Молчи обо мне (СИ) - Субботина Айя (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
— Тебе нужно успокоиться, — словно зная, о чем я хочу попросить, говорит Артем.
Пока обувается в прихожей, я нахожу силы выбраться из постели и, как лихорадочная, иду к нему на цыпочках. Успеваю схватить за локоть сразу двумя руками, прижимаюсь к спине вся сразу.
— Не уходи, пожалуйста… Я… мне больно в этой тишине.
— Жень, прекрати. — Голос моего Артема, но он бьет наотмашь, поперек, до кровоточащего пореза внутри. — Мне тоже вся эта херня не в радость.
— Мы справимся, если будем вместе, — шепотом говорю я. Во рту вкус крови — не фантомный, настоящий, соленый до жажды.
Артем не поворачивается, только спокойно высвобождает руку из моих судорожно сжатых пальцев.
— Выспись, дурочка, и не придумывай себе черти что.
Я снова провожу бессонную ночь и не разваливаюсь на куски только потому, что во мне еще есть то, что крепче клея — вера в нас.
Он приезжает в понедельник после работы, и я готова забыть несколько дней тишины, потому что мы снова вместе, в моей квартире снова пахнет зеленым мятным чаем, и я принадлежу своему мужчине. Мне ничего не нужно, я со всем справлюсь, если будем «мы» и, если для нас ничего не потеряно.
Все идет, как обычно.
И не так, как обычно.
Артем делает те же вещи, но у него снова звонит телефон, и он снова сутками пропадает на работе. Неделю, другую: мы есть, но это словно химера, насмешка над тем, что было раньше. Невозможно объяснить это словами, нельзя ткнуть во что-то пальцем и сказать: «Эта деталь вышла из строя, мы ее заменим — и снова все будет хорошо». Есть только все увеличивающееся чувство тревоги и тоски, потому что я все еще в той трясине, а чудесное спасение оказалось лишь сном. Я спрашиваю, все ли у нас хорошо, Артем всегда отвечает «Да, малыш», но спокойствия это не приносит.
Я не верю себе? Я не верю ему?
Все ломается в очередные выходные, когда Артем говорит, что по работе должен уехать до понедельника. Я снова молча реву, провожая его улыбкой и словами:
— Мне все время тебя мало, возвращайся, пожалуйста, поскорее. И напиши, как доберешься.
Он не пишет: ни через час, ни вечером, ни на следующий день. Пора б уже привыкнуть к тому, что Артем терпеть не может, когда его контролируют и не накручивать себя, потому что молчит просто из желания защитить личное пространство, но мне все равно плохо. Так же плохо, как и во все предыдущие разы, когда он был где-то бесконечно далеко, словно в другой галактике, и у нас просто не существовало физических форм связи.
И в моей голове снова те фотографии и та женщина. Она — раковая опухоль у меня на сердце, постоянно там и постоянно болит, впрыскивая в кровь яд сомнения. Мне нужно просто спросить его об этом. А если он в самом деле все это время был с нами обеими?
Я не знаю, как буду жить.
Артем возвращается не в понедельник, а только в среду. Злой и какой-то раздраженный, отмахивается, когда я пытаюсь спросить, что случилось и чем могу помочь. Говорит, что не голоден. Становится возле окна, пока я пытаюсь найти подходящие слова, чтобы начать неудобный разговор. Все потому, что в последнее время мы почти перестали разговаривать, кто-то должен прорвать плотину, за которой нагромоздилось недопонимание, невысказанные обиды и укоры.
Все будет хорошо, надо только…
— Жень, нам нужно сделать паузу, — опережает меня Артем.
— Что? — переспрашиваю я.
— Нам нужно немного отдохнуть друг от друга, пару недель побыть на расстоянии.
— Мне не нужно! — выпаливаю в ответ. Слишком громко и как-то надрывно, словно не успеваю проглотить гранату, и она разрывает голосовые связки. — Артем, я не понимаю. Уже совсем ничего не понимаю. Что происходит?
«И почему ты не повернешься ко мне лицом?»
— Жень, я… Просто хочу побыть один.
Я пытаюсь отыскать ошибку. Смотрю на стремительно истекающее время на таймере огромной ядерной бомбы, которая вот-вот разрушит все до основания, и отчаянно хватаюсь за последние секунды, чтобы исправить расчеты, увидеть погрешность. Господи, я в таком отчаянии, что готова достать жвачку и залепить ею проклятый счетчик, лишь бы и дальше быть в неведении.
