Ложь (ЛП) - Хейл Карина (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Мое внимание полностью, единолично приковано к ней. К Наташе. Сидящей рядом со мной в темноте, наши плечи соприкасаются, свет от проектора отражается сребристыми лучам на ее прекрасном лице. Это похоже на самое завораживающее световое шоу, меняющееся с кадрами в фильме. Я не могу отвести взгляд, и не хочу.
Она так же очарована этим фильмом, как я ей, смеясь над диалогами, съёживаясь от страха перед насилием, и я чувствую, как мое сердце раздувается внутри меня, словно красный воздушный шар, прижимаясь к грудной клетке. Судьба поставила ее на мой путь, шанс получить что-то правильное, что изначально было неправильно.
Но почему у меня такое зловещее ощущение обреченности, жужжащее в затылке?
Потому что ты этого не заслуживаешь, — говорю я себе. — Не после всего того, что сделал.
Я проглатываю стыд, отказываясь чувствовать его. Лишь раз, единственный раз, я хочу быть свободным от своих ошибок.
Я хочу быть свободным.
Мне необходимо быть храбрым.
Наташа поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня, половина лица подсвечена экраном.
— Ты не смотришь фильм, — шепчет она.
Я наклоняюсь к ее шее, губы чуть ниже ее уха.
— Я лучше буду смотреть на тебя.
Я отстраняюсь не сразу, удерживая губу на месте близко к ее коже, вдыхая ее сладкий запах. Мысли проносятся у меня в голове, тяжёлые и непристойные, мысли, которые я не осмеливаюсь раскрывать.
Я хочу поцеловать тебя.
Облизать тебя.
Попробовать тебя на вкус.
Трахнуть.
Эта часть меня грязная и скрытная, но вполне реальная.
Словно услышав мои мысли, она застывает.
Я откидываюсь назад, чтобы посмотреть на неё, чувствуя, как мои брови сходятся вместе.
— Это было неуместно?
Она кивает глядя на экран.
— Да.
Несколько мгновений я смотрю на неё. Она не шутит. Она именно это и имеет в виду.
Воздушный шар в моей груди медленно сдувается. Самое смешное, что я не думал об этом, что только подтверждает то, насколько естественно я чувствую себя рядом с ней. Но она явно не ощущает то же самое.
Я сижу рядом с ней ещё минуту, неловкий и сконфуженный в темноте, смущение ползёт по мне, пока внезапно не поднимаюсь со своего места и не иду через проход в холл. Здесь тихо, оба экрана заняты, и я направляюсь в уборную, чтобы успокоиться.
Я плескаю немного холодной воды себе на лицо, а потом стираю ее, глядя на себя в зеркало. Мы оба изменились, и, несмотря на то, что есть ощущение, будто мы вернулись назад во времени, к тем же людям, которыми были, мы оба прошли через столько всего, что это просто невозможно.
Мы не можем вернуться к тому, что было.
Но мы можем идти вперёд.
Успокоившись, я иду в холл.
Наташа стоит там, крепко вцепившись в попкорн и вглядываясь в меня с таким беспокойством, что это чертовски очаровательно.
— Прости, — шепчет она.
— И ты меня, — говорю ей, подходя к ней так близко, что она вынуждена сделать шаг назад. — Прости за недопустимое поведение и за это тоже прости.
Я быстро наклоняюсь и целую ее. Ее мягкий крик удивления заглушается моими губами, прижатыми к ее губам в течение долгой, горячей минуты. Затем мой рот открывается, и язык скользит по ее.
Ведро попкорна падает рядом.
Мои легкие наполнены какой-то безрассудной, стремительной страстью.
Теперь я хватаю ее, рука опускается на ее затылок, на спину, притягивая ее ко мне, желая забраться глубже, поскольку языки пламени лижут мою кожу и мое желание становится более болезненным, чем когда-либо.
Не важно, что я в холле кинотеатра, на глазах у людей.
Мы могли быть хоть на Марсе, мне все равно, она все, что мне нужно, чтобы дышать.
Она тоже это чувствует. Я знаю это потому, как ее голова двигается с голодом, из-за крошечных, запыхавшихся звуков, которые она произносит, того, как ее тело ощущается рядом, дикое и напряженное и готовое взорваться.
Со вздохом она внезапно отстраняется, яркая, шипучая цепь между нами рвётся, оставляя меня пустым и ошеломленным.
