Молчи обо мне (СИ) - Субботина Айя (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
На третий день после ухода Артема умирает даже надежда. Я все еще срываюсь на каждый сигнал телефона, с восторгом маленькой девочки, получающей в подарок предел детских мечтаний, смотрю на экран телефона — и каждый раз падаю, срываюсь с обрыва в глубокое ущелье. Ломаюсь вся, до последней кости, но каким-то чудом собираю себя и снова взбираюсь вверх без страховки.
Но, в конце концов, приходит время перестать прятаться от мира. Я смотр в зеркало на свои впавшие глаза и провалах темных кругов, искусанные губы и щеки, которые провалились до выразительных уродливых теней. Кажется, я почти ничего не ела три дня. И от мыслей о том, что нужно затолкать в себя хоть кусочек пищи, начинает кружиться голова. Даже макияж не особо скрадывает мое состояние. Я знаю, что на работе поползут слухи, но понятия не имею, что на них отвечать. Все знают, что у стервы Левитской появился мужчина, который забирает ее с работы, дарит цветы и смотрит на нее из фоторамки на рабочем столе. Поэтому, когда приезжаю в редакцию, мне кажется, что все, даже студенты и клерки самого низшего звена уже в курсе, что теперь и я — брошенка. Слово, которым Тася называет женщин на своих тренингах. Слово, которым она теперь будет называть меня.
Я ныряю в работу. Пытаюсь погрузиться в бесконечные статьи, наработки, кипы папок, которые скопились на столе за дни моего отсутствия. Раньше мое тщеславие сплясало бы джигу на том факте, что всего за два дня вся работа журнала почти встала, потому что из обоймы выпала самая важная делать — я. Но сейчас мне приходится силой сосредотачиваться даже на том, что раньше сделала бы одной рукой, не задумываясь и не подключая основной потенциал.
Мне кажется, что все шепчутся только обо мне.
Но все шепчутся о том, что скоро «VOS» сольется с какой-то другой редакцией — и грядут большие перемены.
Время до выходных проходит так медленно, что я чувствую себя постаревшей лет на десять.
В воскресенье приезжает сестра: силой заставляет меня одеться и вытаскивает в парк, потому что на улице хороший теплый день. Апрель, словно в насмешку, слишком солнечный для моей душевной боли.
— Можешь ничего не говорить, — бросает Тася, беря меня под руку, пока мы идем по дорожке уже начавшего зеленеть парка. — Тёмочка уже неделю приезжает за своей красавицей. Даже, сука, не скрывается!
Тася смеется, а меня снова за секунды расшатывает. Саркофаг над моим внутренним Чернобылем, который я еле-еле соорудила, снова лопается словно яичная скорлупа. Ноги подкашиваются, но я продолжаю идти, словно вдруг раздвоилась, и там, сзади, осталась единственная живая часть меня.
— Они снова вместе? — глухо спрашиваю я. Мне так больно, что не болит уже нигде.
— Что значит «снова»? — фыркает сестра. — Я тебе говорила, что там ничего и не заканчивалось. Но я же тебе враг, а Тёмочка — ангелок. Зачем верить родной сестре, если мужик сказал, что ничего нет. Женька, он тебе голову морочил все это время. Был с тобой и потрахивал другую бабу. Слушай, ну они у меня на курсе все откровенны, как грешники на исповеди. Скажи спасибо, что я не пересказываю все ее откровения.
— Она врет.
— Да перестань ты быть слепой! — Тася берет меня за плечи и трясет что есть силы, пока я не начинаю просить остановиться. — Женя, хватит! Ты вляпалась в хуевого мужика. В самого хуевого из всех, которого можно представить. Ты никогда не была любимой и единственной. Ты была просто удобной альтернативой другой бабе.
Стаканчик вываливается из моих рук, потому что прилетевший сквозняк почему-то оглушительно пахнет мятным зеленым чаем.
Все, во что я верила, оказалось обманом размером со Вселенную.
И я снова приземляюсь на острые шипы обмана. На этот раз — вдребезги.
И мне уже не встать, не научиться снова летать.
Мне…
— Женя? — знакомый голос справа.
Я иду на него, как слепая — на колокольчик. Протягиваю руки, надеясь, что на этот раз упаду в руки мужчины, который хотя бы может слышать мои мысли. Каждый шаг, как в «Русалочке»: босыми ступнями по невидимым ножам, до кровоточащей кожи. И у меня уже совсем не осталось сил.
