Невинность и страсть - Джонс Лиза Рене (книги онлайн TXT) 📗
Цветок экстаза начинает стремительно раскрываться, но я сопротивляюсь, стараюсь удержать блаженство предчувствия. Крис атакует, наступает, подталкивает, заставляет шаг за шагом подниматься на вершину — все выше и выше. Слабею с каждой секундой. Замираю, теряю способность шевелиться, а спустя мгновение взрываюсь и рассыпаюсь на бесчисленные осколки.
Сквозь туман доносится звериный рык; Крис вонзается еще глубже и тут же вздрагивает, заканчивая. Хочу разделить с ним наслаждение, как он только что делил со мной, но от слабости до сих пор не владею ни собственным телом, ни разумом.
Какое-то время мир вращается вокруг нас, а мы замираем в неподвижности, остаемся во власти бездумного, почти животного удовлетворения. Но вот сознание медленно возвращается, и первое, что я вижу, — это мерцающие в чернильной темноте огни города. Крис все еще во мне, на мне, а его ладони упираются в стекло рядом с моими.
Утыкается носом в шею.
— Как насчет пиццы?
Улыбаюсь:
— Лучше бы сразу две.
— Если у тебя хватит энергии продолжать в том же духе, то готов купить целую дюжину. — Он выскальзывает из моего лона, а меня переполняет тихая гордость.
Переборов страх раздавить хрупкую прозрачную стену, оборачиваюсь, прислоняюсь спиной к стеклу и смотрю, как Крис снимает презерватив и бросает в корзину для мусора. Джинсы его расстегнуты и спущены, но в остальном он полностью одет и даже обут. Гордость заметно меркнет, а собственная нагота кажется неуместной.
— Ты даже не разделся.
Он обнимает, гладит по голове, убирает с глаз волосы.
— Это потому, что из-за тебя потерял самообладание, а такого еще никогда не случалось.
В голосе слышится боль, и вдруг кажется… кажется, что сейчас, в этот неуловимый миг, я действительно ему нужна. Может быть, и он мне нужен не меньше. Провожу пальцами по щеке.
— Вся моя заслуга заключается в том, что стояла, подняв руки над головой, и с риском для жизни упиралась в стекло. Собственно, и сейчас делаю то же самое.
— Мы вместе делаем то же самое, — поправляет он. — Не волнуйся, здесь все рассчитано с учетом возможных ураганов, так что стекло нас выдержит.
Кладу ладонь ему на грудь, ощущаю ровные удары сердца и понимаю, что жизнь продолжается. Жизнь рядом с Крисом — ведь это он заставляет чувствовать себя живой. Благодарность переполняет, хочется его позабавить, развеселить.
— А знаешь, у меня ведь есть кое-какие комплексы.
Он вскидывает брови и смотрит с новым интересом.
— Да? И какие же именно?
— Ну, например, не могу пойти домой в бюстгальтере и расстегнутой блузке. Ты оторвал все пуговицы.
В награду получаю довольную ухмылку, похожую на ту, которую он подарил у подъезда галереи, возле своего «порше».
— Но в процессе утраты пуговиц жалоб почему-то не поступало.
— Я лишилась одежды, так что в качестве компенсации вполне заслужила удовольствие.
Глаза озорно вспыхивают.
— С радостью куплю тебе новую одежду, чтобы можно было повторить эксперимент.
— А пока придется надеть твою рубашку. Нельзя есть пиццу голышом, в одних лишь туфлях на шпильках.
Он снова ухмыляется.
— А что, было бы неплохо.
— Нет-нет, ни за что! — Со смехом сбрасываю туфли. — Не уговоришь!
— В следующий раз попробуем, — подмигивает он. По причинам, о которых я уже говорила, упоминание о новой встрече радовать не должно. Даже если не учитывать, что ему придется вернуться в Париж. Даже если не знать, в чем заключается его боль. Крис изранен так же, как и я, — вот почему мы не подходим друг другу. Следующий раз не принесет пользы ни ему, ни мне… если только сегодняшний вечер не потребует продолжения.
Крис на шаг отступает и, к моему удивлению, через голову стаскивает рубашку. О да, здесь есть на что посмотреть! Я знала, что он красив. Знала, что атлетически сложен, но сейчас выяснилось, что каждый дюйм скульптурной мускулатуры слеплен безукоризненно: на помощь щедрой природе пришли долгие часы спортивных тренировок. Наконец-то получаю долгожданную возможность рассмотреть причудливую татуировку, покрывающую правое плечо и руку. Вижу грандиозного дракона, изображенного так искусно и убедительно, словно художник рисовал его сам.