— Я не могу это сделать, — мягко вскрикивает она. На лице отчётливо написана паника.
Она пытается отстраниться, но я хватаю ее за руки, удерживая на месте.
— Не можешь сделать что? — требую я.
— Это! — голос срывается, глаза наполняются слезами и болью. — Целовать тебя, быть с тобой. Все это.
В груди все холодеет.
— Почему нет? — удаётся выдавать мне, хотя я знаю, что она ответит. Я точно знаю «почему нет?». Потому что это исходит из тех же тёмных мест, где чувство вины жужжит, словно рой пчёл.
— Потому что мы бесчестим мертвых! — всхлипывает она. — Разве ты этого не чувствуешь?
Я резко отпускаю ее и втягиваю воздух.
Она тяжело дышит и смотрит на меня так, словно знает, что сделала что-то неправильное.
Я едва могу говорить.
— Они были моей семьей, Наташа. Не думай, что я не думаю о них каждый день, что я не буду думать о них всю оставшуюся жизнь
— Прости меня, — шепчет она, качая головой, слеза падает на пол. Я едва осознаю, что другой зал пустеет, люди выходят из дверей. — Бригс, мне очень жаль. Я просто смотрю на тебя и...
— Ты думаешь, что я - ошибка, — резко говорю я.
— А ты нет? — она беспокойно озирается вокруг и закрывает глаза. — Я просто не знаю, что делать.
В горле нарастает раздражение. Я хочу быть терпеливым, хочу быть понимающим. Но если у нее больше проблем с нами, чем у меня, не уверен, что могу изменить ее мнение. Я даже не уверен, правильно ли это для меня, чувствовать себя так.
Но я ведь именно так себя и чувствую.
Она наклоняется, чтобы поднять рассыпавшееся ведро попкорна, но я дотягиваюсь до него первым, и подхожу к мусорке, выбрасывая его. Теперь в холле много народу, и люди идут между нами. Шанс на серьезный разговор потерян.
Но мы не можем оставить все вот так.
Я возвращаюсь к ней.
— Давай выбираться отсюда. Пойдём куда-нибудь и поговорим.
— Здесь не о чем разговаривать, — говорит она, практически умоляя. — Спасибо за кино, Бригс.
Она поворачивается и уходит. Я секунду стою там, ошарашенный, что она фактически собирается оставить все как есть. Затем бегу за ней, пробираясь сквозь толпу, пока не оказываюсь рядом с ней, на Бейкер-стрит.
— Что случилось? Что изменилось? — шиплю я ей на ухо, когда спешу рядом с ней. — В понедельник ты отлично себя чувствовала, нам обоим было хорошо, я чувствовал себя счастливее, чем когда-либо за последние годы!
Ее брови поднимаются.
— Что случилось?! Ты взял и поцеловал меня!
— И в чем разница?
Она останавливается и отходит, чтобы не мешать пешеходам. Моргает глядя на меня.
— Разница есть. Быть друзьями достаточно сложно, но нечто большее...
Я делаю шаг вперёд, теперь нависая над ней.
— Ты когда-то любила меня. И я любил тебя.
— И посмотри, что сделала эта любовь! Она разрушила обе наши жизни!
Пульс стучит в горле, но я не могу отвернуться от нее. Часть меня хочет согласиться, соглашается, и все же это еще не вся история. Это жестоко, но все не так просто.
— Наташа, — тихо говорю я, и мои глаза блуждают по ее лицу, ища что-то, за что можно было бы зацепиться. Щёки покраснели, губа зажата между зубами. — Я не уверен, когда перестану чувствовать себя виноватым. Не уверен, когда ты перестанешь чувствовать себя виноватой. Но тот факт, что мы оба вышли из темной дыры, чтобы появиться здесь, — я развожу руками, — где мы сейчас, говорит, что мы способны отпустить. Способны двигаться дальше.
— И как мы можем двинуться дальше, если мы вернулись к тому, с чего начали?
— Потому что это не возвращение к началу, — говорю ей, нежно касаясь пальцами её подбородка. — Это не движение назад. Это движение вперёд. Мы начинаем с начала. Теперь. С нуля.
Она закрывает глаза, делай глубокий вдох. Затем качает головой.
— Тебе легко говорить, Бригс,— грустно говорит она, отходя от меня, — когда я чувствую к тебе все то, что чувствовала раньше.
