Стервами не рождаются - Седлова Валентина (е книги .txt) 📗
— Скажи еще «интуиция»!
— Да фиг его знает! Просто что-то здесь было не так с самого начала. Я знала, что не била тогда Ирку, и она уж конечно это знала. И тем не менее, глядя мне в глаза, снова гнала эту чушь и кричала, что стала из-за меня бесплодной. Опять решила за мой счет прокатиться. Не вышло. Проездной закончился.
— Да, вот уж стерва, так стерва.
— Да нет, стерва — это я, а она сестра стервы.
— Думаешь?
— Уверена.
— Странная ты девчонка. Почему-то постоянно пытаешься убедить окружающих в том, что ты хуже, чем есть на самом деле. Пойми, о тебе ведь судят по твоим поступкам, а не по твоим словам! Я знаю, что более верного и преданного друга у меня нет. И у Василия тоже. Юлька, когда тебя на работе нет, просто откровенно скучает. Даже мое общество ее в эти минуты не радует.
— Добавь к этому испорченную свадьбу родной сестры и брошенного на произвол судьбы мужика, который в данный момент надирается водкой и тупо смотрит в одиночестве телевизор.
— Ну, могу тебе напомнить, что ушла ты от него только тогда, когда получила по его милости боевую раскраску на пол-лица. И кроме того, он сам к тому времени несколько раз заводил разговор о том, что ты должна оставить его. Я прекрасно помню то, что ты мне рассказывала о своих взаимоотношениях с этим человеком, так что не мотай головой. А что касается свадьбы… Знаешь, это меньшее из всех зол, которые ты могла бы совершить в такой ситуации. Иные даже на убийство идут, или на себя руки накладывают.
— Ну, ты хватил! Убийство! Скажешь тоже! Ради этого?
— Вот именно. А так все ограничилось испорченным платьем, проколотыми колесами и плохим настроением молодоженов. Не очень много за то, что они вытворяли с тобой.
— Зато теперь им точно есть, на кого свалить вину за развод.
— Слушай, расслабься ты и не занимайся самоедством. Как заезженная пластинка все по одному и тому же кругу гоняешь. Сколько женщин знаю, всегда удивляюсь вашей логике. Если все хорошо — найдете причину, по которой на самом деле все плохо; будете жить в нищете, но кричать, что безумно счастливы. Так что давай, допивай чай и спать. А завтра к отцу.
В больницу, где лежал отец, Марина приехала сразу же после обеда, в тихий час. Опыт общения с младшим медицинским персоналом у нее за эти месяцы был накоплен более, чем богатый, так что использовав все свое умение в палату она просочилась как минимум часа на два раньше, чем остальные посетители. Отец лежал в четырехместной палате, один в один напоминающей ту, где выздоравливал Вася, разве что здесь еще оставались свободные койки.
— Доченька! Я и не ждал тебя так рано! Какая ты умница, солнышко мое! Вечером зайдет твоя мать, так что времени у нас с тобой не так много. Но да ладно. Как я рад тебя видеть! Не представляешь, даже на сердце спокойно стало, отпустило меня.
— Папка! Я как только узнала, так сразу и сорвалась к тебе. Что случилось, рассказывай!
— Да снова спазм начался, лекарствами я его снять не смог, мать вызвала врачей, а они меня сюда отвезли. Я им говорю, мол, сделайте мне укол, да и хватит, а они уперлись и в никакую. Даже по лестнице меня на носилках спускали, не дали своими ногами идти. Прямо инвалида из меня делают, и все тут. А здесь сразу под капельницу, кардиограмму сняли… Где-то утром я уже себя стал вполне нормально чувствовать. Врачи, жаль, домой не отпускают, хотят еще чего-то проверить. И вставать не разрешают. Вот и лежу, как куль, простыни протираю.
— Ты меня так больше не пугай, договорились? Ты у меня самый здоровый и молодой, и даже думать забудь, чтобы здесь просто так отлеживаться. Или тебе больницы нравятся?
— Да кому они могут понравиться, придумаешь тоже ерунду!
— Слушай, я тебе тут фруктов привезла разных, воду без газировки, вот баночка икры, тебе наверняка полезно будет. Холодильник у вас здесь есть?
— Да, вон в углу стоит. Сложи все туда, а мне только яблочко оставь, а то после их мерзкого пюре с этой якобы мясной подливой все внутренности сводит. И садись ко мне поближе, я с тобой поговорить хочу.
