Жестокие и любимые (ЛП) - Вульф Сара (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Рен первым пролил слезу на похоронах, он же последним и перестал плакать. Кайла помогла ему пережить самый тяжелый период. Она приходила к нему домой каждый день и оставалась с ним в медпункте во время занятий, когда он разваливался. Наши с ней сердца обливались кровью, когда мы видели Рена в таком ужасном, сломленном состоянии. Я постоянно напоминала ему, что нужно питаться, приносила буррито и пироги, а когда он был не в состоянии есть, то писала ему сообщения с напоминаниями о сне. Вероятно, я не сильно ему помогла. Наверное, я могла бы сделать больше. На выпускном в школе ни один из нас не присутствовал. Мы провели его на могиле Софии.
К церемонии вручения дипломов Рен снова научился улыбаться. Он поступил в Массачусетский технологический институт и уехал туда в начале лета, вероятно, чтобы заработать несколько дополнительных баллов, а может, чтобы сбежать от смерти Софии. Скорее всего, оба варианта верны. Это едва не разбило Кайле сердце, с болью помогло справиться только то, что в сентябре она собирается в Бостонский колледж. Они очень сблизились после смерти Софии. Не знаю, было ли у них что-то серьезное. В основном Кайла лишь обнимала его. Я ни разу не видела, чтобы они целовались, а Кайла отказалась делиться тем, что между ними происходит. Скорее из уважения к Рену, нежили из-за смущения. Она очень повзрослела, пока помогала ему. Теперь она говорит о «Вог» всего раз в неделю!
Я бросаю еще один камешек. Он летит над волнами и дважды подпрыгивает, прежде чем утонуть.
Я буду очень скучать по Кайле. Я уже скучаю.
Мы все лето провели вместе. Устраивали последние совместные ночевки и, любуясь звездами, распивали вино на коровьем пастбище. Мы не ходили на вечеринки. Я не хотела. Кайла не дружила с Софией, но эта смерть повлияла на ее самых близких друзей. Мы поклялись писать друг другу каждый день. В Инстаграме. Твиттере. Фейсбуке. В общем, мы поклялись общаться. Много. Пусть мы и не будем часто видеться, но мое сердце покрывает теплое одеяло комфорта, когда я думаю о ней. У нее всегда будет моя спина, за которую она сможет спрятаться, а у меня ее безупречные ягодицы.
Джек Хантер не плакал на похоронах.
Он должен был, но не плакал. Он стоял в углу рядом со своей мамой, которая плакала за них обоих, она склонилась к нему в поисках поддержки, и границы ее черного платья и его черного костюма размылись, смешались. Его волосы были идеально уложены гелем, а лицо облачено в непроницаемую маску самого темного льда, который я когда-либо видела. Под глазами синяки от усталости, скулы острее. Я даже вздрогнула, когда взглянула на него. Он больше не разыгрывал скучную, бесстрастную комедию. В нем просто не осталось жизни. Он был совершенно пуст. Жизненная искра была высосана из его глаз, оставив после себя лишь бледную оболочку. Да все его тело, его физическое присутствие, казалось, представляло собой лишь оболочку – иллюзию из зеркал и хрупкого льда, которая рассыплется от легкого прикосновения. На него было страшно смотреть. Он словно был кем-то, кто не должен быть жив или двигаться. Манекеном. Кукольным зомби.
Однажды я попыталась его вернуть. На поминках. В пахнущем плесенью похоронном зале, заполненном корзиночками с печеньем-скорбью и пирожными-грустью. Я пролепетала что-то о Софии, о том, как священник рассказывал, что она была самоотверженной и красивой девушкой, хотя на самом деле совсем ее не знал. Джек стоял в углу – подальше от шума и рыдающей толпы, – уставившись на стакан с водой в своих руках. После моих слов он медленно поставил стакан на тумбочку, взглянул на меня и, обхватив мое заплаканное лицо ладонями, закрыл глаза.
– Все кончено, – слишком спокойно сказал он, и внутри меня что-то оборвалось.
– Что? – спросила я.
Он оттолкнулся от стены и, уходя, бросил напоследок:
– Все.