Что сказать мужчине, когда он говорит, что хочет побыть один, но отчаянно не хочешь его отпускать? Я иду к нему, поднимаю руки, чтобы притронуться — и вдруг вспоминаю, как Артем «отцепился» от меня в прошлый раз. Как будто я какой-то паразит, клещ на его безупречной одежде. И руки сами собой падают вдоль тела, словно пустые рукава.
— Скажи, что не так — и мы все исправим. — Мне так больно говорить своим кровоточащим горлом, но если я буду молчать сейчас — потом будет поздно! — Я же знаю, что ты мой мужчина, мне другой не нужен. Никто. Только ты.
Артем резко поворачивается, трет ладонью лицо и снова отходит, как будто одна моя близость отравляет ему жизнь.
— Ты меня душишь, Женя! — Зло, снова наотмашь, снова до внутренностей.
И на этот раз во мне нет сил держаться: я просто плачу, реву навзрыд и что-то все время говорю, говорю… В который раз тысячу слов о любви, о нас, о будущем.
— Тебя слишком много в моей жизни, Жень. Ты везде. А мне везде не нужно. Мне не нужно тихое семейное счастье, я — холостяк. Прости.
Я почти не вижу его лицо за слезами. Понимаю, что больше и не увижу, пытаюсь вытереть соль, но ее становится только больше.
— У нас не получается, сама видишь.
— Я люблю тебя, Артем…
Мне плевать на женскую гордость, на силу, на самодостаточность. На все плевать! Я знаю, что меня просто не будет, когда за ним закроется дверь. Я рассыплюсь на атомы, превращусь в лужу слез, но он все равно не вернется, не ответит ни на одно мое сообщение, не напишет и не позвонит сам. Он просто уйдет, потому что вычеркнул меня из своей жизни. У меня больше не будет шанса сказать ему, что я готова на все, лишь бы он передумал, дал нам еще хотя бы один день.
— Не отворачивайся от меня. — Как же больно. Невыносимо. Сердце пульсирует рваным ритмом. — Я буду лучшей для тебя, обещаю… Стану всем. Только… не уходи…
Но он уже не слышит, потому что стоит за порогом входной двери и холодно, сухо, стреляет в меня последним:
— Прощай, малыш.
В тишине пустой квартиры я медленно умираю в полном одиночестве.
На какое-то время моя реальность глохнет, превращается в вакуум, где нет ничего, даже меня, потому что куда бы я ни посмотрела — все расплывается, теряет четкие контуры, становится бесцветной мешаниной. Я изо всех сил пробую себя собрать по кусочкам, по маленьким осколкам хотя бы того, что еще не до конца сломано, но ничего не получается.
Последние месяцы жизни проносятся перед глазами каким-то непонятным немым кино. Я хочу понять, разобраться, где именно сделала ошибку, из-за которой все пошло не так — и мы с Артемом оказались здесь — в точке, где все закончилось. Я правда стараюсь, потому что спустя несколько часов безумной тишины мне нужно ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы выжить. И я хватаюсь за надежду. Она такая же слабая и колченогая, как и я, но это лучше, чем прямо сейчас, в эту секунду, осознать, что все — больше не будет никаких «мы», больше не будет «нас» — и я снова вернусь в жизнь, где в моей квартире будет душно от тишины.
Так проходит первый день: я скитаюсь по квартире, пытаюсь заставить себя съесть хоть что-нибудь, но от запаха еды тошнит и выкручивает. Мое тело не хочет ничего, даже лежать, свернувшись калачиком, становится невыносимо больно.
Я знаю, что Артем не позвонит и не напишет, но все равно жду: все время нахожу взглядом телефон, проверяю, нет ли от него сообщений, хоть светодиод предательски темен. Я продолжаю верить в то, что осознаю, как самообман. Иррациональное нелогичное поведение, и мне противно от себя самой, но я ничего не могу поделать: если отпущу последнюю соломинку, просто пойду ко дну, и мысль о том, что в пустоте и тишине, где у меня ничего уже не будет болеть, кажется невыносимо приятной.
Впервые за много лет звоню на работу и вру, что простудилась. Прошу дать мне пару дней отдыха, чтобы я снова была в обойме. Плевать, что кашель в трубку не очень убедителен, я просто не хочу выбираться из-под обвала своей рухнувшей жизни.