— Да, папуль, слушаю. Тебя что-то беспокоит?
— Марина, я знаю, что тебе неприятно это слышать, но если со мной что-то произойдет, знай, что я позаботился о тебе. Нет, нет, не мотай головой, дослушай меня до конца. Я слишком многое в этой жизни делал не так, как надо бы, слишком многим позволял управлять собой. Но я хочу хотя бы так исполнить свой отцовский долг. После твоего ухода из дома я так и сяк спрашивал себя, а правильно ли я сделал, что подтолкнул тебя к этому решению, фактически убил в тебе надежду на спокойную жизнь в родительском доме. Ум говорил, что я все сделал, как надо, а сердце кричало, что я выгнал из дома своего первенца, свою малышку. Нет, не перебивай, я не закончил еще. Так вот, чего бы тебе ни говорили твои родные, как бы не пытались под всякими предлогами отнять то, что я хочу оставить тебе после себя, пожалуйста, не отдавай им ничего. Это самое малое, чем я могу успокоить свою больную совесть. Я ведь тебя знаю, ты легко можешь красивый жест, отдав им все, на что они претендуют, и никогда в жизни больше не вспоминать о том, что у тебя когда-то были сестра и мать. Но они и так уже получили от меня все, что могли, выжали из меня все жизненные соки. И им этого все равно мало. Мариночка, доченька, обещай, что ты все сделаешь так, как я тебя попросил! Поклянись мне!
— Папка, ты меня пугаешь!
— Марина, для меня это очень важно. Ну пожалуйста, пообещай, что оставишь себе мой дар, когда придет пора.
— Хорошо, я дам тебе это обещание, но ты в свою очередь не говори больше о своей смерти. Даже слышать это не хочу!
— Хорошо, больше не буду. Но помни, что ты мне обещала!
— Конечно, папа, о чем речь.
После разговора с отцом Марина вышла на улицу в крайне удрученном состоянии. Отец выглядел вполне нормально, но его странная просьба, даже требование… Неужели он считает, что ему осталось совсем недолго? Раньше он с ней так серьезно подобные темы никогда не обсуждал. Жаль, что отцовского лечащего врача она не застала, а то выяснила бы все из первых рук. Ладно, завтра все узнает. Понедельник — рабочий день, все должны быть на рабочих местах. Надо расспросить, может быть какие-нибудь лекарства нужны, или диета особая. Отец же ей сам этого не скажет, постесняется. Он всегда такой скромный, когда дело его самого касается, все о других больше заботится.
В понедельник она уйдя в обед с работы снова набрала сумку продуктов для отца, доехала на трясущемся автобусе до остановки «Кардиологический центр». На сей раз она не стала испытывать терпение медсестер и пришла в положенные приемные часы. Уже знакомыми коридорами прошла в отцовскую палату. Странно, его там не было, и кровать, на которой он лежал, была застелена. «Вот дает!», — ухмыльнулась про себя Марина. Его уже выписали, а он вчера такие страсти развел, что у нее у самой сердце заныло. Перестраховщик! Жаль только, что такую тяжеленную сумку через пол-Москвы протащила. Руки просто отваливаются. А почему бы ни отдать ее другим пациентам? Вряд ли они откажутся от таких деликатесов, которые она привезла. И Марина весело обратилась к мужчине лет сорока, лежащему на крайней справа кровати:
— Извините, можно вас ненадолго отвлечь?
— Да, я вас слушаю.
— Вы не против, если я вам продукты оставлю? Везла отцу, а его сегодня выписали. А обратно домой их страсть как не охота забирать.
— Простите, а ваш отец на какой кровати лежал?
— Вот на этой, а что?
— Так вы еще ничего не знаете… Умер он сегодня ночью, обширный инфаркт миокарда. Врачи ничего не успели сделать. Говорят, он у него не первый был.
— Так его не выписали… Нет, неправда! Он не собирался умирать, нет!
Сумки из Марининых рук звякнув упали на пол, из глаз брызнули слезы. Мужчина, сообщивший ей страшную весть, осторожно поднялся, подошел к Марине, и совершенно растерявшись просто погладил ее по щеке, как маленького ребенка. Ладонь его была шершавая и сухая, и почему-то именно это обстоятельство отложилось в памяти Марины на всю ее жизнь.
