленькая принцесса делает смотр войскам. Я стояла совершенно прямо, с высоко поднятой головой, поднятым подбородком, смотрела строго перед собой, и я научилась не вертеться, даже не касаться своих волос – судьи терпеть не могли малейшего проявления открытой сексуальности – на конкурсе «Самая очаровательная юная мисс Нэшвилл» Лолита бы не котировалась. Я была живой куклой, с руками, едва касавшимися рюшечек платьица, – махать руками было нельзя, ножки в третьей позиции, улыбка, приклеенная к лицу… Кукла, Том, кукла, а не ребенок, и уж конечно, никакая не личность… даже не «Мисс Конгениальность». Важна только внешность. И эта наука так въелась в меня, словно я все эти годы тренировалась в русской олимпийской команде гимнастов или воспитывалась как будущая королева Англии. Ты видел хоть одну фотографию, где королева сидит – что бы там с ней ни происходило? Я знаю, что у принцессы Дианы начались неприятности, как только она показала публично, что в ней есть некоторая игривость. Я стараюсь измениться, но мое тело не может. Кажется, это называется «мышечная память».
– Тебя дрессировали, как собачку! – Он вздрогнул от возмущения.
– Думаешь, я не понимаю? Головой я прекрасно понимаю, в чем проблема, но бывает, что все знаешь и ничего не можешь в себе изменить.
– Так за каким же чертом ты бьешься головой о стену, если ты уверена, что с этим ничего не поделаешь? – Том в волнении ударил кулаком по столу.
– Это единственное, что я умею делать. И сейчас я должна понять, есть ли у меня шанс. Я хочу опять победить, – просто сказала Тинкер.
– Боже мой! Кажется, я никогда не слышал ничего более безумного!
– Может быть – для тебя, но я так не думаю, – сказала она тоном, не допускающим возражений.
Том оценил решительное выражение ее лица и замолчал. Хотя Тинкер и жаловалась на недостаток индивидуальности, характер у нее явно был не слабый. Она обладала очень яркой индивидуальностью, но сама не ведала об этом и, если сказать ей, наверняка не поверит. Как она рассказала свою историю, без глянца, без жалости к себе, объективно, не скрывая своих страхов и своих ран, но и не упиваясь ими, не прося ни совета, ни помощи. На такое способен только сильный человек – даже если она и абсолютно не права по отношению к себе. Индивидуальность у нее есть – даже если ей совсем недоступен флирт. Да и зачем ей? Такой красивой девушке наверняка флиртовать не приходилось.
– Я ни с кем не говорила об этом с тех пор, как попала в Нью-Йорк, – с некоторым удивлением сказала Тинкер, – только немножко с Фрэнки. То есть я никогда в жизни никому так много о себе не рассказывала. Теперь ты обо мне все знаешь… наверное, ты думаешь, что я совершенно зациклена на себе и в голове у меня только идиотские дефиле на подиуме, которые никак не могут быть интересны человеку с мало-мальскими мозгами…
– Я сам тебя на это раскрутил, ты не заметила? Как же ты можешь говорить, что мне неинтересно?
– Я думала, ты изображаешь такого хорошего слушателя, чтобы усыпить мои подозрения, – сказала Тинкер, устремляя на него лучезарный взгляд; в уголке ее рта мелькнула еле различимая тень улыбки.
– Какие подозрения? – с запинкой спросил он. «О господи, как я ошибся, – она умеет флиртовать», – подумал Том, вдруг ощутив укол острой ревности ко всем несчастным козлам, с которыми она флиртовала – должно быть, их было сотни, что бы она там ни говорила про чтение книжек и библиотеку. Может, она и таблицы умножения не знает. Может, она просто выдумала эту историю, может, она патологическая лгунья, о господи, я схожу с ума, зачем ей нужно мне лгать, ведь все, что она говорила, было совершенно упоительно, особенно эти белые гольфы с оборками…
– Подозрения, – объяснила Тинкер, – которые могли у меня появиться, если бы ты пригласил меня в свою мастерскую посмотреть твои работы. Ведь все художники так делают? Я читала об этом.
– Читала об этом? – промямлил он, чувствуя себя круглым дураком.
– Я раньше не встречала настоящих художников. – Теперь Тинкер лучезарно улыбалась. Наклонив голову, она взяла его руку и стала внимательно изучать. – Краски под ногтями нет, – наконец объявила она словно бы с сожалением.
– Посчитай мой пульс, – сказал он, кладя ее пальцы на запястье.
– А какой должен быть нормальный? – серьезно спросила Тинкер. – Меня не учили оказывать первую помощь, я так и не вступила в скауты – не было времени.
– И ты совершенно ни на что не годна, да? – Он старался, чтобы голос не выдавал его чувств, хотя ему не хватало воздуха, а пульс под ее пальцами прыгал как сумасшедший.
– Именно, – с готовностью согласилась Тинкер. – Именно это я и пыталась тебе объяснить. В этом мире, дьявол его побери, мне нет места – даже на подиуме.
– А что, если я найду тебе применение? Поможет? – Он недоверчиво вслушивался в собственные слова – неужели он ее соблазняет? Но это не в его стиле, флиртовали всегда с ним – всю жизнь так было.
– Этот вопрос мог бы опять возбудить у меня подозрения, будь я подозрительна; но я не подозрительна. Я доверчивая, простодушная, наивная, беспомощная деревенская девчонка из Теннесси, – весело сказала Тинкер, чувствуя, что непонятно почему в душе что-то меняется, тьма рассеивается, мрачные тени исчезают.