После этого он перестал ходить в школу. Я разговаривала с директором Эвансом насчет этого, и он сказал, что Джек бросил учебу. В Гарварде не аннулировали его зачисление, так что теоретически Джек все еще мог там учиться, даже со сплошными неутами за последний семестр. Но мы оба знали, что он не поедет в Гарвард. Его это больше не волновало.
Когда настал апрель – его не было уже почти два месяца, – я начала его искать. Я хотела его найти. Черт, я действительно этого хотела. Я боролась. Сначала я думала, ему необходимо пространство, считала, это поможет. Ведь мое присутствие – это последнее, что могло бы ему помочь. Представьте, что вас выслеживает сумасшедшая девчонка, которая была вашим заклятым врагом, да это вызвало бы напряжение даже у великого Вулкана, бога огня. Кроме того, я просто не знала, как ему помочь. Я сделала бы только хуже. Сказала бы что-то неправильно. Сделала бы что-то неправильно.
Но, когда однажды, ближе к вечеру, ко мне пришла миссис Хантер и стала плакать и умолять его найти, я поняла, что должна это сделать.
Я дождалась весенних каникул и начала гоняться за призраком.
Миссис Хантер отдала мне записку, оставленную Джеком. Это была самая обычная записка на простой белой бумаге, в ней было написано, что он уходит и чтобы она не вызвала полицию, и, конечно, что он ее любит. В отчаянии миссис Хантер обратилась в банк, чтобы получить информацию по его счету. Деньги за операцию Софии были ему возвращены, большую часть из них он кому-то отдал, для себя же снял лишь четыре тысячи долларов. Конечно, четырех тысяч достаточно, чтобы прожить некоторое время. Но его не было практически три месяца!
Он оставил в своей комнате все вещи. Единственное, что он взял, – это отцовскую шкатулку с письмами Софии. Я искала хоть какой-нибудь признак его присутствия на могиле Талли. Но ничего не нашла. На могиле Софии лежала поникшая роза. Ей, наверное, было уже много недель. Если бы Джек приходил к Софии после этого, он бы оставил свежий цветок.
Я проверила больницу. Мира и Джемс сказали, что Джек навещал их второго марта – на следующий день после похорон Софии. Он сказал им, что надолго покидает Ист Саммит Хай, и подарил каждому по новому, огромному, плюшевому мишке в качестве прощального подарка. Они были друзьями Софии, но для нее это было гораздо больше, чем просто дружба. София их любила. Они напоминали ей Талли – ребенка, которого она потеряла. Джек это знал и относился к ним соответственно.
Оставалась последняя ниточка – клуб «Роза», и, естественно, я ее не упустила. Я набрала их номер, но оператор сказал, что Джейден уволился несколько месяцев назад.
Вот и все. Вся моя инициатива резко оборвалась. Джек ускользал из моих рук, словно песок.
А затем мне позвонила девушка по имени Лили. Она подслушала мой разговор с оператором клуба «Роза». Лили представилась другом «Джейдена», в чем я очень сильно сомневалась, ведь единственный друг, которого позволяет себе иметь Джек, – это его собственное отражение и/или его глупый мозг. Однако я все же позволила ей произнести длинный монолог и согласилась встретиться с ней в кафе в Колумбусе.
В кафе передо мной предстала шикарная длинноногая блондинка, ростом около шести футов. По ее дорогой сумочке и духам, я сразу поняла, что Лили работала в эскорте. Да она этого и не отрицала, благодаря чему понравилась мне еще больше. Она не тратила мое драгоценное время, когда я пыталась спасти Джека.
Спасти?
Быстро трясу головой и смотрю, как соленые брызги океана опускаются на камень. «Спасти» – неправильное слово. Я не могу так думать. Я не могу спасти себя, не говоря уже о другом человеке. Но некоторое время я хотела его спасти. Я действительно этого хотела. Ведь Джек больше всех заслуживает помощи. Я думала, что смогу ему помочь, хотя бы немного. Думала, смогу сделать для него хоть что-то.
Я смеюсь и со всей силы бросаю камень в воду.
Я была такой идиоткой.
Прежняя Айсис ни за что бы не сдалась, когда Лили сказала, что Джек встречался с ней перед тем, как покинул город. Он не осведомил ее, куда собирался, но отдал ей манильскую папку и сказал, что, если девушка по имени Айсис когда-нибудь начнет рыскать вокруг клуба, передать ее ей. Так Лили и сделала.