— Ну и как я тебе? Сгожусь? — тихо уточняет Крис.
Осторожно прикасаюсь к татуировке, но он тут же хватает меня за руку.
— Если будешь так смотреть, да еще и трогать, то пиццу не получишь. — Подходит и надевает на меня рубашку. Вдыхаю уже знакомый пьянящий запах, закутываюсь плотнее и мечтаю, чтобы это был он сам, а не одежда с его плеча.
— Не уверена, что озабочена пиццей больше всего на свете.
— Хочешь упасть в голодный обморок? Не позволю. — Он приподнимает пальцем мой подбородок и заставляет заглянуть в глаза. — Ну вот, теперь мы оба одеты лишь наполовину. — И шепотом добавляет: — Играем на равных.
На равных? Меньше всего ожидала услышать подобное заявление от человека, который всего несколько минут назад руководил каждым моим движением. Что-то здесь не складывается. Обычно власть способна только брать, но не отдавать. Как же ему удается делать и то, и другое? Впервые встречаю такого человека.
— Равенство означает, что теперь я поставлю тебя лицом к стеклянной стене, запрещу двигаться и начну безжалостно соблазнять?
Глаза темнеют; в зеленой глубине вновь загораются таинственные золотые огни.
— Если бы был уверен, что ты готова принять последствия, непременно позволил бы.
Позволил бы? Он позволил бы мне командовать собой?
— Что же это значит, Крис?
Он поднимает руку и проводит пальцем по моей нижней губе. Прикосновение исполнено нежности, и все же за внешним спокойствием ощущается с трудом сдерживаемое, готовое в любую секунду вырваться на поверхность отчаяние. Кажется, я уже почти научилась узнавать это состояние.
— Мог бы многое тебе показать, Сара, но боюсь, что ты тут же убежишь. — В голосе звучит искреннее сожаление.
Он стоит неподвижно, но меня внезапно постигает необъяснимо острый страх потери: хватаю его за руку и подхожу ближе.
— Почему ты решил, что убегу?
— Потому что знаю.
Неужели он думает, что сегодня довел меня до предела возможного? Неужели не видит, что я нуждаюсь в спасении и хочу большего?
— Ошибаешься.
Он качает головой:
— Нет, к сожалению, не ошибаюсь.
Открываю рот, чтобы возразить, но у него в кармане звонит сотовый. Собственно, не звонит, а играет: звучит фортепианная музыка. Готова поспорить на свою любимую машину, что исполняет пьесу его отец. А я сказала, что ненавижу своего отца. И что это на меня нашло? Отец Криса уже умер, но сразу видно, что сын высоко его ценит.
Крис достает телефон и отвечает на звонок — не сомневаюсь, что пользуется удачным поводом прервать разговор.
— Все верно, — произносит он в трубку. — Мою обычную и еще одну. Подождите секунду. — Вопросительно смотрит на меня. — Какую пиццу?
Ему звонят из пиццерии? Я в смятении.
— С сыром.
— Мою обычную, но двойную, — уточняет Крис. — Да-да. Спасибо. — Он отключается. — Пицца уже едет.
— Вот что называется настоящим сервисом.
— Они скоро закрываются. Джейкоб зашел, чтобы взять себе, и спросил, звонил ли я.
— Как я уже сказала, это и есть настоящий сервис.
— Мы с хозяином знакомы уже лет десять, а поскольку он держит еще и мясную лавку, куда я частенько захожу, то успели стать почти родственниками. Я у него любимый клиент, потому что ем много и часто. — Крис берет меня за руку и подводит к дивану. — Устраивайся поудобнее. Сейчас принесу тарелки и что-нибудь выпить. Будем есть прямо здесь. — Он улыбается. — Конечно, если тебе еще не надоело смотреть в окно.
Качаю головой, сажусь и вздрагиваю: мягкая коричневая кожа кажется холодной и неуютной.
— Это была не самая удачная из твоих шуток.
Крис берет со стола пульт, нажимает кнопку, и газовый камин в правом углу оживает.
— А я вообще большой мастер неудачных шуток.
