Драгоценный враг (СИ) - Реншоу Уинтер (читать книги полностью без сокращений txt, fb2) 📗
Я уже проехала полквартала, когда звоню Августу.
— Я только что поговорила с ним о сообщениях, — говорю я, когда он отвечает.
— Что ты выяснила?
— Ничего. Он прослезился и сказал, что это сложно, — говорю я. — И он предупредил меня, чтобы я говорила потише и не делала никаких предположений. И на этом разговор был окончен.
Август вздыхает в трубку.
— Звучит правдоподобно.
— Я знаю, что мы виделись всего час назад, но можно я приеду? — спрашиваю я.
Надежда в моем тоне очевидна, отчаяние неприкрыто. Мне все равно.
Он не отвечает немедленным «да», и у меня сводит живот. Я ползу к остановке на светофоре впереди и задерживаю дыхание.
— Мой папа и Кассандра сейчас дома, — говорит Август. — Но я встречу тебя где-нибудь. Ты можешь сесть в мою машину, и мы просто поедем. Мы поедем куда захочешь. А если устанем… мы просто снимем где-нибудь комнату.
Слезы затуманивают мое зрение, когда загорается зеленый свет, и я киваю, несмотря на то, что Август меня не видит.
— Да, хорошо. Где мы встретимся?
— Как насчет задней парковки библиотеки? Двадцать минут?
Шорох и шарканье заполняют фон, как будто он собирается. Звенят ключи, за ними следуют шаги.
Август бросает все ради меня.
Никаких вопросов.
Никаких колебаний.
Как будто я для него на первом месте и все остальное не имеет значения — и в этот момент это чувство взаимно.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
АВГУСТ
— Мне очень жаль, что я втянула тебя в это, — говорит Шеридан, забираясь в мою машину.
Ее глаза покраснели, щеки опухли… но она все равно самая красивая из всех, кого я видел в своей гребаной жизни.
Я наклоняюсь через консоль и впиваюсь поцелуем в ее розовые губы.
— Я здесь, потому что я этого хочу, — говорю я. — Никто меня ни во что не втягивает.
Следующие сорок пять минут мы едем на запад, не имея никакого пункта назначения. Рука об руку. Радио играет. Окна опущены, люк открыт.
Солнце садится, мы приближаемся к границе штата, но пока Шеридан не скажет мне остановиться, я не намерен снижать скорость. Я поеду с ней куда угодно.
— Может, остановимся? — Шеридан указывает на рекламный щит, утверждающий, что «всемирно известная» смотровая площадка Луна Виста находится в трех милях впереди. — Было бы неплохо подышать воздухом.
— Конечно.
Я целую ее руку и сворачиваю на следующий съезд. Указатели ведут нас через долину, заросшую деревьями, через мост длиной в милю, по извилистой дороге, где мы оказываемся на малолюдной стоянке. Другой указатель направляет нас к шаткой деревянной лестнице. К тому времени когда мы добираемся до самой смотровой площадки, небо темнеет, и звезды выходят из укрытий.
В каком-то смысле это идеальное время.
Я обнимаю ее сзади, когда жара позднего лета спадает.
— Здесь красиво, — говорит Шеридан. — Я не хочу уезжать.
Слева вдалеке мерцает маленький городок. Но справа — ничего. Может быть, темная пустота среди густых деревьев. Ни малейшего намека на свет, чтобы осветить их очертания. Как будто есть два пути, один из которых кристально чистый, а другой — огромный и таинственный. Возможно, жизнь во многом похожа на это. Мы можем идти по знакомому и узнаваемому, по верному пути… а можем прыгнуть в неизвестность и надеяться, что в конце концов оно того стоит.
— Жаль, что я не мог встретить тебя раньше, — говорю я.
Она хмыкает.
— Не думаю, что это имело бы значение. Судьба подставила нас обоих еще до того, как мы родились.
— Убеги со мной.
Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их обдумать, и у меня сжимает грудь почти до удушья, но мысль о том, чтобы жить этой дерьмовой жизнью без этой женщины рядом со мной, более болезненна, чем любая эмоциональная асфиксия, которую я могу себе представить.
Шеридан смотрит на меня сквозь бахрому темных ресниц, смеясь под нос.
