Хроники Ники (СИ) - Черри Линда (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
Но доехав и выйдя на своей остановке, я не пошла домой, а отправилась прямиком к Насте, я чувствовала, что девчонки там, мне хотелось увидеть их и поговорить.
Настя открыла дверь и молча впустила меня внутрь. Кивком головы указала пройти на кухню. Катя сидела у стола и сосредоточенно рассматривала чашку с чаем. Не говоря ни слова, Настя села рядом. Я осталась стоять.
— Я никуда не поехала. Простите меня, — тихо сказала я.
Катя и Настя продолжали молчать
— Я полная дура, — добавила я.
— Нет, ты худая дура, — сказала вдруг Настя, и добавила, — чай будешь?
За чаем я рассказала им обо всем, что было после их ухода. Умолчала лишь о своем отношении к Максу, но какое это имеет значение? Ведь он словно мираж — появился и пропал. К тому же, мне хотелось разобраться с тем, что происходит между мной и Д. Я надеялась, что на этом мы не закончили, и он не пропадет как Илья.
— А если Мэри и Макс бывшие любовники, то какого черта она потащилась к нему с Ильей? — спросила Катя.
— Значит, мы чего-то не знаем, или что-то знаем не правильно. Может она не встречалась с Максом, а может, между ней и Ильей ничего нет? — с надеждой спросила я.
— А может, у них настолько свободные нравы, что они уже все между собой перетрахались? — зло сказала Настя.
— Нет, я не верю в это, — сказала Катя, — должны же быть у людей хоть какие-то границы дозволенного!
— Почему он тогда сейчас с ней, а не со мной? — воскликнула Настя.
Мы не знали, что ей ответить.
[1] Макондо (исп. Macondo) — вымышленный город, основное место действия романа «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса. По сюжету романа «Дождь лил четыре года одиннадцать месяцев и два дня».
Сентябрь 2001 г. Поцелуй, поцелуй и еще поцелуй (Ретроспектива № 2)
«… она отказалась от карточных гаданий, внушавших бесплодные надежды,
и обрела тихую заводь, утешаясь чужой любовью».
© Габриэль Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»
Мы втроем сидим за столом в «Арт-Кафе». Настя читает тихо, так чтобы слышали только мы с Катькой, но с выражением, исполненным тоски и отчаяния.
«Любовь — это плоть и кровь.
Цвет, собственной кровью полит.
Вы думаете, любовь —
Беседовать через столик?
Часочек — и по домам?
Как те господа и дамы?
Любовь, это значит…
— Храм?
Дитя, замените шрамом
На шраме! — Под взглядом слуг
И бражников? (Я, без звука:
“Любовь — это значит лук
Натянутый — лук: разлука”)…»
«Поэма конца» Марины Цветаевой — ее любимая, она знает ее от начала конца, всю наизусть, серый томик держит в руках скорее для большего драматизма, чем для чтения текста. У Насти прямая спина, по плечам раскинуты ее золотистые волосы, зеленые глаза горят трагическим огнем. Перед ней стоит на изящном блюдце чашечка капучино, рядом дымится в пепельнице тонкая ментоловая сигарета. Мы с Катькой сидим рядом и заворожено смотрим на нее с нескрываемым обожанием. Катька механически тасует в руках зачем-то взятый с собой и уже изрядно потрепанный «индийский пасьянс», и когда Настя прекращает читать, вздыхает и убирает его в сумку.
Убедившись ранее, что в «Арт-Кафе» нет никакой богемной атмосферы, и простым смертным туда тоже можно, мы нарядились, накрасились и пришли с двумя целями: отметить первое сентября и встретить кого-нибудь из тусовки.
А вдруг придет Илья или Д., или сразу оба?! Можно будет сделать удивленный вид и сказать: «Вот так встреча! Надо же какое совпадение!».
Третья цель тоже есть, но более призрачна, чем первые две — познакомиться с кем-нибудь новым. Но еще очень рано, около пяти вечера, и в зале только мы да какая-то влюбленная парочка. За окном накрапывает хиленький дождик, а в кафе очень тепло и уютно.
— Странно, что никого нет, — говорит Катька, пожимая плечами, — вроде, суббота, вечер, где все?
Вдруг, словно в подтверждение ее слов, входная дверь распахивается и на пороге появляется шумная компания из пятерых парней, они по-свойски идут мимо нас, проходят вдоль зала, по пути делая заказ бармену, и занимают стол неподалеку.
