Пастор (ЛП) - Симон Сиара (книги бесплатно без .TXT) 📗
Так продолжалось до тех пор, пока воскресным вечером меня не одолела тоска, и тогда я послал ей сообщение:
«Думаю о тебе».
Было такое ощущение, словно моя грудь и горло сшиты вместе, и я чуть не вскочил на ноги, когда увидел три вращающихся точки на экране, означавшие, что Поппи набирала ответ. Но затем они пропали.
Я глубоко вздохнул. Она перестала печатать. Она не собиралась отвечать.
Я даже не хотел думать о том, что это значило. Поэтому взамен я наградил себя разогретой запеканкой Милли, тремя сериями «Карточного домика» (прим.: американский телесериал 2013 года в жанре политической драмы, адаптация одноимённого сериала BBC по роману Майкла Доббса) и здоровой порцией скотча.
Я засыпал с чётками Лиззи между моими пальцами, каким-то образом чувствуя себя ещё более отдалённо от своей собственной жизни, чем когда-либо.
***
Я не видел Поппи этим утром на мессе, поэтому после исповеди Роуэна совсем не ожидал того, что она скользнёт по другую сторону кабинки.
Это могли бы быть нерешительный скрип двери, безошибочный шорох платья на мягких бёдрах или электричество, посылающее покалывания по моей коже, но я знал и без каких-либо слов, что это была она.
Её дверь закрылась, и какое-то время мы сидели в тишине, её дыхание было тихим, а я тревожно постукивал большим пальцем по ладони, ненавидя то, что уже был полутвёрдым, лишь находясь рядом с ней.
В итоге я спросил:
— Где ты пропадала?
Она выдохнула:
— Здесь. Я была прямо здесь.
— Я этого не ощущал, — я был смущён, насколько горько и ранимо прозвучал мой голос, но меня это не заботило.
Тайлер Белл в двадцать один год никогда бы не позволил девушке попасть под его броню гордости и никогда бы не показал ей, что она ранила его. Но теперь мне почти тридцать, колледж позади, и то, что не было важно для меня тогда, значило многое сейчас.
Или, возможно, не я был тем, кто изменился. Возможно, такое влияние на меня оказывала Поппи в любом возрасте и месте. Она сотворила что-то со мной, и я подумал (немного обиженно), что это несправедливо. Разве справедливо, что она могла вот так сидеть там и не беспокоиться тогда, когда я переживал о нас, что бы ни значило «нас» в данном случае.
— Ты злишься на меня? — спросила она.
Я прислонился к стене:
— Нет, — ответил я. — Немного. Не знаю.
— Ты знаешь.
Слова слетели с моих губ:
— Всё выглядит так, что я рискую всем, а ты ничем; и ты являешься единственной, кто убегает, и это не кажется справедливым.
— Убегаю от чего, Тайлер? От отношений, которых у нас не может быть? От секса, который разрушит твою карьеру, или ещё хуже? Я провела последние три дня, стуча головой об стену, потому что хочу тебя — я хочу тебя так сильно — но, заполучив тебя, я сломаю тебе жизнь. Как, думаешь, я чувствую себя из-за этого? Считаешь, я хочу разрушить твой источник дохода и твою общину, и всё ради себя?
Её вспышка надолго задержалась в моей голове после того, как она перестала говорить. Я и не думал, что она тоже будет испытывать чувство вины, что будет ощущать себя виновной. То, что Поппи хотела бы избегать меня, потому что не могла вынести бремя вины и быть частью того, что погубило бы меня.
Я не знал, что ответить на такое заявление. Я был благодарен и сбит с толку, в то же время всё ещё чувствуя боль.
Поэтому я произнёс первое, что пришло на ум:
— Как давно ты исповедовалась?
Выдох.
— Так вот как продолжится этот разговор?
Меня не волновало, каким образом будет происходить беседа, а также, как долго она продлится, мне просто хотелось говорить с ней.
— Если ты этого желаешь.
— А знаешь что? Да, я желаю.
Поппи.