Он вообще ни о чем не спрашивает: только крепко обнимает дрожащими руками.
— Спаси меня… — громким шепотом кричу я.
И Игорь отвечает:
— Я тебя больше не отпущу.
Глава тридцать вторая: Одиночка
На этот раз Лука не приглашает меня в дорогой ресторан. Мы договариваемся встретиться в кафе на набережной, на летней площадке за плетеными стоиками и красивыми креслами из ротанга под удобными подушками.
Две недели жизни без Артема.
Две недели жизни, которые я провожу под грифом «улыбаюсь и живу», а внутри меня ползают огромные злые демоны и выжигают напалмом все живое, что каким-то чудом умудряется пробиться через толщу трупов моих убитых розовых единорогов.
Я с Игорем. Мы встречаемся, как школьники: видимся вечерами, гуляем, держимся за руки. Он не торопит, не давит, даже не пытается говорить о нас и будущем. Мы просто гуляем в полной тишине, изредка делясь друг с другом рассказами, как прошел день. Мы даже не целуемся, потому что его развод до сих пор в подвешенном состоянии, и мы решили, что до дня, когда их с Юлей официально разведут, нам хватит просто вот этого: возможности быть друг для друга друзьями. Чуть больше, чем друзьями.
И мне… никак. Мне просто ровно. Нечему болеть, нечему выздоравливать, нечему любить. Я пытаюсь вспомнить нас прошлых, те дни, когда у меня дрожало сердце на электропроводах, потому что он был рядом — и я слышала его голос. Игорь смотрит на меня так жадно, что мне порой не по себе от того, что во мне пока ничего не екает. Умом мы оба понимаем, что после пережитого ядерного удара должно пройти время, чтобы почва восстановилась и смогла дать жизнь хоть слабой травинке, но каждый раз, когда он украдкой поглядывает в мою сторону, я чувствую его боль. И ненавижу себя за то, что нуждаюсь в нем слишком сильно, чтобы отпустить и не мучить.
Моя жизнь стала слишком сложной, потому что я до сих пор люблю человека, который никогда не любил меня, а тот, кому я нужна — больно колется о мои шипы.
Днем у меня штиль: я работаю, переписываюсь с Игорем. Вечер мы проводим время вместе. Ночью я снова плачу в подушку.
Зацикленный круг, из которого необходимо вырваться, чтобы не сойти с ума.
Поэтому я хватаюсь за последнюю соломинку — за предложение, от которого не отказалась бы ни одна нормальная женщина, и которое, надеюсь, станет для меня лекарством от душевных ран.
— Здесь уютно, — говорю я, когда Лука отодвигает кресло, чтобы помочь мне сесть. Несмотря на то, что на набережной гуляет холодный ветер, он выбирает самый тихий угол. — Спасибо, что нашли время встретиться.
— Я говорил, что заинтересован в вас, как в сотруднике, Евгения, — без пафоса отвечает он, и, когда я беру планшетку меню, добавляет: — Я уже заказал на двоих.
Тон этой фразы и ее подтекст — все, что стоит знать об этом мужчине.
Он не давит, но он ведет. Весь разговор, его детали, тонкости, острые углы и виражи — Лука ведет. Я не чувствую себя заложницей «властного босса», скорее куклой, которую умело дергают за ниточки, давая ровно столько личной свободы, чтобы она не ощущала зависимости от хозяйской прихоти. Но при всем этом мне… комфортно. Я слышала, что так бывает с некоторыми видами психических расстройств, когда связанные накрепко люди внезапно успокаиваются и чувствуют себя в безопасности. Потому что хоть изредка им можно перестать пытаться жить по правилам своего сломанного мира, а вместо этого позволить кому-то более умному и сильному решать за них.
— Все хорошо? — Лука, наконец, делает паузу в нашем диалоге о работе, который на самом деле скорее монолог, изредка разбавленный моими кивками и короткими согласными ответами.
— Почему вы думаете, что что-то не в порядке? — Я нарочно не тянусь за бокалом, потому что почти наверняка меня выдадут дрожащие руки. Я знаю, на что подписываюсь, знаю, что после моего окончательного согласия этот Мефистофель подсунет пергамент и серебряную иглу, чтобы я проколола палец и подписалась кровью. Такие деньги и такие возможности не дают за просто так. Это всегда сделка за душу — ни больше ни меньше.