— Еще одна из твоих безумных идей.
— Я серьезно. Мы могли бы начать все с чистого листа. Взять себе новые имена. Быть теми, кем мы хотим быть… вместе.
— Я не могу так поступить с мамой. Я не могу вот так разбить ее сердце.
— Тогда мы возьмем ее с собой.
— Она никогда не оставит Мередит Хиллз. Или моего папу. Они — ее дом. А если я когда-нибудь заставлю маму сесть с тобой в машину, у нее будет сердечный приступ, и я говорю совершенно серьезно. У нее слабое сердце. Эта штука — бомба замедленного действия, и встреча с тобой приведет ее в действие, я знаю это.
Я ничего не знаю о хрупкости или слабости, мне достаточно знать, что ее мама постоянно находится в деликатном состоянии, и то, что влияет на Шеридан, в конечном итоге влияет на меня.
— Хорошо, и каково же твое решение всего этого?
Шеридан вдыхает, снова поворачиваясь к виду.
— Если мы останемся вместе, мы причиним боль многим людям. А твой отец… кто знает, какие последствия будут для тебя? Я не уверена, что у нас будет счастливый конец.
Я поворачиваю Шер к себе и приподнимаю ее подбородок, пока наши рты не оказываются на одном уровне, прикасаюсь своими губами к ее.
— Ты изменила мою жизнь с той самой секунды, как вошла в нее, Розочка, — говорю я. — Это не может быть концом для нас. Теперь, когда встретил тебя, я не хочу никого другого.
— Ты увлекся, вот и все, — ее угасающий тон менее убедителен, чем ее слова, как будто Шеридан пытается убедить и себя. — Нам было весело.
— Мне было очень весело с другими женщинами… и ни с одной из них я не чувствовал ни малейшей доли того, что я чувствую, когда с тобой.
Шеридан прижимается щекой к моей груди, обхватывает меня руками и закрывает глаза. Эта теплая полнота снова наполняет мои вены, но мысль о том, что мне придется отвезти ее домой, попрощаться с ней на следующей неделе, превращает ее в невыносимую тесноту.
— Это странно, такое чувство, будто я знаю тебя всю свою жизнь, — ее голос едва слышен. — А я только недавно встретила тебя.
— Я не притворяюсь, что понимаю это.
Глядя на меня, Шеридан прикусывает губу, изучая мои глаза.
— Я не знаю, что произошло тогда между нашими семьями. То есть, я знаю, что пишут в газетах и что мне рассказывали родители. Но никто из нас не знает, что произошло на самом деле. Август, если мой отец был ответственен за то, что случилось с твоей мамой… Я никогда не прощу его. И я знаю, что это ничего не изменит. Это не вернет ее, но я серьезно. И я очень сожалею о твоей потере. У меня сердце болит от одной мысли о том, каково тебе было расти без нее.
За эти годы миллион людей выразили свои соболезнования, но ни разу это не было похоже на нечто большее, чем просто поздравительная открытка.
Когда-нибудь я расскажу ей о своем детстве.
О моем словесно оскорбляющем отце, брате-психопате, отсутствующем другом брате, и о череде нянь с кокаиновой зависимостью, которые меня воспитывали. Я расскажу ей, как мы редко ставили рождественскую елку. Как мой отец всегда ездил в отпуск без нас, потому что не мог ничем наслаждаться, если мы были рядом. Никто из нас никогда не ладил. В столетних стенах пробивали дыры больше раз, чем я могу припомнить.
Но я не хочу омрачать этот момент.
— Давай остановимся в этом отеле, — говорит Шеридан. — К черту. Я скажу маме, что останусь сегодня с Адри. Она видела, как я выбежала расстроенная. Мама знает, что я поссорилась с папой, и я уверена, что он дал ей какое-то туманное оправдание. Все будет хорошо. Давай сделаем это.
— Да?
Шеридан кивает.
— Да.
Мы едем к огням далекого города и останавливаемся у первого попавшегося отеля — какой-то трехзвездочной сети с вывеской, которая хвастается недавним ремонтом, но это не имеет значения. Я бы провел ночь на свалке, если бы это означало больше времени с ней. Шеридан пишет маме, а я снимаю для нас угловой номер на верхнем этаже, чтобы уединиться.