«Секс до брака является грехом, так? И я уверена, что занятие сексом с пастором является грехом. И, наверное, трах на алтаре не указан где-нибудь в Папской Энциклике (прим.: основной папский документ по тем или иным важнейшим социально-политическим, религиозным и нравственным вопросам, адресованный верующим, или епископам, или архиепископам отдельной страны, и второй по важности после апостольской конституции), но я предполагаю, что это тоже грех. Поэтому я каюсь в этом. Сознаюсь, какой безумной себя чувствовала на том алтаре с тобой между моими ногами. В конечном итоге уговорила тебя дойти до конца. Мы были людьми больше, чем когда-либо — больше животными, чем когда-либо — но почему-то я до сих пор чувствую себя так близко к Богу, будто вся моя душа проснулась, пришла в полную готовность и начала танцевать. Я посмотрела на распятье — Христа на кресте — и подумала: вот что значит быть растерзанным за любовь. Это то, что зовётся перерождением. Я смотрела на него над твоим плечом, пока ты вбивался в меня, и Христос делал то же самое, и всё это ощущалось словно единственным секретом и мерцающей тайной: проникновенной и неясной. Я чувствовала, будто мы делали что-то воистину древнее, будто столкнулись с какой-то тайной церемонией, слившей нас воедино; но как я могу наслаждаться этим чувством, как могу праздновать это, когда речь идёт о такой высокой цене?
Я сказала тебе, что чувствую свою вину — это правда — но она сокрыта под многим другим, и я просто не могу разделить вину, радость и желание. Каждый раз, когда размышляю, я прихожу к решению сказать тебе, что мы должны соблюдать твои обеты и твой выбор, или сказать о том, что мы должны выяснить, каким способом —каким угодно образом — сможем снова видеться друг с другом, но тут же меняю своё мнение.
Беспокойство — это грех, даже я знаю, но я всё же больше, чем просто полевая лилия (прим.: отсылка к отрывку из Евангелия от Матфея (Мф. 6:27—33) о полевых лилиях). Я лилия, которая бы вырвалась из земли и легла бы у твоих ног. Когда дело доходит до тебя, я становлюсь неприкаянной и беспомощной, и в твоей милости дать солнечный свет и воду. И я даже не могу принадлежать тебе. Как мне можно не беспокоиться?
Прошлой ночью я так сильно хотела ответить на твоё сообщение, но не знала, что могу сказать, как уместить свои мысли в два или три связанных предложения. Я желала прийти в твой дом и поговорить, но знала, что, если сделаю так, не смогу удержаться и не прикоснуться к тебе, не трахнуть тебя; и я не хотела усложнять всё ещё больше, чем уже было.
Но после, продолжая смотреть на твоё сообщение, я гадала, как именно ты думал обо мне, и задавалась вопросом, вдруг ты вспоминал, как я ощущалась, будучи обёрнутой вокруг тебя. Как я извивалась под тобой. Я задавалась вопросом, вспоминал ли ты свою кухню и нас двоих, смотревших вниз на то, как твой член вошёл в меня.
И вот моё финальное признание. Я встала на колени на полу своей спальни, будто собираясь молиться, но вместо того, чтобы молиться, развела свои ноги и принялась трахать себя пальцами, представляя, что это ты.
И когда кончила, я молилась Богу, чтобы ты смог услышать, как я выкрикивала твоё имя».
ГЛАВА 15.
Люди могут судить меня за то, как ускорилось моё дыхание. За то, как я гладил себя через брюки. Но было достаточно, чтобы прекратить сопротивление, образа коленопреклонённой Поппи с закрытыми глазами и с мыслями обо мне в тот момент, когда её пальчики игрались с этой прекрасной щёлкой.
— Поппи, — сказал я, расстёгивая пряжку. — Расскажи мне больше.
Я знал, что она могла слышать звук расстёгиваемого ремня. Знал, что могла слышать движение молнии. В её вдохе и выдохе чувствовалась дрожь.
— Я использовала одну руку, чтобы касаться груди, — прошептала она. — А другой потирала клитор. Я хотела твой член так сильно, Тайлер, и это было всем, о чём я могла думать. Как он растягивает меня. Как ты каждый раз попадаешь по той идеальной точке.
Откинувшись назад, я освободил член из своих боксёров и обхватил его, медленно водя рукой вверх и вниз.