Я смотрю на того, кто идет последним, и на несколько мгновений забываю дышать, ведь понимаю, что это Максим! Маус! Опять в шляпе и распахнутой рыжей парке, с рюкзаком за спиной.
— Девочки, это же вроде Маус! — неожиданно громко говорит Катя.
— Да, он это, — отвечает Настя и лучезарно улыбается.
Я просто немею и прирастаю к стулу.
Маус вдруг разворачивается и возвращается к нам, улыбаясь, говорит:
— Девушки, мы знакомы?
— Косвенно, — многозначительно говорит Катя.
— Не косвенно, а знакомы, — с укором говорит Настя, — Максим, ты что, нас забыл?
— Даже если забыл, готов с удовольствием вспомнить, — говорит Маус, снимает с плеч рюкзак, бросает его на широкий подоконник возле нашего столика и опускается на стул рядом со мной. Потом протягивает мне руку:
— Макс…
— Ника, — заворожено говорю я и неловко пожимаю его горячие пальцы, ощущая, как каждый миллиметр моей кожи впитывает их тепло, от чего волосы у меня на затылке слегка поднимаются.
— А я — Настя! — нетерпеливо подсказывает Настя.
— Точно! — восклицает Маус, и ее лицо на мгновение озаряется счастливой надеждой. А Макс поспешно добавляет: — Но, я все равно не помню!
— Мы уже три раза с тобой знакомились, — обижается Настя, — первый раз вообще сто лет назад!
— Я не помню, что вчера было, а ты про какие-то сто лет. Ну, хорошо, сейчас я вас запечатлею так, чтобы уже никогда не забыть, — говорит Маус, и совершает невероятную вещь! Он запросто целует в щеку каждую из нас по очереди, и проникновенно произносит:
— Ника!
— Настя!
— Катя… — обалдело говорит Катька одаренная его поцелуем, — и Маус радостно повторяет за ней: Катя!
Я на грани обморока. Настя восторженно хлопает ресницами. Катя заливается розовым румянцем.
— Ну вот, готово! Теперь все, вы мои! — говорит он, — Обожайте меня и всегда приходите на мои вечеринки.
— Ника один раз уже чуть не побывала, — вдруг брякает Катька.
— Это когда? — удивляется Маус.
— В день города, — поясняю я, — меня Коршун с Данилой звали.
— О, это было очень весело, и о-о-очень пьяно! — многозначительно протягивает Макс. — А почему «чуть не побывала»?
— Да так, передумала, — говорю я, — у меня появилось ощущение, что ты потом меня не вспомнишь.
— Это ты зря, — говорит он серьезно, а потом резко меняет тему — А что это вы тут делаете?
— Да так, эклерчиками балуемся, стихи читаем, — говорит Настя.
Макс берет из рук Насти книгу, быстро пролистывает и заявляет:
— Цветаева — старье! Нет бы что-нибудь свеженькое.
— Между прочим, — говорит Катя, — у нас Ника тоже стихи пишет, и поет, и на гитаре играет.
— Это точно? Ты пишешь? — заинтересованно спрашивает Маус и смотрит на меня в упор.
Я тушуюсь под его взглядом, но так как надо что-то ответить, сдавленно говорю:
— Ну, в общем да. Но в основном, это полный бред.
— Люблю всякий бред, — отвечает он, и продолжает — Кстати, «Саббат» открывает сезон в октябре, и я в этом сезоне буду диджеем. Пора разбудить это болото, буду устраивать шоу и поэтические баталии, обещай, что придешь. И вообще, давай-ка я запишу твой телефон.
Как же это унизительно, раз за разом повторять, что у меня нет домашнего телефона, это просто проклятие какое-то.
— Три ноля по батарее, — грустно сообщаю я.
— Давай я тебе свой оставлю, — говорит Настя, хлопая ресницами.
— И я! — добавляет Катя, — Мы ждем, не дождемся, когда «Саббат» откроется после летних каникул! Хочется поскорей всех увидеть!
Она достает из сумочки коричневый косметический карандаш и быстро карябает на салфетке номер, потом это же проделывает и Настя.
— Кстати, а почему тебя зовут Маус? — спрашивает Катя.
— Потому, что это не полная кличка. А полная — Макси Маус, — объясняет Макс, запихивая салфетку с телефонами девочек в один из карманов куртки.
